(Секстина: «Предчувствие томительней кометы»), глаголу «крылить» придается

значение «лететь, нестись»: о ты, чье сердце крылит к раздолью (Фиалка), моторолет

крылит на север (На летуне). Таковы еще следующие места. Пой, маячь пути ко сну!

(Цэасильда, 3), т. е. освещай, как маяк, но маячить значить мыкать, волочить; семеня

гранаты (Соната в шторм) — семенять ногами; для тебя пустить корабль до дна —

страстный праздник (Агасферу морей), т. е. страсть-ка- кой большой; комфортабельный

241

летун (На летуне) - аэроплан, тогда как летун есть летатель, летчик; июлят цветы

(Валерию Брюсову), т. е. июльски, по-летнему, роскошно цветут — для меня

получается комизм; я превратила сердце в твердь (Осенние мечты), также: на твердь...

он грохнулся (Памяти Мациевича) - твердь равно латинскому firmamen- tum, свод

небесный; я... весь воскрылие = полет (Berceuse томления), также: тщета воскрылий...

тщета усилий (Певица лилий полей Саро- на) — славянское воскрилие значит кайма,

обшивка; до дня грядущего от сотворенья мира (Балькис) — грядущий, будущий, взято

в смысле идущего, текущего, настоящего; на широких дедовских диванах приседали

мы (Белая улыбка, I), т. е. присаживались; июлил вечер, мечтая звезды высечь

(Саронская фантазия), понимай: высечь, как искры из кремня, а не розгами; глаза в

глаза грузя (Кладбищенские поэзы, I), т. е. погружая, углубляя, а не нагружая, сваливая;

такая уж весёлка (Метёлка-самомёлка), т. е. веселушка, затейница, а не кухонная

лопатка для теста*.

Есть случаи, где стерт оттенок значения. Так, темная, тесная дворницкая названа

«вертепом» (Поэза без названия); сердце бьется четко (Четкая поэза): четко ведь значит

ясно на письме или в печати, —

* Сюда же я склонен отнести принимаемый Игорем титул «ректор Академии»

(Поэзоконцерт) — мне при этих словах представляется не глава поэтского кружка, а

начальник высшего духовного училища.

впрочем, уже Тургенев сказал: Водная гладь... дробится и дрожит мелкой, четкой

рябью (Записки охотника — Стучит); глагол «обречь» употреблен у Игоря про

обстоятельства благоприятные: в моей душе восходит солнце, и я лучиться обречен

(Поэза о солнце, в душе восходящем), чтоб на бессмертье дочь обречь (Предчувствие

поэмы). Такое обесцвечиванье, правда, встречается в житейском обиходе: теперь чуть

ли не все пишут «благодаря мору», «благодаря жестокости немцев», хотя можно

сказать «вследствие», «по причине», «по вине»; однако писатель призван обогащать

язык, а не обеднять.

Неприятно поражает у Северянина обилие иностранных слов, из коих иные мне,

несмотря на порядочное знакомство со значительным числом языков, совершенно

непонятны; о рядовом читателе и говорить нечего. Являются напр.: коттедж,

английское слово, означающее дачу, произносимое Игорем с французским ударением:

живете вы в березовом коттэдже (и заглавье: В березовом коттэдже); коттэдж с рифмой

истечь (Поэза дет. м. и. отр.); шалэ — беседка (Янтарная элегия и В шалэ березовом);

Бриндизи (заглавье: это итальянское brindisi, спич, тост); глаза, поющие виолами (м. б.

«виолинами», т. е. скрипками? — «Ойле»); эфемериды - обыденки: враждебные

эфемериды да изничтожатся теперь (Во имя зорь весны грядущей); как пахнет морем

от вер- вэны («Вервэна» — что это значит, не поясняет и «очерк тех вервэн- ных губ»

— Поэма между строк, II); на улицы специи кухонь, огимнив экстаз в вирелэ!

(Мороженое из сирени; это загадочное для меня слово является также как заглавье,

написанное латинскими буквами: Virelai); загадочно мне также слово Розирис —

заглавье I-го отдела «Ананасов»; коктебли звучат за коктеблями, поют их прекрасные

женщины (Фантазия восхода); сонет с кодою: итальянское coda, хвост, — излишек

стихов в сонете ( Тарновская); с белорозой в блондных волосах: blonds blond, -

белокурые (В госпитале). Что такое «электрассонанс» для меня осталось загадочным и

после прочтения игоревского стихотворения под этим заглавием. Понятна, но далеко не

красива иная самодельная иностранщина, как «Амазония» (Процвет Амазонии - страны

амазонок, воинственных женщин) и труд — пчел — в изумрудной «Вассалии»

(Промельк: «Янтарно-гитарные пчелы») — т. е. в даннических лугах. — Иногда можно

догадываться, что уродливая иностранщина подпущена для шутки.

Очень портят русскую речь, особенно стиховую, чужесловы несклоняемые. Крайне

242

странно и даже непонятно заглавие «Колье рондо» - как смелый новщик не догадался

назвать это «рондовым ожерельем» или м. б. «рондовым венком»? Нехорошо звучат

также: «я к вам по поводу Торквато Тассо» и «мы, изучившие Торквато Тассо» —

употребленные, несмотря на рифму, принцесса «Интасса» (Поэза трех прин

цесс)*; подходят ночи в сомбреро синих (Коктебель) - по-испански было бы

sombreros; там, где все палаццо из пластов базальта (Боро- нат) — по-итальянски было

бы palazzi. Впрочем, в «Интродукции» поэт смело и недурно сказал: его палаццо из

палацц, а в другом месте (Фантазия восхода): «Осанна» гремит за «Осанною».

Непонятные слова у Игоря иногда представляют отзвуки из литературы, истории и

географии, как: Нарцисс Сарона, Соломон (Рондели); властелин Миррэлии (Боа из

хризантем) и «опять в Миррэлии приветливой ловлю стремительных форелей» (В

Миррэлии); «Кэнзели» (заглавие в Громокипящем кубке); напевая из Грига (Воздушная

яхта); с визитом к самому Палладину (Тж., заметим, что не у Карла Великого); в белом

ранчо (Madame Sans-Gкne); краснокожий метал бумеранг (Тж., - австралийское

метательное орудие); оставляя рюмку с Бени- карло (В госпитале); улыбно светит с

неба Син (Балькис и Валтасар, 2); вдруг заискритесь, как Мумм (Поэза о Фофанове);

бросаетесь в траву, Снегуркою-Тианою мечтая наяву (Песенка-весенка); поверяя

пламенно золотой форминге чувства потаенные (Нерон) — греческое phor- minx, арфа;

раз душу переехали квадриги (Колье рондо) — латинское quadriga, четырехконная

колесница; «Кальвиль раздория» среди принцесс (Поэза о трех принцессах).

Любовник уйдет от меня, «оставив мне незримый гиацинт» (Berceuse осенний) —

это чуть ли ни намек на греческое предание о юноше Гиацинте, превращенном в

цветок, будто бы с написанием его имени.

Кое-где наш поэзник выразился туманно и помимо словарных новшеств. Так, мы у

него читаем: мне хочется, чтоб сгинул, чтоб исчез тот дом, где я замужняя невеста

(Berceuse осенний); тщетно я терзался: кто ты? амулетка, верная обету? лилия ль с

вином? (Четкая поэза); твоей симфонией слепой я сердце захлесну! (Грасильда, 3);

утомленная женщина, отшвырнув голенищи, растоптала коляскою марьонетку проказ...

(Марионетка проказ); принцессы в Игорев призрачный терем «вошли, как Ромул и как

Рем» (Грозовое царство); дева с поля! Кто же имя девы вкусит (Весна — из

последующего видно, что это значит «узнает»); Квадрат квадратов (как заглавие);

повсюду сонъ, везде туман, как об-

* Торкват Тасс (вспомним общеизвестную элегию Батюшкова «Умирающий Тасс»)

прежде для всех был Тассом — лишь недавно мы стали блистать глубоким знанием

итальянского языка, где он Torquato Tasso. Это «о» — обычное окончание итальянских

предметниц, коему соответствует наша бессуффиксность (на письме — ъ) и связанное с

нею склонение.

руч голоса... (Грасильда, 2); душа прибоем солона (Крымская трагикомедия). Сюда

же отношу и следующие места, где, правда, есть ново- творки, но вполне понятные, так

что неясность вышла помимо их: по аллее олуненной вы проходите морево (Кэнзели)

— проходите, точно море?!; ручьиться шелестно в извивах душ («Любить