Клава Толстомырдина была женщиной почти бальзаковского возраста, лет пятидесяти. С крупной, приземистой фигурой, с полным грубоватым лицом и большой родинкой над левой бровью. Нос слегка картошкой, ярко накрашенные губы, маленькие карие глазки, крашенные, черного цвета, накрученные спиралью волосы. Конечно, была она не красавица, но судьба все же не обделила ее “счастьем”. В этом году Клава, после ушедшего на повышение в главк прежнего товароведа Акимыча, стала товароведом данного магазина. Это было не дешево, и не одна она хотела занять это доходное место, но… Кольцо с бриллиантом в полтора карата и десять тысяч рублей, произвели благоприятное впечатление на Лозинскую, и склонили чашу весов в пользу Клавы. “Счастье” сразу сказалась на ее внешнем виде и бюджете. На пальцах с золотыми перстнями, теперь красовались не рубины, так раньше любимые ею, а изумруды и бриллианты. Конечно не такие как на “хозяйке” - Лозинской, но тоже не маленькие. Услышав приказ начальницы, товаровед взяла трех литровую банку икры и пошла к “хозяйке”.

Клава спешила, но мысли все о работе:

- А предупредила я Люську, что бы не разбавляла с утра сметану, а то вчера уже разбавили?

И тут, по “закону подлости” наступила на “Васькин” хрящик.

Да, обычного гражданина страны советов, картина разбившейся трех литровой банки икры повергла бы в шок. Но нет. Работника “нашей” торговли, картина разбрызганной по стенам и размазанной по полу лососевой икры не потрясла. И не такое видали. Толстомырдина сидела на полу вся икре, пытаясь выковырять толстым, как сарделька, пальцем икру из правого уха. Но ее больше огорчила не разбитая банка, а испорченная прическа. Теперь придется договариваться с мастером салона, опять ждать очередь, делать завивку, укладку.-

-Еж твою мутер - сказала Клава. Из глаз, предательски брызнули слезы - обидно очень.

-Самка собаки косорукая, Клавка, …..слепая. Твою икру заберу - сказала Мара Аркадьевна.

В это осеннее утро, несмотря на Клавину “катастрофу”, магазин “Три ступеньки” продолжал жить своей обычной жизнью. На прилавках был все тот же ассортимент продуктов первой необходимости: соль, спички, макароны, болгарские консервы. На длинных, полупустых прилавках стояли “египетские” пирамиды консервных банок сгущенного молока, морской капусты, кильки в томате. Да, еще было: мясо первого сорта с костями по 2 рубля, колбаса ливерная 50 копеек, и зельц из “говядины” по рубль десять. А так же “краковская” колбаса по 3рубля 30 копеек и сосиски молочные по 2рубля 50 копеек. В молочном отделе продавались треугольные, бумажные, вечно подтекающие пакеты молока по 16 и 25 копеек, жиденькая сметана, яйца по 90 копеек. А продавцы продолжали, как и каждый день, “делать свой маленький гешефт” обвешивая и обсчитывая, толпившихся, и скандаливших покупателей. Советская бумажная промышленность работала хорошо, с перевыполнением плана, поэтому у продавцов продовольственных магазинов всегда была серая толщиной “типа картон” оберточная бумага. И особенно бумага была любима продавцами мясо - молочных, сыро - колбасных, и других развесных отделов. Эта “бронированная” бумага уходила в лет - тоннами. В результате жизнь работников торговли окрашивалась из золотого в изумрудно-бриллиантовый цвет, а слух услаждался хрустом крупных купюр. И процесс этот шел по-нарастающей. Запросы советских работников торговли, как и всех советских людей, что не раз отмечалось на партийных Пленумах, все возрастали. Поэтому процесс обсчета, обвеса у продавца происходил на уровне подсознания, автоматически. Вот и сейчас Люся - продавец колбасного отдела работала как всегда. Козырева была на хорошем счету в магазине. Ее не раз награждали почетной грамотой и выносили благодарность. Люся была опытной работницей и “ударницей социалистического труда”. Работу свою любила и работала быстро, на автомате. Алгоритм ее работы был привычен: колбаса, бумага, вес, это….на ум пошло, чек, сдача, следующий. Поэтому когда пожилой покупатель купил у нее ливерной колбасы, она не обратила на него внимания. Он был в синем берете, черных импортных, пляжных очках и темно-синем плаще.

- Я попрошу Вас перевесить и пересчитать вес моей колбасы - сказал гражданин в берете.

” Ну, опять скандалист попался, - решила она, хотя голос и густые брови “скандалиста” показались Люсе смутно знакомыми.

- Ну что им надо, старым пердунам? Получил, отойди, не мешай работать. Теперь время на него терять. Работать не дают.” Подумала продавец.

- Ну что ты мне нервы делаешь, а не пошел бы ты куда подальше, старый хрен! Работать не даешь, очередь задерживаешь, - со всей силы, привычно пролаяла комсомолка Люся. Человек побагровел лицом. Резко снял очки. Как из-под земли рядом с ним появились двое в “штатском”. “Ударнице” торговли резко поплохело. Она, наконец, узнала, кто стоит перед ней.

- Где директор!? - рявкнул Брежнев. К нему подскочил в “видавшем виды” сером, с зеленными заплатками на локтях пиджаке, в мятых коричневых брюках и стоптанных ботинках сторож магазина Иван Трофимович Сучков. В одной руке он крепко держал кота Василия, в другой недоеденный кусок “любительской” колбасы. Усы и волосы Сучкова, от осознания важности момента встали дыбом, шляпа съехала на сторону. -

- Дорогой Леонид Ильич, спасибо Вам за мир - сказал сторож, вытягиваясь по военному, и хлюпая носом. Кот, не понимая, что происходит, вытаращив желтые глаза, сначала истошно заорал. Потом вцепился всеми лапами в рукав старого пиджака сторожа. Иван Трофимович, не обращая внимания на истошные вопли полосатого друга, продолжил.

- - Спасибо вам, дорогой Леонид Ильич, от всех ветеранов, что живем без войны, пензию(авт. Редакция) платят….. хорооошую, почти на все хватает, - по восторженному лицу старика текли слезы умиления.

- Где директор, я спрашиваю!? - прервал старика разгневанный генсек.

Василий от страха замочил Трофимычу правый бок. По магазину разнеслись стойкие кошачьи “ароматы”.

- Вон там, направо, за рыбным отделом, - сторож ткнул недоеденной колбасой в сторону директорского кабинета.

- “Сдал, иуда энквд”эшная”- подумала Люся.

- Я сигнализировал органам об этой жидовской, воровской банде! Но все сигналы остались без ответа, -скороговоркой проговорил сторож. Грозно сдвинув брови, Ильич поспешил в указанном “магазинным иудой” направлении. В этот момент “хозяйка” магазина и Клава, ничего не замечая, продолжали заниматься любимым делом. Ругались за красную икру. И замолчали только тогда, когда обнаружили, что вокруг непривычно тихо. Обычный звуковой фон магазина отсутствовал. Генеральный секретарь посмотрел на стены и пол, заляпанные красной икрой, на Лозинскую и товароведа. Провел пальцем по стене, зацепил икры. Попробовал на вкус.

- Да, настоящая икра, свежая, хорошая - Брежнев помолчал. Потом резко сунул остолбеневшей от страха директорше под нос круг бледно-зеленой ливерной колбасы.

- Ты директор!? На, ешь. Не хочешь? Сами значит, икру ногами топчете, а людей го….м кормите! Генерал Рябенко! Позвони куда следует, хоть Щелокову. Пусть разберутся, накажут виновных. Поехали. - сказал Ильич ГлаваГлава 6.

Политбюро ЦК КПСС .

Правительственный Зил-114 подъезжал к Боровицкой башне Московского кремля, а Брежнев все никак не мог успокоиться. Викторин все бил и бил по больному:

- Что я тебе говорил, все торгаши заворовались. Пока ты от снотворного тащился, у тебя в стране мафия по - круче сицилийской появилась. Теперь поверил? А то привыкли видеть народ из окон персональной “чайки”. А как этот народ “строитель коммунизма” живет, что ест и пьет, вы, “Верхушка”, забыли и думать. Расплодили торговую мафию. Торговцы, сам теперь увидел Леня, икрой стенки сортиров красят. А у народа спец. магазинчиков нет, к которым вы все прикреплены. Ты, когда каждое утро икру черную лопаешь, не вспоминаешь о народе. Как в поэме Филатова? И с выражением продекламировал:

” Утром мажу бутерброд - сразу мысль, а как народ? И икра не лезет в горло и компот не льется в рот”. Брежнев не выдержал.