Средневековые землеописатели называли моря именем какой-либо из омываемых ими стран. Например, Красное море называлось «морем Хиджаза», «морем Йемена», «морем Абис­синии», у Мукаддаси, о котором шла речь, Индийский океан назывался «Китайским морем». Но странным образом запад­ная половина Индийского океана в открытой акватории, куда выходит значительная часть побережья Персии, никогда при арабах не звалась именем этой страны. Зато западная полови­на океана получила навеки от имени полуострова, которого она касается лишь краем, название Аравийского моря. И если это покажется странным, то лишь на первый взгляд.

6 Т. А. Шумовский

113

Вспомним омано-малабарские (т. е. омано-индийские) связи в глубокой древности; арабские суда на службе у греко-индийской торговли в течение последних дохристианских столетий; проникновение «сабейских», как выражается китай­ский путешественник Фа Сянь всего за два века до ислама, т. е. арабских, купцов за мыс Коморин, в «подветренные страны» мусульманских источников; насыщенность языка хинди арабскими словами, которые столь непривычно видеть передаваемыми санскритским письмом,— все эти факты с достаточной убедительностью свидетельствуют в пользу того, что по, освоенности водные пространства, простирающиеся на восток от Аравии вплоть до Индии, психологически были для арабских мореплавателей как бы продолжением родного полу­острова; здесь, на исхоженных морских дорогах, власть над которыми переходила от одного поколения кормчих к друго­му, начиналась океанская Аравия.

Парусники шли к Индии по двум трассам: одни — прямо, с легким отклонением к югу, чтобы сразу попасть в ее север­ные порты, другие круто на юго-восток, к Лаккадивским ос­тровам, за которыми открывались пути к богатым городам малабарского побережья Индии и выход на Цейлон. Мы огра­ничимся описанием первого направления: оно представит нам все западноиндийское побережье.

Пройдя крайние восточные гавани державы халифов — Мансуру и Дайбул (в устье Инда), путники достигали полу­острова Катхиявар; здесь, у ворот Индии, им приходилось опасаться пиратов, хозяйничавших в заливе, отделяющем Кач от Саураштры. Метальщики «греческого огня» на судах были наготове, купцы за их спинами возносили моления о даровании морякам великой меткости. ...Одна за другой появлялись и отходили назад гуджаратские стоянки — далеко известные Мангалор, Суманат, Диу, Джуджа, Машия, суда входили в Камбейский залив и становились на якорь у города, который дал ему свое имя — Камбея, «пристани всему Индий­скому морю», как сказал о нем Афанасий Никитин.

Звеньями арабской золотой цепи, охватившей Индию, то смутно мерцая, то остро переливаясь блеском купеческих сокровищ, от Камбея к югу нисходили старые порты Запад­ного Индостана: Броч, Сурат, Даман, Хаджаши, Махаям, Та­на, Чаул, Дабул, Гоа, Хонавар, Мангалор второй, Кананор, Кабукат, Каликут, Кочин, Кулам, Билингам. «...Арабской золотой цепи, охватившей Индию...» Не слишком ли сильно сказано? Не должен ли арабист, пишущий эти строки, запо­дозрить себя в некоем, пусть невольном, пристрастии? Ходили же индийские корабли, например, к Восточной Африке, и довольно часто; те, которые видел Васко да Гама в Малинди,

114

был-л, конечно, не первыми. Да, но кто взялся бы оспаривать мысль о том, что они звались «индийскими» не по составу путешествовавших в них, не по соответствующим обычаям и целям, а по месту выхода, «порту приписки», как теперь говорят? Ведь в каждом индийском порту, особенно крупном и преимущественно на западном побережье, действовала арабская фактория. Эти сообщества, во-первых, вели обшир­ную внешнюю торговлю, а во-вторых, оживленный товаро­обмен с местными непосредственными производителями. Последним не было нужды везти плоды своего труда на про­дажу за море — арабские купцы скупали все представлявшее обоюдную ценность на месте производства; ни к чему было и отправляться на край света за иноземным товаром — благо­даря арабским купцам, привозившим на индийский рынок всевозможные произведения Востока и Средиземноморья. Столь удобные условия торговли оплачивались незначитель­ными (при беглом взгляде) уценками при покупке товара у его производителей и наценками при его продаже, тем не менее накопления купцов постепенно превращались в громад­ные состояния. Пример описанного в книге X века «Чудеса Индии» оманского торговца-еврея Исаака, вернувшегося после сделок в Индии миллионщиком, конечно, не единичен, и циф­ра 60 миллионов дирхамов ( = 178 200 килограммов серебра), которой иной раз могло оцениваться имущество арабского купца, ведшего свои дела на индийской земле, вполне может быть достоверна. Другой слой индийцев, с которым приходи­лось тесно соприкасаться негоциантам из халифата, состоял из правителей приморских городов и окружавшей их крупной и мелкой челяди. Эти получали большой доход от арабской морской торговли за счет налогов и подношений и всячески ее поддерживали: в конечном счете благосостояние этих кро­шечных властелинов зависело от уровня индо-арабской тор­говли.

Не следует, однако, думать, что в Индии арабы так же полно и всесторонне взяли в свои руки внешние связи стра­ны, как это они сделали в Африке. Некоторые наиболее состо­ятельные купцы из коренного населения индийского Запада, особенно те, которым не давали спать лавры мусульманских, а до ислама сабейских соперников, сами иногда предприни­мали дальние плавания за Ормузский пролив, Сокотру и Мадагаскар. Этим объясняются, в частности, санскритское происхождение названий Сокотры и Занзибара, упоминание последнего в поздних Пуранах (индийских эпических поэмах X — XVI вв.) и то обстоятельство, что восточноафриканские суда в пору ислама строились не только по арабским образ­цам, но и по тем, которые создали морепроходцы древней

6* 115

и средневековой Индии. Однако же, чем глубже укоренялись арабские торговые поселения на индийских побережьях, тем теснее сближались исконное население и пришельцы, шло медленное, но неотвратимое и необратимое взаимопроникно­вение культур. Кроме перевода индийских сочинений на арабский язык и насыщения индийских языков арабскими словами наука теперь может указать на менее известные примеры: плавание в 1009 — 1010 годах кормчего Хавашира ибн Юсуфа на корабле индийца Дабавкары (Судостроите­ля), которое позволяет предполагать, что оно было одним из многих предприятий такого рода; посещение Васко да Гамы на борту его флагмана в 1498 году «знатными индусами», в обществе которых находился - «мавр из Гуджарата», т. е. знакомый нам Ахмад ибн Маджид. Подробный рассказ португальского летописца XVI века Жоау да Барруша о вто­ром событии, имевшем столь значительные последствия (он приведен в нашей книге «Три неизвестные лоции Ахмада ибн Маджида, арабского лоцмана Васко да Гамы, в уникальной рукописи Института востоковедения АН СССР», 1957) при­менительно к тому, о чем сейчас идет речь, любопытен двумя сообщениями: вместе с индийскими гостями был мавр — так в средиземноморской Европе называли арабизованных северо-африканцев или вообще арабов. Этот мавр — из Гуджарата, т. е., по-видимому, он постоянно живет в северо-западной Индии, тогда как об Ахмаде ибн Маджиде мы знаем, что родина его — оманская гавань Джульфар. Врастание мусуль­манских переселенцев, особенно богатого купечества, в жизнь индийского общества привело к распространению ислама.

Афанасий Никитин оставил краткое и выразительное описание ^некоторых западноиндийских портов:

«А Камбай — пристань всему Индийскому морю, и товар в нем, все делают алачи (ткани из сученых шелковых и бумажных ниток.— Т. Ш.), да пестряди (ткани из разноцвет­ных ниток.— Т. Ш.), да грубую шерстяную ткань, да делают краску индиго (синюю, производимую из растения 1пс%огега ппенэпа.— Т. Ш.); в нем же родится лакх (красящее ве­щество.—Г. #/.), сердолик и гвоздика.

Дабул — пристань весьма великая, и привозят сюда коней из Египта, Аравии, Хорасана, Туркестана и Старого Хормуза...

А Каликут есть пристань для всего Индийского моря, и пройти его не дай бог никакому судну; кто его минует, тот не пройдет поздорову морем. А родится в нем перец, имбирь, цвет мускат, цинамон, корица, гвоздика, пряное коренье, адряк (пряность.— Т. Ш.), да всякого коренья родится в нем много. И все в нем дешево; да рабы и рабыни очень хороши, черные».