Смоленщине колхозов к этому самому личному подсобному хозяйству. Потому что

встречать доводилось и таких руководителей, которые не только не

подталкивали на обзаведение домашней живностью, садом и огородом, но открыто

чинили всяческие препятствия и сложности, чтобы человека «ничто не отвлекало

от общественного производства». Но больше встречал таких, которые относились

к этому по принципу: есть — хорошо, а нет — еще лучше.

Спросил у Бизунова: мол, неужели в таком богатом колхозе нет возможности

снабжать своих работников необходимыми продуктами питания, чтобы освободить

их от лишних хлопот в огороде, в саду, в сарае?

— И мясо, и молоко каждый может купить, — откликнулся председатель. — И

покупают, кому надо. Но все же лучше, когда человек сам себя кормит. Однако

дело не только в этом...

Оказалось, корову здесь держат в каждом втором дворе. Там, где нет

коровы, есть теленок или поросенок, есть овцы и козы. И, конечно, огороды у

всех; у многих — с поливом.

Что ни говори, а хлопотное это дело — с хозяйством управляться. Ни зимой,

ни летом, ни в будни, ни в праздники не отпускает оно человека «в отгул».

Мычит, хрюкает, блеет — присмотра требует и ласки, как все живое. И во

многих местах все реже живность встретишь во дворе, все малочисленнее стадо

за околицей, а то и вовсе стада нет — две-три коровы в деревне. Трудно с

хозяйством. И под этими трудностями мы привыкли понимать лишь заботы по

уходу: рано надо вставать, попозже лечь. Но на самом деле трудности в

другом.

Недавно поехал я в родные места. Смотрю, стадо за околицей ходит, не

стадо, а так, отбившийся от прежнего стада табунок. Пастух моим другом

детства оказался. Сели мы на каменистый пригорок среди лысого, до черноты

вытоптанного выгона и стали вспоминать прежние выпаса, по которым и мне

доводилось стадо водить.

Оказалось, нет давно тех выпасов, распаханы. Остались лишь вот эти

каменистые неудоби, на которых корове и ущипнуть нечего. Значит, из стада

домой вернется нагулявшейся, но голодной — даже летом надо иметь во дворе

каждодневный запас зеленой подкормки. А ее кто-то приготовить должен, где-то

накосить ее надо. А где? Только на огороде что-нибудь можно нарвать или на

обочинах дорог, так как сенокосов прежних тоже нет. А если и есть, то кто ж

разрешит трогать их? Вот и сокращается с каждым годом стадо. И чем меньше

оно, тем труднее корову держать, потому хотя бы, что пастуха найти сложнее,

а то и вовсе невозможно. По очереди приходится пасти, что не каждый может. К

тому же и выгнать бывает некуда, разве что водить в поводу по окрайкам

полей, по межам.

Заехал я минувшей осенью в подмосковную деревеньку на высоком косогоре.

Простор кругом и красота. Издали смотришь, кажется: выше деревеньки только

небо. Однако не выйти, не выбежать на простор этот. Нет пути за околицу,

потому что по самые дворы распаханы и выгон, и даже площадка под дубами, где

испокон веку молодежь по вечерам собиралась и где еще свисали с дерева

качели. Издали поглядывают на них мальчишки, а дойти не могут, у дворов

маются, сидят на обочине оживленной шоссейки, краем деревни пролегшей, из

тесноты этой, в простор умчаться по ней мечтают. Старики у калиток часами

простаивают, с прохожими молчаливыми кивками обмениваются. Им, старикам

этим, ой как хотелось не в обузу людям быть и лишними себя не чувствовать,

дело какое-нибудь ладить, внукам умение свое передавать, чтобы руки у них к

труду привыкали, но дела-то и нет, как нет и живности. Одна коровенка на всю

деревню — на привязи в огороде помыкивает — да две козы к изгороди веревкой

накоротко привязаны. И показалось мне, что в тракторах, опахивавших

деревеньку, крылась какая-то неподвластная человеку сила, действующая помимо

его воли и разума. Сама по себе ковыряет и ковыряет ту землю, которая

никогда не пахалась, которая до нынешних дней служила деревне не только

выгоном, но и местом, где в праздники собирались все ее жители на гулянье,

где хороводы водили и игры на воле устраивали. Тесно и скучно сделалось в

деревеньке на высоком косогоре. Хоть и нет никакой ограды по-за дворами, но

вроде бы и есть — пашня, рыхлая и пыльная, как зола.

