За столом опять на некоторое время воцарилось молчание. Окружение прекрасно знало, чем в те времена могло закончиться общение с Самим.

Между тем Вовка с физоргом шли по коридору. Когда они спустились на первый этаж, Юрий Александрович неожиданно сказал:

— Погоди, Володя, сейчас ко мне в хозяйство зайдем.

Они спустились в подвал, где физорг крутнул колесо на толстой стальной двери, и они вошли в бомбоубежище. Длинный зал с горящими в защитных колпаках лапами, побеленные стены и скамейки вдоль них. Больше ничего там не было. Но Юрий Александрович шел вперед и подошел уже к обычной деревянной двери, на которой висел замок. Когда они, открыв дверь, зашли в следующий зал, Вовка почуял давно знакомый запах спортивной амуниции, побывавшей деле, вдоль стен стояло десятка два старых велосипедов, на вешалках висела футбольная форма, мячи футбольные, волейбольные. Куча драных бутс была сложена почти посредине комнаты. В закутке у стены стоял стол и стул. Лукин уселся на стул и сказал:

— Ну, как тебе мое логово?

Вовка обвел глазами вокруг. Все было знакомо до боли. Почти в таком же подвале располагалась его первая ДСШ, в которой он постигал футбольные и боксерские азы.

— А что, Юр Саныч, у вас тут неплохо, вот только вокруг одно старье лежит.

— Да это так, насобирал тут за два года то там, то тут. Как говорится, с миру по нитке — голому рубашка. Я тебя чего сюда привел. Дело обстоит так. Слышал, что Николай Михайлович сказал, кровь из носу, а тренера ему выложи. А с начальством у нас не спорят. Короче, есть у меня на примете футболист бывший, Серегин его фамилия, до войны он играл неплохо и даже физкультурный техникум закончил. Вот только во время войны руку потерял. Ну, и сам понимаешь, за воротник слегка закладывает. Я про него особо не думал. А сейчас после того, как в твою тетрадь глянул, то решил, что предложу я ему эту работу. В понедельник ты с утра еще работаешь, приказ об отпуске на сборы будет только со вторника. Так что подойдешь сюда, когда я позвоню, мы втроем обсудим полномочия ваши, так сказать, разграничим. Он мужик нормальный, правда тренером не работал никогда, хоть и учился для этого. Но сам по себе пробивной, вы с ним не пропадете, и всю футбольную братию в городе знает. И к тому же в понедельник снабженец форму обещал привезти и обувь, так что будет теперь в чем тренироваться. А тетрадь свою оставь, я сейчас посижу, посмотрю внимательней, что ты там напланировал. Давай иди домой, отдыхай, как я понимаю, у тебя на ближайший месяц больше выходных не будет.

— Это точно, — вздохнул Вовка, — теперь до двадцать первого августа тренировки каждый день, а с двадцать первого турнир на две недели. Ну ничего, мы сегодня с батей на рыбалку рванем, так что отдохну.

— Да, рыбалка — это неплохо, — согласился физорг, — но я больше охоту уважаю, ну тогда ни хвоста, ни чешуи, бате привет передавай. Напомни, что скоро начнем тренировки, у меня на него большие планы, надеюсь, что кубок города по классике будет наш.

Вовка впервые услышал, что отец занимается борьбой, но что-либо уточнять не стал, надоело всем объяснять, что ничего не помнит из своей жизни.

Когда Вовка пришел домой, сборы заканчивались. Снасти уже стояли в углу, собранные в самодельный чехол, на полу лежали три упакованных вещмешка.

— Наконец явился, — недовольно пробурчал Павел Александрович, — знаешь ведь, что едем, мог пораньше прибежать. Давай переодевайся, и выдвигаемся к автобусу на товарную станцию.

Мать укоризненно сказала:

— Хоть бы дал парню перекусить, дорога-то дальняя.

— Ничего, — ответил муж, — потерпит до деда. У того найдется чего пожевать, сама знаешь.

Но мама упрямо сунула сыну в руки кусок черного хлеба, посыпанный солью, и стакан с чаем.

— До автобуса еще долго, успеете, — сказала она.

— Вовка, давай быстрей, — заныл Мишка, — вдруг автобус раньше придет. Мы пешком до станции полтора часа идти будем. Дядя Петя без нас уедет.

Через пятнадцать минут они шли по направлению к автобусной остановке.

