— Ага, сейчас побежал, — крикнул тот, — я мамке всё расскажу.
— Ах, так, — крикнул Вовка и стащил малого сверху вместе с матрацем. После небольшой кучи-малы все утихомирилось. А после того как Мишка узнал, что сегодня они едут в город, все распри были забыты. Теперь он уже торопил брата все делать быстрее.
— Вовка, хватай бутылку и гони за керосином, сам обещал, а я через час в магазин за продуктами сбегаю.
Вовка почесал затылок.
— Ну, тогда расскажи хоть, где эта лавка? — спросил он.
После торопливых Мишкиных объяснений он взял авоську с бутылкой, деньги и отправился за керосином.
— Мишка, — на всякий случай предупредил он брата, — смотри, карточки не потеряй, сам знаешь, что будет.
— Не учи ученого, — сразу последовал ответ.
Действительно, стояние за керосином было гораздо более долгим, чем за хлебом. В очереди стояла толпа бабок, и Вовка услышал море новостей, типа скоро будет новая война с Америкой и немцами, кто-то уже слышал, что уже где-то кого-то на границе снова бомбили. Что на следующей неделе отменят карточки, а другая бабка сообщила, что, наоборот, нормы урежут в два раза или три и керосин подорожает. Когда он пришел домой, брат уже был там и чуть ли не нарезал круги по комнате от нетерпения.
— Ну, давай пошли быстрей, автобус скоро должен прийти! — сразу завопил он.
Закрыв дом, они отправились на автобусную остановку. Там уже стояла огромная толпа народа. Действительно автобус с выдающимся вперед капотом, на котором красовалась гордая надпись «ЗИС-16», подошел очень быстро. Вовка глядел на эту рухлядь и удивлялся, как она еще ездит.
У него мигом вспомнились наработанные инстинкты детства, когда он боролся за место в автобусе, и, схватив Мишку за руку, он рванулся туда, где по его расчетам должны были открыться задние двери. Расчет футболиста оказался точным, и их толпой сразу приперло к дверям, которые из-за этого открывались с огромным трудом. Но когда те все же открылись, можно было даже не перебирать ногами, их обоих просто занесли внутрь.
Большая часть ожидающих осталась на остановке, и только парочка мужиков пыталась с разгона пролезть между торчавшими из дверей задницами счастливцев. Но у них ничего не получилось, и автобус, тяжело переваливаясь на ухабах, двинулся дальше.
Вовке с Мишкой не удалось подняться, и они стояли на ступеньках, упираясь носами в спины впереди стоящих людей.
За перегородкой на высоком узком сиденье восседала кондукторша с большой кожаной сумкой, а на груди у нее висело устройство, на котором висело штук восемь рулонов с билетами разного цвета.
Она в это время, повернув голову в сторону водителя, диким голосом орала:
— Борька, сукин сын, больше до города не останавливайся, не видишь, что творится, опять двери выломают.
По мере того как автобус двигался дальше, давка в салоне стала менее заметна, и кондукторша приступила к обилечиванию пассажиров.
— Мальчики, вам куда? — спросила она у братьев.
— Нам до барахолки, — сразу закричал Мишка, — два билета.
Им тут же было оторвано два билета, за которые пришлось выложить два рубля.
Действительно, автобус до самого города больше не останавливался, проехав мимо двух остановок, заполненных людьми. И только в самом городе народ начал потихоньку рассасываться. Вовка смотрел на тротуары, заполненные людьми, редкие автомобили, на которые никто из пешеходов не обращал внимания, переходя улицы где придется. На деревянные трамваи, которые, похоже, ездили еще с дореволюционных времен. Он читал кумачовые лозунги, от которых уже давно успел отвыкнуть, и только сейчас, именно здесь до него по-настоящему, полностью дошло, что он в прошлом, и ему надо будет прожить его еще раз.
Когда они доехали до своей остановки, которая, конечно, называлась совсем не барахолка, из автобуса вышли почти все пассажиры и отправились в широко раскрытые ворота. Из репродуктора, висевшего на столбе, доносился голос диктора, читающего новости, на который никто не обращал внимания. Два милиционера, лениво лузгающие семечки, внимательными взглядами окидывали огромную толпу снующих туда-сюда людей. Вместе с потоком посетителей братья прошли дальше и начали разглядывать длинные ряды стоявших за прилавками продавцов. Вот кого здесь было много, так это инвалидов. Казалось, что почти половина из стоявших за прилавками была представлена именно ими. Одноногие — с грубыми деревянными протезами на ремнях, однорукие — с железным крючком вместо кисти, в поношенном солдатском обмундировании, с медалями и орденами на груди. А продавалось здесь всё, что только могло продаваться.
