был бы крайне заинтересован в их помещении и в оплате, т. к., прямо скажу, весьма

тяжко не иметь своего заработка. Вообще, отдавайте стихи, куда только возможным

найдете. В<ера> Б<орисовна> напрягает последние силы, но большая часть ее

жалования уходит на уплату давнишних долгов. Еще раз скажу: если бы я поскорее мог

получить постоянную работу! Болезнь моя более чем серьезна, но я часто стараюсь ее

убавить, чтобы не разорять друга на лекарства, доктор же у меня в Усть-Нарве —

давнишний приятель и денег за совет не берет. Но здесь, в Пайде, я к врачам не

обращаюсь. Безработица - одна из главных причин моих сердечных припадков.

Роман свой я Вам вышлю только через несколько дней.

«Мазепу» Пого нахожу гениальным произведением. Еще раз спасибо за книгу.

Если встретите Пастернака и Асеева, передайте им мой искренний привет.

Видитесь ли с А. Н. Толстым, В. Каменским и Бриками? Если видитесь,

пожалуйста, приветствуйте их.

Давно я не видел Толстого (с Берлина!). Постарел ли он? Мы так дружно тогда и

весело проводили время с ним и покойным Маяковским.

11

22

января 1941 г.

Ра1с1е, 22 янв<аря> 1941 г.

Дорогой мой Георгий Аркадьевич, в добавлении к своему письму от 17 янв<аря> я

хочу в кратких словах описать Вам Усть-Нарову и ее окрестности, чтобы Вы с

134

исчерпывающей ясностью представили наше душевное состояние и поняли, как нам

безумно тяжело было лишиться моря, рек, озера, дивного воздуха и уюта сухой и

солнечной квартирки. Усть-Нарова, маленький изящный городок, расположена при

впадении широкой и многоводной Наровы в Финский залив. Напротив наших окон

впадает в нее Россонь, река тоже достаточно большая, извилистая, с живописными

берегами. Вытекает она из реки Луги (редкий случай, не правда ли?). В 2 1/2

кил<ометрах> от городка на правом берегу Россони, в лесах хвойных, находится

деревушка Саркуль, где в маленькой избушке (кухня и комнатка) мы прожили со 2

апр<еля> 1938 г. по 1 апр<еля> 1939 г. - ровно год. Это было чудесно, и жаль, что из-за

лавок и почты пришлось все же переехать оттуда, но опыт показал, что в бурю, метель

или осенние дожди мы буквально были отрезаны от хлеба, папирос и прочего. Купить

же или занять в деревне было немыслимо. В хорошую погоду мы ездили в лавки на

лодке, и это было большим удовольствием. Если бы мы, конечно, были богаче, мы

могли бы запасаться тогда и табаком, и мукой, но в том-то и беда, что при

капиталистическом строе мы всегда очень нуждались и доставали деньги по мелочам.

Да и В<ера> Б<орисовна> 2 1/2 года была лишена службы (из-за плохого здоровья). И

вот 1.1У.1939 г. нам пришлось переехать в городок, где удалось подыскать на берегу

Наровы прелестную, крохотную, очень теплую и сухую квартирку, похожую на каюту,

по очень дешевой цене (8 р<ублей> 75 к<опеек> в месяц). Мы, люди бедные, ее

любовно и по нашим грошовым получкам тогдашним ее меблировали, причем

большинство вещей было сделано по моим рисункам саркуль- ским столяром-

любителем, крестьянином Петром Ивановичем. Все это

обошлось крайне недорого, но выполнено было изящно и чисто. Красил вещи я сам.

Когда наконец был создан элементарный уют, я целиком мог отдаться творчеству. Все

эти годы мы мечтали обзавестись радио, но, увы, достичь этого не смогли из-за

неимения средств, и это тем печальнее, что мы обожаем серьезную музыку, а В<ера>

Б<ори- совна> — человек музыкальный и прелестно играет на пианино, которого,

кстати сказать, у нас тоже нет... Итак, откинув музыку, перечислю достоинства Усть-

Наровы:

1. Прекрасный морской, бодрящий климат.

2. Очаровательные реки, тихое озеро, леса, поля, луга, море.

