душа омрачена. А я так близко принимаю все к сердцу, да и как могло бы быть иначе:
острые переживания дают острые произведения, не так ли?... Напишу Вам как-нибудь
более в бодрых, весенних тонах, а пока целую Ваши ручки, от всего сердца
приветствуя Вас, дорогая Августа Дмитриевна. РеИББ просит сердечно кланяться Вам.
Вот мой друг хороший и чуткий — моя жена! Как я глубоко ей за ее нежность и
ободрения меня постоянные признателен, если бы Вы знали! Она воистину бережет
меня, эта женщина-ребенок! Не дает унывать мне окончательно, спасибо ей. Только и
есть у меня два друга истинных: Вы и она.
Напишите, Августа Дмитриевна, напишите мне что-нибудь бодрое, светлое, как Вы
умеете, — и сколько новых стихов услышит мир!... Не
забывайте искренне к Вам расположенного, ценящего Вашу отзывчивость и ласку
поэта, сильного в прошлом и - твердо верю в это! - и в будущем!
Душевно Ваш
Игорь
14
19 марта 1923 г.
Тойла, 19.III
Дорогая Августа Дмитриевна!
Ради Бога, что с Вами? 7.II и 13.11 послал Вам 2 заказ<ных> письма, 7.Н послал
«Via Sacra», - и от Вас ни слова! Здоровы ли Вы? Не уеха- ли-ли куда-нибудь?
71
Беспокоюсь, откликнитесь. Положение мое без перемен к лучшему, наоборот: с тех пор
не заработал ни марки. Положение осложняется: кредитор из купцов грозит судом. И
долг-то небольшой: всего 16т<ысяч> эст<онских> м<арок>! Но взять негде абсолютно.
Здоровье расшатывается окончательно. Дни и ночи думаешь только об одном позоре —
невозможности отдачи немедленной. И тут еще торопят. Есть от чего с ума сойти. И,
несмотря на этот отчаянный ужас, все же усиленно работаю. Не удивительно ли? Но
сбыта нет. Да, пока сбыта нет. Ребенок заболел глазами, жена от малокровья
изнемогает, но помочь бессилен и ребенку, и жене. Не хочется даже говорить на эту
тему: так скверно. Но пишите хоть что-нибудь: Ваше молчание так беспокоит меня. Я
пугаюсь: не обидел ли я Вас чем-нибудь случайно? Быть может, расстроил Вас своими
невзгодами? Тогда простите, - впредь не буду касаться этой темы. Писал же Вам на
правах дружбы, откровенно. Просил, если можно, в долг. Имея 20 том<ов> тиражных
книг, думал, что со временем возвращу с признательностью. Обращаться к чужим не
умею. Вас же чужой не считаю. Книги мои — капитал, временно ничего не дающий. И
есть - и нет. Целую Ваши ручки, жена Вас приветствует.
Ваш Игорь
15
4
апреля 1923 г.
Тойла, 4 апр.
Дорогая Августа Дмитриевна!
Сейчас получил наконец-то Ваше письмо и спешу Вам на него ответить тотчас же.
От всей души выражаю Вам горячую свою признательность
♦ ♦ ♦
за добрые Ваши обещания помочь мне и прошу принять мои поздравления с
Праздниками, а также выраженья соболезнованья по поводу Вашей болезни зуба.
Воображаю, как это измучило Вас: знаю это по опыту, когда у меня бывали много лет
назад зубные боли, доводившие меня до умоисступления. Очень заинтересовал<ся>
переводом под вашей редакцией, с нетерпением буду ожидать выхода книги. За эти
годы жизни моей в Эстии я перевел 3 книги с эстонского, не зная языка. Основывался
только на ритме, рифмах и чутье; в прозе, дословно, переводила мне жена и сами
авторы. Одна из этих книг — «Amores» Вис- напу — уже издана в Москве, другая
выйдет осенью в Юрьеве, проданная изд<ательст>ву Бергмана еще прошлой осенью, а
третья лежит до сих пор в портфеле автора, как и два новые романа в стихах и книга
стихотв<орений>. Я слышал, что Ляцкий опять теперь в Стокгольме, но адреса его не
знаю, да и в переписку не вступлю: из этого вряд ли что-либо выйдет. Если он
действительно в Швеции и если бы Вам удалось это узнать, я с удовольствием выслал
бы Вам незамедлительно рукописи романов и стихов, начисто переписанные для
набора и просил бы Вас не отказать в любезности дать Ляцкому их для прочтенья и,
если возможно, для приобретенья. Но, не зная, там ли он, я затрудняюсь затруднять Вас
рукописями. Во всяком случае, они у меня уже переписаны и ждут только случая
ошрифтиться. С тех пор, как я писал вам (18.III), нового произошло в нашей жизни
немного и обстоятельства ее не улучшились нисколько: все та же нужда вопиющая,
ужасающая, тем более мрачная, что мать жены совсем измучилась с ведением
хозяйства, не получая от меня никаких подкреплений. Сидим буквально на одном
картофеле и хлебе с чаем (за последнее время), но и на это нет. Не ужас ли?...Так что
Вы представить себе не можете, как мы теперь «живем». Мне стыдно сказать Вам, но
приходится, вынуждают обстоятельства: даже 30 крон здесь уже месяц приличной
жизни, и если бы я имел случай и возможность, — скажем откровеннее: если бы Дм
жертвовали ежемесячно, только до осени, когда-то прославленному, ныне душимому
нуждой русскому лирику по 30 крон, он благословлял бы Вас, был совершенно спокоен
72
и мог бы продолжать творить неусыпно и все так же вдохновенно, как и раньше. Да, 30
крон — это теперь капитал для меня - моя жизнь! И не стесняйтесь пожалуйста,
дорогая Августа Дмитриевна, небольшою величиною этой суммы: верьте, Вы, друг
мой, меня этим не обидите, а спасаете. Повторяю: мне так немного нужно, чтобы быть
радостным и молодым, чтобы быть поэтом в полном смысле этого понятья. И вот еще к
Вам громадная настоятельная просьба, которая, думается, Вас не затруднит, а мне
доставит истинное удовлетворение. Это: пиши
те мне, заклинаю Вас, каждую субботу открытку хотя бы в несколько слов, но
непременно каждую субботу. Не изумляйтесь моим причудам: мне это так хочется, мне
необходимо это, меня очень успокоило бы, дало бы мне больше бодрости. Вы
исполните эту мою просьбу? Правда? Ну, пожалуйста, я очень-очень хочу этого. Ах,
Августа Дмитриевна, ведь я как ребенок! Неужели Вы не чувствуете, не видите этого?
Так что же Вам, доброй и мудрой, стоит побаловать ребенка? Да и для Вас гораздо
проще и легче писать открытки раз в неделю, чем большие письма. В этих открытках
Вы сообщайте все случаи за неделю, Ваши настроенья, радости и горести. При такой
системе наша дружба будет более одухотворена, в этой системе я чувствую что-то
живое и живящее. А то 2 месяца молчанья это уж чересчур молчаливо, не живо как-то,
томительно и мертво. А для дружбы — пульс, биенье необходимы. А иногда буду
ожидать от Вас и больших писем, когда у Вас будет время и желанье. Открытка же
много времени не отнимает. Ведь, правда? Так вот, я пишу вам это письмо сегодня, в
четверг, 4 апреля; Вы получите это письмо 10 апр<еля>. Если первую открытку Вы
пошлете 15-го, в субботу, я буду ее иметь уже 20-го апреля. Не дожидаясь от меня на
нее ответа, в следующую субботу бросьте в кружку вторую и т. д. Я же буду отвечать
Вам на каждую. И будет все великолепно, и поэт будет рад, и весна солнечна!
Жена моя и я шлем Вам и маленькому Асафу наши искренние приветы и самые
сердечные пожеланья всего доброго. Будьте благостны! Мы ожидали вас, не получая
так долго писем, на Пасхе и думали, что вы готовите нам сюрприз, приехав внезапно.
Вот было бы хорошо! Может быть, летом Вы соберетесь к нам? Подумайте об этом
хорошенько. Но заранее простите за то, что не сумеем принять Вас, как следует, как
душевно хотели бы. Но природы, вдохновенья и восторга было бы в изобилии, да и
помещенье приготовили бы для Вас прекрас- ное_и, конечно, гратис. С ребенком Вы
провели бы лето здесь очень удачно: окрестности Тойлы славятся на всю страну.
Позвольте мне поцеловать Ваши ручки, дорогая и исто-хорошая Августа Дмитриевна.
Передайте Асафу мое спасибо за его строки и поцелуйте его.