И ушла.

Утром я пошел в школу, и весь день думал, что все смотрят на меня насмешливо и с презрением. Я обманул Антоху и в одиночку пришел из школы домой и потом сел за стол у себя в комнате. Я делал вид, что делаю уроки, а на самом деле думал про письмо, которое хотел написать, перед тем как умру. Но еще перед этим я украл из бабушкиного шкафчика упаковку с таблетками, и после того, как я напишу письмо я выпью всю упаковку.

Я знаю, отчего умирают люди.

Собачья должность

Молодой и совершенно нормальный с виду мужчина сидел за письменным столом, подперев одной рукой лоб и уронив другую на колени - не то отдыхал, не то пребывал в отчаянии. Вокруг него на столе и на полу валялись исписанные листы бумаги, все как один скомканные. Было мужчине лет тридцать пять – возраст вполне, кажется, снисходительный, но на затылке у него уже прищурилась лысина. Звали его просто – Вениамин.

Тут же, заложив руки за спину, прохаживался другой мужчина, требовательным нетерпением похожий на надзирателя. Бесшумно ступая, он поглядывал на сидящего, ожидая, когда тот выйдет из понурой задумчивости. Звали надзирателя еще проще – Гаврила.

Трудно было сказать, как давно мужчина за столом находился в оцепенении, но вот он, наконец, пошевелился, распрямил спину, подтянул из стопки бумаги чистый лист и положил напротив, направив уголком себе в грудь. Взяв ручку, он поерзал и уставился в белое пространство. Надзиратель подошел и расположился у него за спиной.

- Итак, Веня, пишем в последний раз, - сказал он. - Пиши:

«Танечка! Обращаюсь к вам с глубоко засевшим чувством симпатии с целью открыться в поисках ответного потока чувств. Не удивляйтесь, что я положил на вас глаз. В нашем доме, а, может, и во всем городе вы самая роскошная женщина и в такой кондиции вполне мне подходите. Таково мое твердое мужское мнение и не надо со мной спорить…» Написал?

Вениамин уткнул ручку в бумагу и послушно принялся выводить:

«Уважаемая Татьяна Петровна! Вы, наверное, удивитесь, получив мое письмо. Скажете – зачем писать письмо, если можно подойти и передать на словах. Ах, если бы это было так просто сделать! А, может, получив и прочитав мое письмо, Вы просто рассмеетесь и разорвете его! Только это было бы ужасно несправедливо с Вашей стороны!..»

- Ну, куда тебя, дурака, опять понесло! – возмутился надзиратель. – Кончай ты сопли на кулак наматывать, Веня! Пиши:

«…Со своей стороны имею предложить вам такой букет обхождения, какой не снился даже Сергееву из 55-й квартиры. Ухаживать буду красиво и внушительно. Для начала я приглашаю вас в кафе и попрошу надеть по такому случаю вашу темную юбку, которая выгодно подчеркивает вашу непроходимую молодость, а к ней прозрачную белую блузку. Но только чтобы лифчик был под цвет блузки». Написал?

Вениамин вздохнул и продолжил:

«Это долгая история, но я попробую оживить ее кратким, незабываемым воспоминанием. Я обратил на Вас внимание сразу же, как переехал в Ваш дом. Это было на следующий день утром, когда я проходил мимо Вашего подъезда по пути на работу. Вы вышли, такая легкая, такая гармоничная, и заспешили в другую сторону, не обратив на меня никакого внимания, а я остался стоять, сраженный Вашей красотой».

- Ну, дурак, ну, дурак! – заскрипел зубами надзиратель. – Ну кто ж так нынче ухаживает?! Пиши, как я тебе говорю!

«В кафе пойдем, какое вы захотите, но можно и в ресторан. Можно пешком, а можно на такси. Часиков в восемь, чтобы не засиживаться. Будьте уверены, вам за меня будет не стыдно. А если кто на вас не так посмотрит или скажет чего, так я могу и милицию позвать! В общем, посидим, поговорим, я вам свою жизнь открою, вы мне – свою. Короче, познакомимся поближе. Я анекдоты приличные знаю. А вы любите «Ретро FM»? Я так просто обожаю!» Написал?