Между пришедшим на барахолку людом то и дело мелькали подозрительные лица с бланшами под глазом. В тупике за углом дома храпел безногий пьяный инвалид, с завернутыми и завязанными веревкой на бедрах штанинами. Его доска с подшипниками лежала у него прямо на животе, и во сне он крепко прижимал ее к себе обеими руками.
Вовка крепче взял за руку в испуге глазеющего на инвалида Мишку и пошел вдоль рядов, разыскивая, где могут продаваться футбольные мячи.
Они прошли уже прилично, разглядывая все, что лежало на прилавках. Но как всегда, когда нужно купить что-то конкретное, именно этого конкретного никогда не найти. Они прошли всю барахолку и уныло возвращались к выходу, мячей они так и не увидели.
Когда уже почти дошли до ворот, Вовка краем глаза заметил что-то знакомое в куче хлама, разложенного на куске старого брезента. Не веря в удачу, он подошел и увидел не надутый, а согнутый вдвое футбольный мяч. Рядом с этим хламом стояла толстая пожилая тетка, весьма подозрительно глядящая на братьев.
— Можно мяч посмотреть? — спросил Вовка.
Тетка явно оживилась.
— Посмотри, посмотри, — быстро зачастила она, — мячик новый, еще довоенный, в чемодане семь лет пролежал.
Вовка взял мяч, слежавшаяся плотная кожа разворачивалась с трудом. Разрез для камеры не был зашнурован, и он быстро вытащил ее из мяча. Та явно не была в деле, ни одной заплатки. Он сунул конец резиновой трубки в рот и надул, сколько мог. После чего оба с Мишкой сосредоточенно слушали, не сифонит ли где-нибудь воздух. Потом начали рассматривать сам мяч. Действительно, мяч было совсем не использованный.
«Намажу маслом подсолнечным, — подумал Вовка, — кожа отмякнет».
— А сколько вы хотите за него? — наконец спросил он у тетки.
Та внимательно посмотрела на мальчишек и назвала цену. Вовка внутренне присвистнул, это было немногим больше, чем расщедрился отец.
— Ладно, Мишка, пошли, — сказал он, обращаясь к брату, — видно, не судьба нам мяч купить.
Тетка явно забеспокоилась.
— Парнишки, так что, дорого это для вас?
— Это не для нас дорого, тетя, — наставительно сказал Вовка, — это за ваше утильсырье дорого. Ждите, может, какой дурак за эту цену и купит.
— А за сколько ты бы купил? — уже серьезно спросила торговка.
— Вот если бы у вас еще насос был, тогда за всё мог бы заплатить половину вашей цены.
Та язвительно улыбнулась.
— Ты, парень, нахал, однако насос тоже денег стоит. — Но нагнулась и вытащила старенький насос из-под груды железяк.
Вовка посмотрел насос и демонстративно им побренчал.
— Насос-то ваш нерабочий, тетя.
В итоге через пятнадцать минут торгов они шли с мячом и насосом, и в кармане у него оставалась еще пара бумажек, на которые Вовка хотел купить десяток хороших рыболовных крючков, примеченных у одного инвалида.
Сесть на автобус, идущий в поселок, удалось без труда, народа было совсем немного. Они сидели на дерматиновых сиденьях и всю дорогу глядели в окно. Мишка был в восторге и говорил не умолкая, как будет здорово, когда они придут на поле со своим мячом. А то Юрка Серов совсем задрал нос и выделывается, хотя мяч у него даже по земле катиться не может.
Домой они приехали часа в четыре. Родители были еще на работе, и можно было заняться своим приобретением. Первым делом Вовка густо намазал мяч подсолнечным маслом и убрал в сторону. Затем разобрал насос и начал думать, чем заменить совсем истрепавшийся поршень, но тут Мишка проявил инициативу и приволок откуда-то старую велосипедную камеру, из которой поршень и был вырезан. Солидола в хозяйстве Павла Александровича не было, поэтому пришлось использовать для герметизации мамин вазелин, за который еще придется ответить. Потом Вовка взял самую страшную отвертку и начал обтачивать ее напильником. Заинтригованный Мишка крутился вокруг и спрашивал, что это будет. На этот вопрос Вовка отвечал одно: