--От тебя нужны только деньги. С людьми расплатиться надо.

--Что за люди?--невзначай спрашиваю я.

--Не беспокойся. Профессионалы отрабатывать Шмеля будут. По моим ментовским связям. Свои ребята,--как то прозаично отвечает он.

--Совпало дружище. Мы в силах помочь друг другу,-- мягким тембром произносит он.

--Сколько?

 --Двести тысяч американских!--флегматично озвучивает Андрей.

Я не пытаю Колошенко о деталях намеченной силовой операции. Мне мерзопакостно противно по результатам стрелки с оперативником.

Колошенко косится на золотые ручные часы.

--Пора в дорогу. Жду ответ. Не тяни, отзвонись. Бывай старичок.

Андрей уезжает. Я потерявшийся в пустыне напрягающих раздумий. Не шевелюсь,  расслабляю конечности, всматриваюсь, не отводя взгляда в потолочный светильник. Мне трудно отважиться на мокруху. Убийство человека грех тяжкий пусть и не чту я библейские заповеди.

Сноски:

Фэйс-контроль-(от англ. face control, дословно «проверка лица»)  ограничение входа, выборочный отказ в обслуживании посетителей (клиентов), не удовлетворяющих определённым критериям. Отказ обычно производится путём недопущения входа…

26.

Я не искал добра у людей, не дарил по жизни доброты никому и никогда. Сваливаю безразличие к окружающим на без принципную, безжалостную эпоху. Человек, человеку волк. Получив удар по правой щеке,  не подставлю левую.  Любые  жизненные, каверзные  потрясения  стойко переносил, но сейчас слезы бегут двумя струйками  по небритым щекам.  Жалею себя.  Мерзопакостная, мелочная жалость негаданно поймала  меня на живца в ловушку. Я всегда презирал людишек жалеющих свое никчемное  нутро. Униженно ищущих сострадания им подобных. Вышло тривиально,  жалость намеренно выждала, когда я сломаюсь морально, нанесла сокрушительный точный удар, отправив в нокдаун к плаксивости беспомощного, распустившего сопли Антона Кнутикова.  Оплакиваю себя! Докатился ниже падать некуда!

Никогда ни о чем не зарекайся. Ни от сумы, ни от тюрьмы. Изъеденное до костей изречение. Я не верил избитой простонародному выражению.  Рассчитывая всякий раз на собственные силы,  знал, даже при крайне негативном результате, в последующем  возьму реванш за поражение.

Самоуверенный наглец,  наконец то попал в поставленный судьбой бесхитросный капкан. Не рассчитал внутренний волевой ресурс. Зарвался, потерялся в реальности парниша. Опасная штука утрата действительности.  Я зашел слишком далеко в проступках.  И, вот я перед последней моральной чертой, убийством человека.

--Сдрейфил,--посмеется Шмель над моими заморочками из этических устоев.

 Типичная трусость или нравственный тормоз не пускающий во все тяжкие.

Я не могу понять причины в категоричной нетрудоспособности исполнить смертоубийство.

Придумываю отговорки сумеющие оправдать убийство. Намеренно оправдываюсь необходимой  обороной. Убить Шмелева значит выжить!  Я не нападал на компаньона, зачинщиком всей кутерьмы разборок явился Шмель.

Признаюсь, man. Я страшно боюсь!

 Трушу Шмелева неуравновешенного гангстера. Извечная моя боязнь  переросла в круглосуточную манию из дежурных тревог во сне и на яву. Первая же минута   знакомства с бандитом вытащила из меня постылое малодушие. Шмелев пробудил стучащий зубами щемящий трепет. Зайцем, увидавший серого волка я трухал от плоских отвешиваемых шуток партнера. Бесили и раздражали злые хохмы Шмеля, но в ступоре молчал, видел усмешки его друзей бандосов. Я содрогался листом по ветру, когда шестерки Шмелева ссылаясь на босса, передавали тупые пожелания и поручения Шмеля. Любое словесное соприкосновение со Шмелевым служило причиной рождения ужаса, после беспощадной моей ненависти. Беспросветное, непроходящее отвращение  к Шмелеву. Но, более в такой ситуации тошнотворно воротило от самого себя. От  моей беспомощности, слабости, от того что я терпел невыносимые издевки гангстера.  Долгожданный срок освобождения из плена зашуганности настал. Смерть Шмелева это вылечивающая панацея от страха. Шумно безостановочно смеюсь, пренебрегая   поздним часом. В окне за стеклом мерещится силует Шмелева. Срываюсь  рвущим голосовые связки  криком : ААААА!

Оздоравливающий разум припадок,  тягостный страх, сопротивляясь, оставляет  телесно-душевную оболочку. Сказочно радуюсь исцелению, легчает внутри, протяженный недуг излечили.

На шум прибегает  медсестра. Заспанное личико смущено моим бестактным поведение. Девушка  жалостливо глядит на пациента, несколько раз повторяет: --Что случилось?

Я оправдываюсь попавшей на язык чушью о приснившемся кошмаре. Она понимает, поднимает свалившееся одеяло с пола и аккуратно накрывает меня.

Медсестра спрашивает, нужно ли мне что нибудь.

--Принесите, пожалуйста, телефон,--вежливо прошу.

Девушка искренне  удивляется желанию позвонить в два часа ночи. Послушно приносит телефонный аппарат.  Набираю домашний телефонный номер Колошенко, который помню наизусть.

Колошенко быстро снимает трубку. Экстренные случаи на службе выработали молниеносную реакцию на ночные звонки.

--Алло,--говорит он.

 --Здравствуй, это Антон. Я скажу, Да!

27.

Я подъехал на Измайловское кладбище к двум часам дня. Милиция плотным кольцом окружила периметр захоронений. При  входе на кладбищенскую территорию назвал фамилию. Высокий, короткостриженный плотного телосложения  в черном безликом костюме охранник минуту водил  пальцем список приглашенных, затем попросил паспорт. Пройдя идентификацию с фотографией на документе, тщательно обысканный ладонями лопатами охраны, я направился в глубину кладбища, где толпились пришедшие проводить Шмеля в последний путь. Пробрался сквозь плотные ряды  провожающих усопшего. Несколько сот человек, бритоголовые крепыши, стареющие воры в законе старой формации, звезды эстрады, спорта, мелкие политики подкармливаемые Шмелевым толпились около свежей выротой могилы.  Со многими я был штатно знаком. Они знавали о нашем продуктивном партнерстве с убитым авторитетом. Одни из пребывающих или присутствующих подходили ко мне, жали руку, похлопывали по плечу, соболезновали. Другие кивком головы здоровались, шагали мимо.  Я до последнего сомневался, ехать ли вообще на похороны. Мое психическое здоровье болталось на тонкой нити над пропастью полного безумия. Неутихающая бессонница, ежечасный страх, безостановочное угрызение совести, вперемежку с алкоголем и кокаином било по нервной системе с ног сшибающим ударом, приближая логическое окончание. Развязка с сумасшествием, либо  с самоубийством.  Казалось, меня уже вычислили как заказчика убийства. То и дело мерещились кровожадные  бойцы Шмелева, повсюду охотящиеся за мной. Колошенко на связь не выходил. Он попросил без его команды Литву не покидать, подзадержаться в больнице до срока вызова.  Один раз позвонив, известил  о гибели Шмелева. Нарочито пособолезновав, попросил, не откладывая приехать на конспиративную квартиру в Москве.  Пару дней спустя я вернулся в столицу. Убийство Шмелева не на шутку всколыхнуло ряды бандитских группировок. Нависла угроза кровавых разборок между бандами. Надоевших за последние пять лет конфликтов меж братвой преступным авторитетам не хотелось. Боссы договорились не развязывать междоусобных войн. Порешали по понятиям ретиво отыскать виновника убийства Шмеля и жестоко наказать по воровским законам. Бандитские терки по поводу поиска заказчика и исполнителя убийства пролетали мимо меня. Эпизодично, отрывки глухих отголосок по розыску виновного доносились. Бандиты подозревали Аслана лидера  преступной дагестанской  группировки Москвы. Он публично конфликтовал со Шмелем, причина раздора ночной клуб, а именно кому доить хозяев на деньги. Фактически предъявить Аслану было нечего. Прямых доказательств причастности бандита к убийству не имелось в распоряжении авторитетов. Шмелев всегда непрерывно с кем-то враждовал, стиль жизни и работы таков главореза.  Круг потенциальных заказчиков, которым перешел дорогу Шмель не поддавался четкому пониманию.