«Кофе. Мне надо выпить кофе». — Слова эти вертелись у него в голове подобно магическому заклинанию, но ему было уже все равно.

Джеремия завернул кран и вытер руки. В который раз он задавался одним и тем же вопросом: что с ним происходит? Однако все его попытки найти ответ оказывались бесплодными. Его здравый смысл, весь его предшествующий, пусть ограниченный, опыт, отказывались объяснить его галлюцинации чем-то иным, нежели прогрессирующим безумием, но от подобного объяснения он наотрез отказывался.

Однако ему становилось все труднее убедить себя в том, что с ним все в порядке. Что это, если не сумасшествие?

«Может, я просто переутомился». — Здесь была доля истины, но этого было явно недостаточно, чтобы объяснить все, что с ним случилось. Избегая смотреть в зеркало, Джеремия направился к двери. В этом проклятом зеркале словно сосредоточился весь его страх. Что если эти лики снова там?..

«Кофе. Мне надо выпить кофе».

Даже еще находясь за дверью, он ощущал восхитительный аромат, разливавшийся по коридору. Это был не тот сладкий букет, отличавший сорт, который он покупал прежде — или ему только казалось, что покупал? И все же запах был соблазнительным. Раздувая ноздри, Джеремия поспешил в буфет. Да, да, чашка этого черного, как смола, крепчайшего напитка положит конец злобному заговору темных сил против него.

Когда он подошел к двери буфета, оттуда выпорхнула молоденькая секретарша, в ладонях она бережно сжимала дымящуюся чашку. Джеремия точно зачарованный наблюдал, как мерно, в такт ее шагам, покачивается чашка, особенно завораживали поднимавшиеся над ней тонкие, словно резные, колечки дыма. Пораженный, он не мог двинуться с места до тех пор, пока женщина не повернулась к нему спиной, скрыв от его глаз заветную чашку.

Он зашел в буфет. Кофейник стоял на плите, наполовину полный. Не спуская с него глаз, Джеремия обогнул небольшой столик, вокруг которого стояли четыре пластиковых стула (должно быть, по мысли руководства, за счет сложных комбинаций со стульями буфет должен был вмещать пятьдесят с лишним человек), как вдруг вспомнил, что оставил свою кружку в боксе. Он посмотрел по сторонам, и взгляд его упал на термос с холодной питьевой водой. Рядом стояла стопка бумажных одноразовых стаканчиков и лежали салфетки. Бумажный стаканчик был не самой подходящей емкостью для горячего кофе, но Джеремия решил, что, если обмотает его салфеткой, то, может, и не обожжет пальцы.

Тодтманн подошел к плите. Он подумал, что есть какая-то странная ирония в том, что весь день мысли его вращались вокруг чашечки кофе. В этом было что-то похожее на его жизнь, которая вся строилась вокруг каких-то событий или обязанностей. Только не вокруг людей. Он слишком плохо знал людей, чтобы позволить им вторгаться в его размеренное существование. Когда он потянулся, чтобы снять кофейник с плитки, его содержимое еще булькало. Это означало, что кофе был свежий, только что сваренный. Он принюхался, ноздри защекотал приятный аромат.

И тут кипящая, черная, как чернила, жидкость начала переливаться через край.

— Проклятие! — Он машинально отдернул руку.

«Только этого мне и не хватало! Моргенстрём меня повесит!»

Не важно, что Джеремия был ни в чем не виноват: его боссу — этому церберу — важно одно: что он оказался рядом, когда это произошло. Для Моргенстрёма это был достаточный повод.

Выпустив из рук бумажный стаканчик, бедолага встал на колени, чтобы вытереть то, что успело пролиться на пол. Он уже хотел промокнуть мокрое место салфеткой, как вдруг лужица, которая все увеличивалась, отползла от него. Джеремия потянулся, перекрывая ей путь к отступлению, но лужа метнулась в другую сторону.

Джеремия выронил салфетку и на четвереньках попятился к двери, судорожно тряся головой и лопоча что-то вроде: «Только не это, только не это…»

Салфетка упала в лужу и мгновенно затонули, издав при этом неприятный чавкающий звук.

На пол вылилось уже столько кофе, что можно было бы наполнить добрых три кофейника, а он все бежал и бежал. Еще одно обстоятельство настораживало — короткого замыкания не произошло, хотя нагревательная плитка кофеварки была залита жидкостью.