На товарной станции они долго шли по путям, мимо них несколько раз громыхали составы, влекомые пыхтящими паровозами, резкие паровозные гудки били по ушам. С маневровой «кукушки» Павла Александровича приветствовал приятель и быстро объяснил, где найти дядю Петю.

— Повезло, — сказал довольный отец, — поедем сегодня не на локомотиве, а на дрезине, с удобствами.

Они прошли до депо и подошли к дрезине, вокруг которой ходил пожилой железнодорожник.

— Ну что, явился, не запылился, — приветствовал он племянника, — вишь, как подвезло вам. Мне срочно в Толкай надо дрезину отогнать, а завтра вечером обратно, так что прямо как по заказу. Орлов своих тоже взял, правильно, пусть к рыбацкому делу приучаются. Давай, пацаны, залезайте в дрезину, сзади садитесь и не лезьте никуда.

Батя с дядькой еще постояли, покурили и тоже залезли в кабину. Мерно заработал двигатель, дрезина быстро выскользнула из депо и, набирая скорость, помчалась по рельсам.

«А ведь я в первый раз в жизни еду на дрезине, — подумал Вовка, — да и видел их нечасто».

Из-за шума и стука колес разговаривать было затруднительно. Мишка прилип к окну, разглядывая мелькавшие мимо окраины города. Вовке делать было нечего, и он неожиданно для себя заснул.

Проснулся он от того, что его трясли за плечо.

— Эй, засоня, вставай, приехали, — сказал отец, — да пошевеливайся.

Когда они выпрыгнули на насыпь, оказалось, что до самой станции дрезина не доехала, Вовка повернул голову в сторону брата, но тот сам ему сообщил:

— Так до деда ближе идти.

Они поудобней устроили вещмешки на спине и вслед за отцом двинулись по тропинке в сторону поселка. Когда добрались до дедовского дома, уже совсем стемнело. На улицах не было ни одного фонаря. В доме деда в окошке светился желтоватый огонек. Даже в темноте домик оставлял жалкое впечатление: четырехскатная крыша, отваливающаяся штукатурка, два окна, забитые фанерой, вокруг двора покосившийся плетень с парой горшков.

Дверь была на задвижке, но после стука сразу распахнулась и на улицу вышел небритый пожилой мужчина, весьма смахивающий на Павла Александровича, но значительно уступающий ему в комплекции.

— Пашка, ты, что ли, заявился на ночь глядя! — радостно воскликнул он. — И внучата здесь! Ну всё, гуляем! — с этими словами он широко открыл дверь.

Внутри дом представлял одну-единственную комнату, посреди которой возвышалась русская печка. На утрамбованном земляном полу почти вплотную лежали самодельные половики. Освещалось все это великолепие керосиновой лампой, стоявшей на столе. Но из горшка, стоявшего в печке, доносились очень аппетитные запахи.

— Ну, молодцы, наконец решили деда навестить, — суетился хозяин, — и прямо к ужину поспели. Я ведь недавно с работы пришел. У нас сегодня на бойне аврал, целое стадо пропустили. Так руки уже топор не держат. Зато сейчас свежей убоинки отведаете.

— Батя, так что, вам разрешили мясо покупать? — полюбопытствовал сын.

Дед усмехнулся.

— Да когда такое было? Легкое с печенкой чуток, да картошечку поставил, сейчас уже потушится. А ты пока, Пашка, доставай, неужто к отцу без поллитровки приехал?

Отец полез в вещмешок и извлек бутылку. Дед опытной рукой крутнул ее на столе и глянул на пузырьки.

— Ништо, пить можно, — сказал он сам себе.

— Деда, — крикнул Мишка, — мы ведь на рыбалку приехали, завтра будем рыбу на спиннинг ловить.

— На какой, на какой хер ловить будете, Мишаня? Извини, не понял, — переспросил дед.

— На спиннинг, дедушка. Удочка такая, на нее щук ловят, — объяснил внук.

— Ага, ну если вам щук надобно, тогда завтра вам к старой плотине надо топать. Я там каждый день самоловки ставлю, без рыбы не ухожу, — сообщил дед.

— Мишка, а как деда зовут? — тихо на ухо спросил Вовка.

Тот, нисколько не удивляясь, в ответ также прошептал:

— Александр Михайлович.

Между тем дед прибавил света в лампе, и в доме можно было разглядеть друг друга.