3. Лавка, почта, аптека, доктор.

4. Уют и тепло помещения.

Всего этого мы абсолютно лишены в нашем болоте (во всех смыслах!) — в Пайде.

Как же нам не печалиться, что не удалось Вере Бор<- исовне> получить место

учительницы в Усть-Нарве или хотя бы в красивой Нарве, куда могла бы ездить

ежедневно на службу? Езды ведь всего 25 минут.

Я хотел бы следующего: 5-6 месяцев в году жить у себя на Устьи, заготовляя стихи

и статьи для советской прессы, дыша дивным воздухом и в свободное от работы время

пользуясь лодкой, без которой чувствую себя как рыба без воды, а остальные полгода

жить в Москве, общаться с передовыми людьми, выступать с чтением своих

произведений и совершать, если надо, поездки по Союзу.

Вот чего я страстно хотел бы, Георгий Аркадьевич! Т<о> е<сть> быть полезным

гражданином своей обновленной, социал<истической> родины, а не прозябать в Пайде.

Мы с Верочкой очень просим Нину Леонт<ьевну> и Вас все же в коне концов

собраться к нам, в Усть-Нарву, предварительно нас на недельку известив. Тогда я один

(Вера из-за службы сможет приехать на один-два дня только, к сожал<ению>) выеду

домой и приму Вас обоих, как родных. Заранее извините за скромность приема, но зато

он будет сердечным. С голода Вас не уморю, ибо готовить необходимое умею в

совершенстве сам. Моя рабочая комната с двумя диванами, простыми, но чистыми и

135

удобными, в вашем распоряжении.

Мне просто необходимо повидаться с Вами и обо всем переговорить. Я жажду

живой и продуктивной работы. Единственное, что меня Удручает, - мое здоровье.

Но не будем об этом говорить, сами все увидите. М<ожет> б<ыть>, получив работу,

я оживу еще раз.

По моим шестилетним наблюдениям, глубоким и продуманным, состояние Верочки

таково, что ей служить не следовало бы ни в каком случае; с нее совершенно

достаточно и забот по хозяйству. Из этого

вывод: я должен встать на ноги и продолжать, как и раньше, содержать и себя и ее.

Невыносимо видеть, как любимый человек, порядочный и бескорыстный, прямо

убивает себя непосильной работой. Так что и служба в Нарве даже, в итоге, конечно,

принесла бы ей вред.

Мучает Веру и то, что ее ребенок, девочка девяти лет от первого мужа, разлучена

обстоятельствами с нею: в Пайде русских школ нет, а дочь учится в русской школе в

Таллине и живет у бабушки вот уже вторую зиму. (До осени 1939 г. ребенок был при

нас). На новогодний каникулы девочку В<ера> Б<орисовна>, конечно, брала в Усть-

Нарау. Что касается Нины Леонтьевны и Вашего приезда, я полагал бы так: приезжайте

сначала на недельку теперь же (в феврале), а потом на более продолжительный срок

летом, а когда можно будет пользоваться лодкой, когда откроется морское купание и

проч<ее>.

Посылаю Вам стих<отворение>, написанное Вашей ритмикой («Барханы»), и еще

два, что составит весь цикл пьес, созданных от июля до окт<ября> включительно (т<о>

е<сть> 11), а также три строфы из «Рояля Леандра». Верочка и я Нине Л<еонтьевне> и

Вам шлем самые дружеские приветы и ждем с гром<адным> удовсольствиемж себе.

Всегда Ваш Игорь

12

31

января 1941 г.

31

янв<аря> 1941 г.

Дорогой мой Георгий Аркадьевич!

Вчера в 9.15 у<тра> получил Ваше письмо и материалы. Сегодня к 10 ч<асам>

у<тра> работа была выполнена. Я потратил на нее сутки, — лучше я выполнить при

всем старании не смог бы. Я благодарю Вас так, как только способен художник

благодарить художника: вдохновенно! От этого «экзамена» зависит слишком многое,

поэтому будьте в оконч<ательном> редактировании беспощадно строги: исправляйте

все, что найдете нужным. Я после болезни слишком сдал: рассеянность, м<ожет>