Так что наблюдений хватало. Поэтому я и спросил у Сергея Ивановича: как с

сенокосом, с выпасом люди обходятся? И вот тут ответ его поразил меня еще

больше. Каждую весну колхоз выделяет не только выпас, но и пастуха

назначает, выдает ему, как и всем животноводам, спецовку. А чтобы потом, при

начислении пенсии, это лето не выпадало из трудовой его биографии, он в том

же рабочем табеле значится, что и колхозники, занятые в общественном

производстве. Они — на производстве, он выполняет один из видов бытовых

услуг. И, как всякую услугу, её оплачивает заказчик, в данном случае —

владельцы скота. А чтобы хозяйкам и вовсе удобно было, чтобы на дойку не

ходили далеко, не тратили много сил и времени, выпас выделяется не какой-

нибудь бросовый, дальний, а ухоженный луг рядом с селом и колхозным

пастбищем.

С заготовкой сена тоже хлопот не знают колхозники.

Хоть и просил меня Бизунов «не доводить этот факт до сведения начальства»,

но, думается, ситуация теперь изменилась, и я не причиню вреда, если скажу:

сено для личного скота колхозники запасают не урывками, не тайком, а

организованно, быстро, в считанные дни, не дожидаясь завершения заготовки

кормов для колхозного стада.

— Чем меньше у человека хлопот, тем он лучше работает, на душе у него

спокойнее,— считает председатель.

И давным-давно забыто время, когда на колхозном дворе не хватало кормов.

При самых трудных погодных условиях, при самой затяжной зимовке — и сена, и

силоса, и сенажа досыта. Еще и соседей частенько выручают, колхозникам

продают у кого нужда есть или кто коровой обзавелся после сенокосной поры.

С кем бы ни говорил я в Лучесе о трудностях ведения хозяйства, отвечают:

да ничего трудного, если присмотреть есть кому, если старики в доме есть или

ребятишки.

— Не трудно, когда люди не знают забот с выпасом, когда снята с их плеч

главная трудность — канитель с заготовкой сена на зиму, — уточнил Бизунов.

Важное уточнение. Потому что в некоторых селах человек должен сначала

накосить три — пять тонн сена для колхоза или совхоза, а уж потом только —

для своей коровенки. И сделать это надо в свободные от работы минуты. А

минут таких в жаркую летнюю пору мало, особенно у механизаторов. Тут-то и

начинается разлад, тут-то и сталкиваются интересы личные и общественные, что

позволяет противникам личного скота и приусадебных участков утверждать:

подсобное хозяйство несовместимо с общественным. Мол, нельзя ждать от

человека хорошей работы на производстве, если он дома с утра пораньше

наработается, да и вечером не отдыхает.

Клянет свое хозяйство и сам человек и исподволь избавляется от него,

потому что помимо физических трудностей оно еще и морально угнетает, оно

ссорит его с соседями, с теми, кто половчее оказался, с местными

руководителями. В коллективе смотрят на него как на куркуля, озабоченного

лишь собой, и порицают. А заодно порицают и личный двор с садом и огородом.

Поэтому, когда мы говорим, что молодые семьи не хотят вести подсобное

хозяйство, то уточнять бы надо: преодолевать все эти препятствия не хотят.

Там, где нет всех этих сложностей с выпасами и сенокосами, они ведут его,

и даже охотно. В том числе и молодые специалисты, как в той же Лучесе, к

примеру.

— Однако выставляют часто и такой довод: мол, для прокорма живности не

только сено нужно, но и зерно, которое на огороде не выращивают.