конных копейщиков или гусар было у него отборного войска. Произошло несколько
стычек с козаками в разных местах: одолевали козаки. Но когда Косинский стал
осаждать город Пяток (Пятку), там напал на него князь Януш Остроясский. И в этот раз
сперва счастье повезло-было Косинскому: козаки разогнали острожан, но Януш двинул
на них своих копейщиков на крепких конях, вооруженных длинными копьями. Они
врезались в козацкие ряды и смешали нх. Выл тогда глубокий снег, а козацкие кони
были слабее шляхетских. Козаки не могли скоро бежать: Козаков разбили. Говорят,
погибло их в тот день три тысячи; отняли у них двадцать пушек. Тогда козаки стали
просить мира, принесли повинную князю Острожскому: обязались сменить
Косинского, вперед не делать опустошений в имениях князей Острожских,
Вишневецких и других панов, участвовавших в ополчении против Косинского, и
возвратить как орудия, взятые в королевских замках, так и все вещи, награбленные в
панских дворах. Косинский, во исполнение этих условий, сам присягнул 10 марта. Но
воротившись из Волыни в Украину, он не только не отрекся от начальства над козаками,
а замыслил проучить тех, которые подавали помощь князю Янушу Острожскому, и в
особенности злился на старосту черкасского, Александра Вишневецкого. Он Пошел
неожиданно с отрядом в 400 или в 350 человек своих единомышленников в Черкасы и
ожидал вслед за собою большего числа Козаков, но люди князя Вишневецкого
предупредили появление всей козацкой ватаги: убили Косинского пьяного в том доме,
куда он пристал, и истребили весь бывший с ним отряд.
Неудавшееся восстание Косинского, показывавшего такие широкие и опасные'для
поляков замыслы, повлекло новые стеснительные меры против коза-, чества.
Сеймовою конституциею было объявлено, что те люди, которые осмелятся собираться
самовольно в «купы» с тем, чтобы делать наезды на чужия государства или
производить бесчинства внутри своего королевства, считаются заранее врагами
отечества, и кварцяное войско, без особого предписания или судебного приговора,
может укрощать их оружием, а старосты и державцы (вотчинники) имеют право
громить и уничтожать их, в видах охранения своих маетностей, и не отвечают за
убитых. С намерением остановить при-
27
лив хлопов в козацкие ряды постановлено было, что всякий, поймавший беглого
слугу или хлопа, чьего бы то ни было, имел право заковать его и приневолить работать
в свою пользу с тем, что когда пан потребует беглеца, то передержчик обязан
возвратить последнего владельцу, получив от пана 12 грошей. Такия строгости не
прекращали своевольств. Нехотевшие повиноваться своим панам хлопы самовольно
считались козаками-охотниками сверх положенного реестра, другие бежали в низовые
приднепровские пустыни и там скрывались, готовые на первый клик мятежа явиться в
Украине.
Появилась церковная уния или соединение греческой церкви с римскою. Римские
первосвященники издавна простирали виды на русскую церковь. Попытки им в
продолжение веков оставались безуспешны. Но в конце XVI века обстоятельства были
для них благоприятнее, чем когда-либо. В распоряжении их был орден иезуитов,
введенный в Польшу при Сигизмунде-Августе и в короткое время овладевший и
правительством, и умами дворянства, и воспитанием юношества. Сигизмунд III был
горячий католик и готов был на все в угодность папе. Притом же стремления польской
политики благоприятствовали видам римского двора: совершенное слитие Руси с
Польшею казалось неудобоисполнимым, пока не успеют поколебать веру русского
народа. Возникла уния и возникла с искусством. Не касаясь, повидимому, прав Руси,
освященных торжественно коренным законом соединения русских с поляками, не
показывая явного намерения подчинить русских римско-католической церкви,
ограничивались единствено тем, что русские должны были признать спасительность
римско-католического исповедания, со всем учением западной церкви, наравпе с
греческим, и почитать обряды заиадные такими же святыми, как и восточные; а
римская церковь признавала святость всего, составляющего достояние восточного
православия. Такова была видимая сущность унии. Способ её введения был также
прикрыт личиною справедливости: католики отнюдь не навязывали русским унии.
Нашлись люди из духовного звания, которых можно было употребить орудиями и
придать делу такой вид, будто церковь православная, в лице духовных представителей,
добровольно предлагает братское соединение с западною церковью для блага всего
христианства. Некоторые епископы увлечены были обманом; их убедили подписаться
на бланках, на которых потом написали совсем не то, что им обещали, а будто они все
желают признать первенство римского апостольского престола 1). Этот-то акт был
утвержден папою, а потом поляки считали себя в праве употреблять всякия явные меры
к уничтожению русской веры в русской земле, думая, что коренной закон в соединении
русских с поляками, как равных с равными и вольных с вольными, отнюдь не нарушен.
Унию выдумали только для простого народа: дворян предполагалось обратить прямо в
католичество.
Дворянство южнорусское при появлении унии зашумело; составились братства,
конфедерации, с целью защищать отеческую веру 2); но лет через тридцать с
небольшим после того французский инженер Воплан, служивший в Польше, говорил:
«Дворянство русское походит на польское и стыдится исповедовать иную веру, кроме
римско-католической, которая с каждымъ
‘) Опис. киев. Соф. соб. и Ист. киев, иер., 140.
2)
Опис. киев. Соф. соб. и Ист. киев. иер., 149.
28
днем приобретает себе новых приверженцев, несмотря на то, что все вельможи и
князья ведут свой род от русских *).
Многие русские дворяне, происходя от св. Владимира или Гедимина, пользовались
перед польским дворянством знатностью рода, обладали богатствами и, участвуя на
сеймах, могли быть двигателями государственного управления. Они полюбили эту
роль, променяли тесное поприще на обширное и свыклись с мыслью, что отечество их
целая Речь-Посполитая, а не присоединенная к ней Южная Русь. Приняв, по
необходимости, польский язык, употребляемый при дворе и на сейме, они скоро
переменили и веру, потому что эта перемена освобождала их от невыгодного взгляда на
них римско-католического духовенства, столь сильного в то время в католической
Польше, и открывала им дорогу к приобретению староств; притом ободряли их ласки
короля и двора, и всеобщие похвалы шляхетского сословия.
Другие потеряли веру и народность через браки с польками; а если сами
заимствовали от супруг единственно язык, то всегда почти предоставляли детям
следовать внушениям матерей в отношении веры. Таким образом перерождались целые
фамилии.
Еще более действовало на перерождение русского дворянства воспитание. Дети
русских дворян учились в Кракове, во Львове, в Ярославле и прочих городах
внутренних стран Речи-Посподитой, иные за границею, в Австрии, во Франции, в
Испании, в Италии; иезуиты везде овладевали тогда воспитанием. Как только прибудет
в училище молодой русип, на него устремляется все внимание; ему внушают
отвращение к вере отцов его; описывают ее ересью; представляют догматы римско-
католической церкви истинными, а обряды её стараются выставить в привлекательном
виде. Молодое чувство покоряется внушениям наставников: русский принимает
римскокатолическое исповедание, возвращается на родину—и все в ней кажется ему
варварским; он, затыкает уши, слыша речь южнорусскую; на подданного своего он
смотрит не только как на презренного раба, по как на существо, отверлсенное Богом,