– Завтра, так завтра.

Двое подошли к машине. Ударцев плюхнулся на замызганное пассажирское сиденье. Его помощник влез за руль. Сунул ключ в замок зажигания, повернул. Мотор кашлянул и замолчал. Водитель спокойно повторил попытку. Обычное дело. УАЗик завелся с четвертого раза. Ударцев в это время, вдыхая кислый аромат, которым пропитался салон, мрачно думал про себя:

«Это запах нищеты. Нищеты и безнадеги. А тут еще этот тип с камином и Мальборо. Что-то с ним явно не так. Нужно его проверить. Но не сегодня. Это уж точно. Не сегодня». Несформировавшемуся толком в голове Максима Юрьевича Ударцева подозрению относительно причастности к их делу некоего Полоцкого Семена Петровича, так и не суждено было сформироваться. Смалодушничал следователь. Не прислушался к голосу своей интуиции, отложил дело на завтра, а завтра, как оказалось потом, было поздно. Хотя, может и к лучшему. По крайней мере, для него самого.

Разбитый УАЗик следователей прокуратуры, натужно ревя загибающимся движком, покатился по единственной в деревне улице и через пару минут скрылся из виду.

Закрыв за следователями дверь, Семен прямиком направился в свою спальню. Возле кровати он опустился на колени, пошарил правой рукой, вытащил запыленную, но совсем еще новенькую, купленную специально для подобного случая в городском торговом центре, большую коричневую сумку.

В сумке было практически все необходимое для долгого путешествия до столицы. Семен счел нужным добавить лишь свой любимый шерстяной свитер и книжку стихов в потрепанном мягком переплете. Потом он обошел дом, убедившись, что все в порядке, накинул ветровку и вышел во двор. Аккуратно, не торопясь, прибрал в сарай инструменты, которыми пользовался утром, закрыл теплицы, запер дом и присел на крыльцо, прикурив сигарету.

«Ехать надо, это не вопрос, а вот стоит ли позвонить? Ведь тот мужик в розовом галстуке предупреждал насчет звонков, очень строго предупреждал. Но ведь тут такое дело! С другой стороны, это нам кажется, что тут о-го-го, а там, выслушав рассказ про пропавших женщин, рассмеются и посоветуют потреблять меньше сивухи. И прощай тогда новенький трактор, американские сигареты и мечта съездить во Вьетнам. Нет звонить не стоит, а вот ехать надо. И если рассказ покажется им интересным, то прибавится в карманах очень ощутимо. Ладно. Все взял, все закрыл, с богом».

Мужчина закинул сумку на заднее сиденье УАЗика, огляделся. С востока надвигались рваные темно-серые облака, где-то вдалеке послышался раскат грома, ветер гнал по опустевшей в обеденный час улице смятую пластиковую бутылку. Бросив под ноги окурок, Семен уже взялся за поручень на двери и поставил левую ногу на высокую металлическую ступеньку, чтобы взобраться на водительское место, когда совсем близко, наверное, в соседнем дворе, оглушительно взвыла собака, взвыла так, как воют только от чудовищной, разрывающей на части боли. Семен вздрогнул всем телом, нога соскользнула со ступеньки, и он неуклюже повалился вперед. Лбом он впечатался в острый край железной крыши, содрав широкую полоску кожи, а коленом больно ткнулся в злополучную ступеньку.

– Твою мать, – мужчина поднялся, в сердцах хлопнул кулаком по стеклу. – Блядская псина! Чтоб у тебя зубы выпали!

Вой также внезапно оборвался. Осторожно ощупывая рану на лбу, которая уже начала кровоточить, Семен еще раз оглядел улицу. Убедившись, что свидетелей его конфуза не было, он закрыл УАЗ и поковылял к дому, припадая на правую ногу. В доме у запасливого и небедного по деревенским меркам хозяина нашлись йод и лейкопластырь. Промыв порез, он приклеил, болтавшийся как флаг России над городской администрацией в безветренную погоду, кусок кожи, потом осмотрел колено. Оно опухло, но боль постепенно уходила.

– Что-то я распереживался, – вслух проговорил Полоцкий, – Долбанная псина, ведь напугала меня. Смех, да и только, ей богу.

