Глава 3. Охота

Жаркий весенний лучик прорвался сквозь пушистое облако, раскрасив его розовой дымкой, зацепился за сизовато-зеленые чешуйки хвои можжевельника и, не удержавшись, упал на металлическое зеркало. Заплясал золотой озорник на холодном глянце, расцеловал отражённый в нём девичий лик и рассыпался солнечными зайчиками по траве. Тонкие пальцы прерывисто водили камнем по изогнутому лезвию, вызывая тихий скрежет. Длинные ресницы взмыли вверх, голубые озёра выхватили из-за поросшего мхом обломка горы высокую широкую фигуру, сердце радостно забилось, пухленькие губки слегка изогнулись в улыбке.

— Опять раньше петухов поднялся, Красная Зорька? — спросила девушка.

Парень подошёл к ней, лёг на махровую траву и закрыл глаза, слушая, как внизу шумит речушка.

— Решил осмотреться, — сказал он.

— И как? — поинтересовалась омуженка, не отрываясь от заточки своей сабли.

— Тихо, — сказал витязь. — Не к добру это.

— Конечно, не к добру, — ухмыльнулась Умила. — Тут уже нечистью не напугаешь, когда османцы дружину увидали. Мы затаились и они тоже.

— Они скопищем сюда не сунутся, лазутчиков пошлют, — рассуждал Баровит, — изловить их надо.

Девушка провела пальцем по золочёной голове сокола - рукояти своей сабли:

— Надо.

Изящное оружие нырнуло в ножны, златовласая посмотрела на витязя, аккуратно убрала с его закрытых глаз непослушную тёмно-русую прядь:

— Придумаем что-то... Идём с Волотом поговорим, он точно сообразит что-нибудь.

Воин провёл тыльной стороной кисти по рукаву девушки, пробежал взглядом по её лицу:

— Ты бы переставала без кольчуги ходить, Умила.

— Если бы мы вчера в кольчугах пошли, то не выплыли бы, — отвечала она.

— Тяжела тебе?

— Нет, твой брат мне такую кольчужку сделал, что не тяжелей этой рубахи, но плавать в ней трудно, — улыбнулась омуженка.

— Всё равно, не забывай.

Девушка нагнулась к нему и улыбнулась:

— Хорошо, раз тебе так спокойней будет.

Широкая ладонь скользнула по её голове, сжала затылок и потянула вниз. Умила пыталась сопротивляться, упиревшись руками в землю, но тщетно. Воин коснулся губами её лба и, отпустив, заметил, как на белых щеках вспыхнул румянец и, как сорвалась довольная улыбка. Надежда на то, что чувства его взаимны, укоренилась в его сердце и не позволяла сдаваться. Он поднялся с зелёного ковра и кинулся вдогонку за грациозной Дивницей*.

Дружинники стучали кружками, разливая по ним молоко, принесённое Волотом из деревни. Радмила отломила кусок хлеба и передала буханку дальше. Рядом с ней опустились Умила и Баровит, голубоглазая наградила сидящего напротив брата лучезарной улыбкой:

— Нагулялся, родимый?

— Угу, — кивнул витязь, протягивая им кружки с молоком, — вы, смотрю, тоже.

— Османцы как сквозь землю канули, — сказал Баровит, сделав глоток.

— Давай выманим, — ухмыльнулся Волот.

— Как же?— почуяв неладное, прищурилась Радмила.

— Я бы пошукала их с Радмилкой незаметно, — предложила Умила.

Один из дружинников посмотрел на друзей, ухмыльнулся, прищурив голубые глаза и откинув волнистые тёмно-русые волосы за спину.

— А я с Волотом согласен, — сказал он, — чего за ними бегать, приманить их надобно.

— На что ты их приманивать собрался, Ждан? — напряглась Умила.

— На мёд? — ухмыльнулся Баровит.

— Пчёл на мёд, а мужика на девку красную, — пояснил парень.

— Что тут баб мало? — фыркнула Умила, — Невидаль какая.

— Баб тут много, — задумчиво сказал Волот, — токмо, они все чернявые, что лично мне любо очень, а вот вы на их фоне звёздочками засветитесь, сложно будет османам мимо вас пройти.

Омуженки переглянулись и напряжённо уставились на Бера.

—По-другому нужно, — возразил Баровит, — лучше мужиков пахарями обрядить.

— А что? — оживился худощавый дружинник. — Пущай девки осман на сеновал заманят, мы там их и порубаем.

— Может, ты их и заманишь? — ухмыльнулась Умила. — С тебя если кольчугу и шлем снять, да сарафан надеть, то и очень смазливая баба выйдет.

— Токмо, побрить его не забудь, — добавила Радмила.

— Заманишь осман на сеновал и перебьёшь по одному, — продолжала златовласая, — а не справишься, мы подсобим.

Воин вскочил, в один прыжок рядом с ней оказался и замахнулся на омуженку:

— Место знай своё, баба!

Золотой сокол сам лёг в руку, ножны щёлкнули, остриё* тихо звякнуло о его кольчугу, и медленно поползло по груди к шее.

— Я-то место своё знаю, — холодно сказала девушка, не поднимаясь с земли и сильнее надавливая на рукоять сабли. — А ты своё знаешь? Если я тебе кровушки выпущу малость, ты лучше соображать станешь?

