— Но вот Злой ли это Дух?.. Хотя такое понятие существует со времен средневековья… — Молодой человек как бы прикидывал про себя и все же пришел к мысли — почему бы и нам не называть так все влекущее в тупик, к провалам и неудачам. — Ну да, конечно, есть такие силы, как и силы, энергично им противоборствующие, — продолжал он. — Темные направляющие, векторы хаоса постоянно стараются нарушить высшую гармонию, к которой стремится природа и во все времена стремились самые светлые умы. И не только борцы-одиночки, но целые государства. И наша страна стоит на страже порядка и гармонии.

При упоминании "нашей страны" девушка наморщила презрительно носик, словно надумав возразить, но вдохновение оратора все же заставило ее промолчать.

И молодой человек заговорил очень сердито, с осуждением, о твердолобых ученых мужах, придерживающихся сугубо материалистических взглядов и не видящих или не желающих видеть априорной тяги всего живого к совершенству. Каким абсурдным и неуютным был бы мир, и впрямь лишенный высшей идеи и божественного предопределения. Стихийное буйство белков, выделение соков, мерзостное заглатывание и переваривание. Низведение жизни к бесхитростному обмену веществ — это же преступление и ересь! Это грех по отношению к высшему разуму!

— Разве не так? — спросил молодой человек в возбуждении и, разумеется, в ответ услышал вежливое и застенчивое "да".

Молодой провозвестник истины вскочил и стал метаться туда-сюда по комнате, заложив руки за спину и как бы совершенно забыв о существовании гостьи. А та слушала его, боязливо сжавшись в комочек, и неотрывно смотрела на носок своей тщательно наваксенной, но все же чуточку облезшей туфельки.

Молодой человек принялся рассказывать о том, как изучал жизнь растений, даже отослал подробное письмо известному ботанику, который на основе фотосинтеза, цитологии и биохимии, доказывает, мол, растениям удается расти. Однако, если вдуматься, какое же это открытие?! Ведь и мы с вами прекрасно знаем, что им действительно удается расти…

Тут девушке представилась возможность вставить словечко — ей очень-очень нравятся цветочки. Особенно подснежники. Но и такое всем ненавистное растение, как одуванчик, ей тоже очень по душе.

Однако молодому человеку было не до того: его все еще волновала проблема роста как таковая; да, возможность какого-либо свершения отнюдь не является автоматически причиной этого фактически свершающегося действия. Не так ли? И молодой человек потребовал в своем письме прямого и недву-смысленного ответа на вопрос, почему все-таки цветы растут? Очень хорошо, что процесс роста возможен, но ведь то же самое следует сказать и об отсутствии роста, оно так же возможно и даже более вероятно! Кто же их побуждает?! А? Никак мы не можем обойтись без старого доброго vis vitalis [1]или чего-нибудь подобного. Как вы полагаете?

Поставив этот вопрос, кстати сказать, в весьма драматическом тоне, он взял чашечку кофе, но в возбуждении, а иначе его состояние не назовешь, чуть ли не половину выплеснул на себя.

Возникла пауза, во время которой, пока молодой человек неуклюже пытался промокнуть брюки носовым платком, из стенной ниши вполне мог высунуться микрофон, словно серебристая очковая змея, и поводить своим металлическим ухом туда-сюда, дабы удостовериться, что в помещении не происходит ничего такого, что следовало бы зафиксировать. Между прочим, о наличии этого звукоулавливателя молодой человек не имел ни малейшего представления.

Впрочем, пролитый кофе девушку несколько приободрил. Она даже хихикнула про себя, глядя на столь свойственную людям промашку, случившуюся с этим похожим на апостола человеком. Она даже обрела чуточку смелости и собиралась дать совет посыпать брюки солью. Вырастут цветочки или нет, а пятно необходимо удалить!

Н-да, а может быть, стоит нарядить вроде бы осмелевшую девушку в темно-красное платье с декольте и с претензией на элегантность? В подобном случае, разумеется, и чулки должны быть новые да еще модельные туфельки на шпильках. Теперь, расхрабрившись в заметно получшевшем наряде, она могла бы спросить, с какой вообще-то стати первопричины цветочного роста занимают молодого человека до полного самозабвения? С дамской усмешкой на устах онa обронила бы предположение, что цветочкам, небось, самим лучше знать, почему они растут, хотя, что более вероятно, они вообще не испытывают интереса к этому вопросу. Она напрягла память и вдруг изрекла со значением строку из какой-то давным-давно попавшей в руки книги:

— Живи как трава!

— К этому мы давно стремимся, хотя в настоящий момент, право слово, гораздо важнее работа садовника. Да, но это нелегкая работа, потому что сорняки тоже трава, которая хочет жить. Стоя на страже жизни и этики, нам иногда приходится отправляться в поход против сорных форм существования… — Вздохнул молодой господин, стараясь привести в порядок свои мысли, а вместе с тем вытравить кофейное пятно на брюках. Он, по-видимому, даже не слышал презрительного утверждения девушки, дескать, заниматься прополкой ужасно скучно и противно.

— Грань между добром и злом столь призрачна, столь трудно распознаваема… — начал было развивать свою мысль молодой человек, но девушка тут же его прервала:

— Чем больше мы знаем, тем яснее становится, что ничего не знаем! — важно провозгласила она, хотя ее утверждение едва ли было оригинальным.

— Увы, так оно и есть.

Тут молодой человек пристальнее взглянул на девушку, нет, скорее на нагловатую дамочку, в каковом качестве, кстати, она показалась ему гораздо менее интересной. Ведь к нему пришла перепуганная девушка, пожелавшая узнать о скверных проявлениях злых духов. Девушка, нуждающаяся в помощи, была много привлекательнее. Но, кажется, и сама она поняла, что изменение облика пошло не столько на пользу, сколько во вред, поэтому мы снова видим ее в школьном платьице с вытертыми на локтях рукавами. Вот она, как прежде, скромно сидит на краю дивана, положив на колени красные руки со следами царапин, и признается — дескать, и впрямь верит в существование неких скверных сил. Порой она ощущает, прямо-таки отчетливо ощущает, что вот начинается — опять на нее наседает эта нечисть. То же самое было и в тот раз, когда она кидала в господина камни.

— Во всех нас много скверного, — заявил молодой человек и добавил, что обычно скверна проявляется от какого-нибудь внешнего побуждения. Не подтолкнул ли ее обладатель белого смокинга, тот самый сомнителный парень по прозвищу Станционный Граф? Может быть, просто что-то наговорил? Лично на него этот самый "граф" произвел неблагоприятное впечатление.

— Нет-нет, ничего подобного! — Девушка поспешила защитить своего знакомого, да так ревностно, возвысив голос, что даже молодой человек не мог этого не заметить. — Правда, Граф сказал, что молодой человек какой-то, ну… — Она запнулась, придя в смущение, но все же закончила фразу: — Скользкий тип, на осведомителя смахивает. Но сразу же поправился, — тут девушка опустила глаза, — дескать, едва ли это так, поскольку он, молодой человек… слишком уж простодушен для подобных занятий. Вы, случаем, не обиделись? — в немалом смущении спросила девушка.

— Ничуть, — улыбнулся молодой человек. И рассказал, что его и раньше принимали за простодушного, поскольку он всегда и везде искал смысл жизни и проявление высшего духа.

Пожалуй, свидетельством тому явились большая Библия и стопка музыкальных пьес в форме хоралов на комнатном органе.

— Вы верующий? — боязливо осведомилась девушка.

— А как же иначе! Бог есть! Есть абсолют, первооснова вселенной! — провозгласил молодой человек. — Я ощущаю это всем своим существом. — Он подошел к окну, торжественно раздвинул шторы и распахнул рамы: — Всмотритесь в этот мир! Он же воистину одухотворенный! Всмотритесь и вслушайтесь, дитя человеческое!

В этом случае как нельзя лучше подошла бы августовская ночь, тихая ночь позднего лета, напоенная запахами тучной зрелости и близкой осени. Молодая луна, такая теплая, ощутимо податливая, отливала оранжевым цветом, казалось, сожми ее в кулаке, и потечет нечто вроде апельсинового сока. Легкий ветерок клонил к окну ветку клена, зелень листьев ярко сверкала в направленном свете лампы.