Существует некий порог устойчивости рассудка, и хотя Джеремии давно казалось, что он уже достиг его, человеческое начало, то, которое — даже вопреки реальности — удерживает большинство людей от безумия, всякий раз не давало ему переступить этот порог.

На сей раз этого не случилось.

Джеремия испустил вопль. Он закричал еще громче, когда увидел, что лужа пролитого кофе неумолимо подбирается к нему. Теперь она растеклась на четыре рукава, которые, преломившись в его воспаленном воображении, превратились в пальцы огромной ладони. Подползая все ближе и ближе, они расширялись, утолщались… Настоящее кофейное море уже заливало практически всю комнату, а из кофейника все лилась и лилась темная кипящая жидкость.

Джеремия снова завопил. Только когда его вопль затих, он задумался, почему никто не бежит на крик. Уж кто-кто, а Моргенстрём уже должен был прибежать, чтобы выяснить, кто посмел нарушить покой в его владениях. Куда все подевались? Он что же — остался в конторе совсем один?

Пальцы постоянно меняли форму, они извивались и вытягивались и, наступая, как будто норовили взять Джеремию в клещи. Одно из щупалец разлилось вокруг ножки стула и, к ужасу Джеремии, стул постигла та же участь, что и салфетку. Ножки начали быстро погружаться в пучину, хотя с виду лужа была глубиной не более какой-нибудь доли дюйма.

Повинуясь первобытному инстинкту самосохранения, Джеремия решил действовать. Когда щупальца оказались у самых его ног, он прыгнул на стул, единственное свободное место, до которого он еще был в состоянии добраться. Ступив одной ногой на пластиковую поверхность, которую еще не поглотила пучина, Джеремия почувствовал, что под тяжестью его веса стул тонет еще быстрее. Тогда он перескочил на стол. Едва он обрел равновесие, стол стронулся с места. Та часть его, которая находилась ближе к разлившемуся по комнате бассейну, начала медленно опускаться. Перевалившись через стол, Джеремия кубарем свалился на пол, ударившись плечом и лицом о линолеум. Боли Джеремия не почувствовал, в тот момент все мысли его были сосредоточены на одном: как спастись от взбесившегося напитка.

Оглянувшись, он увидел, что страхи его не напрасны. Попытка спастись бегством пока не увенчалась успехом. Разлившийся кофе неумолимо следовал за ним по пятам. Старые щупальца исчезали, на их месте появлялись новые, и эта черная жижа все ползла и ползла вперед. Стул уже сгинул, вслед за ним готовы были отправиться еще два. Стол опрокинулся, больше чем наполовину его уже затянула чудовищная лужа. Джеремия содрогнулся, представив, что было бы с ним, оставайся он на месте. Кофе явно был голоден.

Джеремия на четвереньках покинул буфет. Однако в помещении, в которое он попал, царила тишина. Не слышно было даже работы отопительных агрегатов. Время обеда еще не наступило, хотя гнавшейся за ним горячей жидкости едва ли было до этого дело, но даже если бы и наступило, кто-то все равно остался бы в конторе. Звонили бы телефоны, служащие ворчали бы, что у них обед, и Моргенстрём, который никогда не покидал конторы до конца рабочего дня, распекал бы кого-нибудь за халатное отношение к делу. Ничего подобного не было. Джеремия вдруг с ужасом подумал, что кофе оставил его напоследок. Ведь остальные уже давно наполнили свои кружки и попили.

Он как раз вовремя услышал грозное бульканье, раздававшееся у него за спиной. Мутная лужа буквально наступала ему на пятки. Джеремия поднялся и поспешил прочь. Но движения его были какие-то замедленные, каждый шаг давался с трудом, точно в лицо ему дул ураганной силы ветер — настолько тяжело он передвигался.

— Джеремия-а-а-а-а!

Это кричал Гектор. Он стоял в каких-нибудь нескольких метрах от него. Если Джеремии казалось, что его собственные ноги налиты свинцом, то Гектор вообще будто прирос к месту.

— Гектор? — Голос Джеремии звучал вполне нормально, но что можно было считать нормой в подобных обстоятельствах? Можно ли было счесть нормой разлившееся за ним кровожадное кофейное море или сюрреалистические видения в зеркале?