Его рука медленно легла на меч, отчего Баровит выпрямился во весь свой рост:

— Где бабу ты увидел? Витязь перед тобой, в ножки кланяйся ей, ратник, глядишь, простит тебя.

Оскорблённый воин с опаской глянул на парня, но продолжил вытягивать из ножен меч.

— Лучше сядь обратно, Бус, — спокойно сказал Волот.— Если и я встану, то мокрого места от тебя не останется.

Ратник отпустил черен и сделал шаг назад, он вернулся на место и зло посмотрел на витязей. Лишь потом заметил, что за его спиной возник воевода. Демир окинул своих дружинников строгим взглядом.

— Мало с вас войнушки? Хотите меж собой ещё погрызться? — прогремел он. — Каждый прав из вас, потому Умила, Радмила, Бус, Ивар и Баян пойдут в деревню и прикинутся мирянами.

— Батый, меня с ними отправь, — попросился Баровит.

— Ты себя видел? — ухмыльнулся воевода. — Во всей деревне таких мужиков нет, за кого мы тебя, кабаняру, выдадим?

— Меня возьмите, я меньше, — вызвался Ждан.

— Меньше кого? — ухмыльнулась Радмила, смерив витязя взглядом.

— Ну, Волота меньше, — смутился парень.

— Все меньше Бера нашего, и я тоже, — мхыкнул Баровит.

— Чего? — возмутился Волот. — Ты ниже меня на палец и легче на полпуда* от силы.

— Но ведь ниже и легче, — широко улыбнулся Зорька.

Демир внимательно посмотрел на Ждана, он конечно меньше был его сына, но всё равно больше каждого из дружинников, но и в бою десятерых стоил.

— Ладно, под кузнеца тебя заделаем, — сдался батый. — Волот, попроси Любаву одежду им раздобыть, девкам нашим стало быть сарафаны.

— Ого, в сарафане тебя увижу, — улыбнулся Умиле Баровит.

— Да, последний раз сарафан на ней был лет в десять, если не раньше, — задумался Бер.

— Ага, зелёный такой, — вспомнил Зорька. — Нет, десяти ей ещё не было тогда. Тебе десять было.

— Может и так, — улыбнулся Волот, выпрямляясь, — ладно пойду к Любаве. Принарядим вас, Радмилка хоть душу отведёт.

— Да, хоть девкой почувствую себя, — улыбнулась омуженка, — а то иной раз кажется, что борода расти начинает, одни мужики вокруг уже два лета.

— Так чего плохого? — засмеялся Ждан, — Али мы вас своим вниманием оделили?

— Надоели вы мне все уже, — фыркнула Радмила и, посмотрев на Баровита, добавила, — почти все.

Умила незаметно ущипнула подругу за ногу, отчего та взвизгнула и окинула златовласую непонимающим взглядом.

Длинные когтистые пальцы кустов хватались за полы длинного сарафана, пытаясь удержать возле себя стройную красавицу. Широкая чёрная коса хлестала по спине девушки, белые пальчики сжимали ручки корзин, набитых тряпками. Любава спешила к своему другу, с которым за последние дни очень сблизилась и искала встречи как можно чаще, он, кстати, искал этих встреч ещё сильнее. Звон металла говорил о том, что путь её верен. Раздвинув ветви молодых деревцев, она застыла в изумлении, наблюдая за необычной игрой «больших детей».

Два свистящих Солнца раскидывали по зелёным листьям сотни солнечных зайчиков, дымчато-серые глаза внимательно следили за каждой мелочью - за взмахом пушистых ресниц, за блеском голубых озёр, за хитрой ухмылкой, за пульсацией вены под тонкой кожей на шее девушки. Его противник лишь с виду был слаб, но витязь знал как коварен и быстр этот воин. Золотые соколиные головы провернулись в девичьих ладонях, длинные изогнутые лезвия мелодично рассекли воздух и устремились к противнику. Массивный клинок остановил саблю, второй вырвался вперёд и блокировал её близняшку. Умила закружилась под лязг оружия, провернула в руке клинок и снова выбросила в брата. Волот прогнулся, заметив, как лезвие елмани* успело срезать пару волос с его броды, и с размаха ударил мечом по сабле. Та со свистом вонзилась в дерево и задрожала. Девушка пригнулась, пропустив над собой тяжёлый клинок, резко вскочила, блокировав саблей второй меч и с силой ударила коленом локоть брата. Широкая ладонь разжалась, и клинок повалился на землю. Омуженка ухмыльнулась и утробно зарычала, как лесная кошка. Брат завращал в руках меч, не подпуская к себе омуженку, и, улыбаясь, ждал её действий. Девушка сверкнула хитрым взглядом, перехватила саблю и метнула её в Волота. Парень отбил изогнутую сталь мечом, в этот же миг Умила настигла его, оттолкнулась стопой от его бедра и атаковала голову брата коленом. Витязь едва успел пригнуться, сестра проехалась по его спине, под звяканье их кольчуг, соскочила на землю, подлетела к дереву, вытащила из ствола саблю и бросилась на соперника. Баровит, скрестив руки на груди, наблюдал за боем Демировичей и в тысячный раз отметил про себя грациозность своей возлюбленной, её ловкость и хитрость. Ну, а о друге своём он всегда был очень высокого мнения и отлично понимал, что он с сестрой не столько сражается, сколько играет.