Переодев испачканные брюки, сунув моток пластыря в карман ветровки, Семен во второй раз тщательно закрыл дом и пошел к машине. На этот раз ему удалось без потерь сесть за руль. Когда он уже тронул УАЗик с места, длиннющая молния разрезала восточный горизонт.

– Ну и погодка, – раньше у него не было привычки разговаривать с самим собой вслух. – Нуда ничего, прорвемся.

Он уверенно повернул руль, и набирая скорость покатил по наезженной грунтовке на юго-запад прочь от надвигавшейся грозы. Проехав крайний деревенский домик, он начал насвистывать веселую мелодию, пытаясь не обращать внимания на неприятную слабость в ногах и слишком частое сердцебиение.

Размытая июльскими дождями дорога требовала постоянного внимания. Водителю приходилось активно работать рулем и педалью тормоза, чтобы не засесть в какой-нибудь глубокой рытвине полной жидкой грязи и не соскользнуть в жуткую колею, оставленную недавно прошедшим трактором. Через полтора часа УАЗик, наконец, вынырнул из лесной гущи, и мужчина смог вдохнуть полной грудью, глядя на широкие поля, озаренные пронзительно яркими лучами солнца, пробившимися через готовые вот-вот затянуть небо окончательно черные тучи. Дорога постепенно становилась все более ровной, и Семен потихоньку прибавлял скорость. К моменту, когда за очередным поворотом показались крайние дома самой большой и зажиточной в этих краях деревни под мелодичным названием Нижняя Семеновка, он позволил себе разогнаться до семидесяти километров в час.

УАЗик преодолел уже четверть длины главной улицы, а Семен не заметил ни одной живой души. Новое, неприятное ощущение, будто горло склеивается изнутри, мешая сглотнуть и даже нормально дышать, заставило Семена сбросить скорость и потянуться за лежавшей в его двери бутылкой с прохладным кислым квасом. Не подозревая еще, что очень скоро он познакомится с этим мерзким ощущением гораздо ближе, он сделал пять небольших глотков, каждый раз ощущая нечто вроде болезненной щекотки, когда напиток на пути к желудку преодолевал слипшиеся гланды.

Мысль о телефонном звонке снова посетила Семена, и в этот раз показалась ему уже не такой плохой. Посомневавшись немного, он все же остановил автомобиль на обочине некоего подобия деревенской площади, прямо возле здания нижнесеменовского почтового отделения. Об этом свидетельствовала крошечная табличка, висевшая справа от двери. Семен спрыгнул на землю, закрыл машину на ключ, нервно огляделся и двинулся к зданию – двухэтажному серому дому, сливавшемуся с дождевым небом, с небольшим деревянным крыльцом. Мужчина шагал неуверенно, продолжая оглядываться по сторонам, в надежде заметить хоть какие-то признаки жизни. Признаков видно не было, а вот ощущение, что за ним пристально наблюдают, неуклонно вползало в нервную систему. Он резко закрутил головой, в надежде не столько обнаружить соглядатая, сколько убедиться, что его нет, что он живет в его растревоженном этим сумасшедшим днем воображении. Его взгляду вновь предстали лишь пустая улица, безмолвные пятна окон и мрачные серо-зеленые заборы. Хотя… Или, может показалось!? Нет, не показалось! За забором, в трех дворах от почтамта, мелькнули глаза на жутком безобразном лице. Не было никаких глаз! Нет, были глаза! Точно были! Злые глаза огромного обезумевшего волка.

Сердце забилось, как паровой молот, горло снова слиплось, мешая нормально вдохнуть. Собрав в кулак всю волю, Семен двинулся к крыльцу, сосредоточив внимание на маленькой выцветшей от возраста табличке. Только бы снова не увидеть эти чудовищные глаза. До крыльца оставалось десять метров, восемь. Шаг, еще шаг…

– Мяууу, – из под ног с визгом рванулась кошка.

Нервы мужчины не выдержали. Крик ужаса вырвался из склеенного горла, причинив мучительную боль. Семен рванулся к двери, запнулся о низкую ступеньку крыльца и с грохотом рухнул на грязные доски.

Секунды улетали подхватываемые порывами мокрого ветра. Растянувшийся на крыльце человек начал медленно подниматься. Из-под приклеенного ко лбу куска лейкопластыря сочилась багровая струйка крови, резко контрастируя с мертвенно бледным лицом.