Вениамин потрогал макушку, подумал и застрочил дальше:

«Тогда был конец мая, во дворе уже расцвела сирень, и я несколько минут стоял, вдыхая ее аромат. У меня закружилась голова, и я влюбился. После этой встречи я стал в свободное время поджидать Вас во дворе, наблюдая за Вами со стороны и не решаясь приблизиться. Вы же, в свою очередь, решительно продолжали меня не замечать. Несколько раз я видел Вас в компании других мужчин, и это доставляло мне непереносимые мучения, подтверждая тем самым глубину моего чувства к Вам, уважаемая Татьяна Петровна…»

- О, Господи! Вечно мне с ним одно мучение! Ну, дурак, ну, дурак… - покачал головой надзиратель и постучал себя по лбу. - Ладно, пиши дальше:

«После ресторана можно пойти к вам или ко мне, а можно погулять. Хотя гулять будет уже поздно. Поэтому я приглашаю вас к себе попить чаю или, если захотите, вина. Я куплю. Вы какое предпочитаете – красное или белое? А, может, портвейн? Главное, чтобы не стесняться и чувствовать себя свободно». Написал?

Веня почесал кончиком ручки за ухом и шарик на другом ее конце покатился дальше:

«Ах, уважаемая Татьяна Петровна! Если бы Вы знали, сколько раз я порывался открыться Вам! Сколько раз при Вашем появлении я делал непроизвольный шаг Вам навстречу, но в последнюю секунду какая-то ужасная нерешительность останавливала меня! Если бы Вы знали! Но Вы, к сожалению, не знаете…»

Надзиратель Гаврила заглянул через Венино плечо и покачал головой:

- Ах, Веня, Веня! Что же мне с тобой делать… Ну, хорошо, пиши так:

«Потом можно на выбор – послушать музыку или посмотреть видик. У меня хорошая коллекция разных фильмов, но мне больше нравятся ужастики. Нет, я, конечно, люблю и серьезные фильмы, например «С легким паром!» или, там, про любовь. Но если захотите, то у меня и про эротику есть. Но вы только не подумайте, что я на что-то намекаю! У меня намерения самые серьезные и чистые!». Ну, написал?

Веня склонился над листом:

«Вы только не подумайте, уважаемая Татьяна Петровна, что я на что-то намекаю! Вовсе нет! Вы вправе распоряжаться своей судьбой, как пожелаете, и хотя я не самый красивый и умный человек в нашем доме, а, может быть, и во всем городе, но у меня самые серьезные и чистые намерения!»

- Ну, наконец-то! – обрадовался Гаврила. - Ну, наконец-то допер! Дальше пиши, значит, так:

«И еще не думайте, Танечка, что предлагаю всякие там рестораны, прогулки, видики-мультики каждой встречной поперечной! Нет, только вам! Я вообще человек решительный и слов на ветер не бросаю. Я сказал себе: Татьяна Петровна – моя женщина, и я добьюсь ее, чего бы мне это не стоило! Даже если это будет стоить целой зарплаты. Вот так. Но вы не бойтесь – деньги после этого у меня еще останутся». Ну, что там у нас получается?

Вениамин еще ниже склонился к письму и почти закрыл его собой:

«Но получается так, уважаемая Татьяна Петровна, что у меня к Вам абсолютно безответное чувство. Конечно, я понимаю, что все дело в моей нерешительности и робости. Но странное дело – на самом деле я не считаю себя человеком робким и застенчивым и, напротив, все мои достижения, как менеджера по продажам я полностью отношу к моему умению обходиться с людьми. Хотя, не скрою, мне часто приходится менять место работы».

- Ну, а про это-то зачем, Веня? – расстроился Гаврила, - Давай-ка, лучше вот что напишем:

«Вообще-то я один раз уже обжегся. В смысле, был уже женат. Не хочу ничего сказать плохого про мою бывшую. Я вообще про женщин плохо не говорю, а про бывшую жену тем более. Ну, развелись и развелись! С кем не бывает! Но женат я был, не скрою. Но так ведь это даже хорошо, Танечка! Значит, имеется опыт семейной жизни. И с вами, так и знайте, я все мои прошлые ошибки обязательно учту и исправлю!»

Веня грустно вздохнул и продолжил:

«Должен Вам признаться, Татьяна Петровна, в одной моей ужасной жизненной ошибке: я уже был женат. Предвижу Ваше разочарование, но не упомянуть об этом не могу. Это было бы нечестно с моей стороны. Теперь, когда я узнал, что Вы есть на белом свете, моя неудачная женитьба кажется мне еще более опрометчивым поступком. Почему людям, чтобы что-то понять, нужно обязательно испытать боль, а чтобы стать мудрым – испытать боль раскаяния?! Но мне раскаиваться не в чем, потому что теперь я люблю Вас!»