— Вот, на станции электричество есть, а когда у нас появится, толком сказать не могут, — сообщил он, ставя чугунок с тушенкой на стол. С полки достал жестяные миски и большим половником положил в них варева до краев.

Никто из младших Фоминых от такого предложения не отказался, и все интенсивно заработали ложками.

Видимо, от усталости деда развезло уже со второй рюмки, и он начал жаловаться на свою жизнь. Дескать, как померла жена, нет ему ни в чем радости. Вот и внуки могли бы целое лето у него жить, все было бы веселей. Сын начал его утешать, объяснять, что не хочет его еще и внуками нагружать. Они выпили еще по паре стопок, и повеселевший Александр Михайлович сказал:

— Пашка, а давай мою любимую споем, а парни пусть подпевают. — Сразу и затянул песню на мотив известной народной песни:

Дед допел песню, разлил остатки водки в стопку и лихо кинул ее в рот. После этого он быстро показал, где кому улечься и куда бежать, если прижмет, прикрутил фитиль лампы и, сказав, что завтра идет с ними на речку, сам улегся спать.

Вовка лежал на широкой лавке, рядом с печкой, от нее несло теплом, и было душно. Он потихоньку встал и вышел на улицу. На улице было темно и тихо. Только со стороны станции изредка доносился шум проходящих составов. В траве трещали цикады. А на черном небе светили яркие звезды, среди которых не пролетал еще не один спутник. Он уселся на скамейку, стоявшую около дверей, и размышлял о том, как жить дальше. Пока все складывается так, как ему бы хотелось.

«А ведь я помню результаты десятков футбольных матчей, — неожиданно пришло ему в голову. — Очень интересно, это можно использовать в дальнейшем. Хотя, может, теперь, когда я здесь появился, результаты будут совсем другими. Да, а какие еще события я помню? Так, будет война в Корее, потом, когда Сталин умрет, Хрущев что-то замутит. Ага, еще Карибский кризис, черт, а когда он был? Вроде в 1961 году, нет, в 1961 году полетит в космос Гагарин. М-да, хреновато что-то вспоминается, как там было в истории. И записывать нигде не получится, вдруг найдут».

С такими мыслями он просидел около часа. Потом с реки потянул прохладный ветерок, и Вовка, поежившись, ушел спать в дом.

Утром он проснулся от шума самовара. Мишка еще спал, разметавшись на топчане. А отец с дедом уже сидели за столом и что-то тихонько обсуждали.

— О, гляди, вот и старший проснулся, — сказал дед. — Давай, Вовка, подымайся, сейчас чайку попьем и в путь.

Батя встал из-за стола и начал будить Мишку, тот сопел, отмахивался, но ему отец сказал в ухо:

— На рыбалку не пойдешь!

Тот моментально вскочил и начал быстро одеваться. После чая все, взяв снасти, дружно пошли на улицу. С утра было свежо, на траве лежала обильная роса, и вскоре ноги у всех были напрочь мокрые. Но когда Фомины вышли на берег Кинеля, они были мокрыми уже от пота, дед тихо ходить не умел. Выше по течению была видна старая, заросшая травой плотина, из-под которой шумела вода, сразу за плотиной это течение терялось в небольшом плесе, за которым речка сужалась и исчезала в ивовых зарослях. С воды поднялась в воздух огромная стая уток — крякв и чирков. Дед проводил их взглядом и сказал:

— Видал, Пашка, уже все на крыле. На следующий выходной на охоту приезжай.

Сын, тоже с тоской проводивший взлетевшую дичь, сказал:

— Не, батя, не получится ничего. Вот к концу августа обязательно приеду. Да и Вовку возьму, он в прошлом году неплохо стрелял.

Вовка вступил в беседу:

— Папа, вряд ли я с тобой поеду, у нас же турнир будет проходить в это время.

В это время Мишка уже деловито привязал леску к длинному ореховому удилищу, достал консервную банку с червями и, насадив червя, пошлепал вдоль берега, искать место для заброса.

— Всё, хватит болтать, — скомандовал дед и сам начал разматывать леску на своей удочке. — Сейчас мелочи наловлю и самоловки переставлю.

Отец, глядя на них, сказал старшему сыну:

— Вовка, может, ты попробуешь спиннинг в деле, а я пока к плотине с удочкой сбегаю, там место есть, где язь крупный выходит.

Тот кивнул головой и достал из чехла спиннинг, присоединил катушку и начал привязывать стальной поводок с блесной. Пока он возился, уже взошло солнце и начало слегка пригревать спину. По воде начали стлаться клубы тумана, исчезая под солнечными лучами. Вовка привязал, как ему показалось, самую удачную блесну и сделал первый заброс. Блесна упала в том месте, где он и планировал, рядом с листьями кувшинок, метрах в пятнадцати от берега. Катушка неприятно обожгла большой палец при торможении.

«То ли еще будет», — подумал он, подматывая блесну. Первый заброс удачи не принес, второй тоже. Через полчаса не выдержал сидевший неподалеку дед, который уже наловил с десяток пескарей и собирался ставить самоловки.

— Вовка, хватит тебе воду зря хлестать, бери лучше удочку да лови плотву, вон у Мишки цельный кукан уже висит, — проворчал он.

Вовка подумал и решительно снял блесну, взял в коробке тройник, примотал к нему несколько мелких утиных перышек, в изобилии валявшихся на берегу. Затем привязал его впереди грузила, решительно сделал заброс на середину плеса. И только он начал подматывать леску, как последовал рывок и на спиннинге появилась приятная тяжесть.

«Щука? — думал он. — Вроде не похоже».

Когда подтащил рыбину к берегу, та сверкнула серебристой чешуей. Он осторожно вытащил ее на илистый берег.

— Жерех! Ничего себе, — раздался сзади голос деда, а прибежавший Мишка уже судорожно отцеплял добычу от тройника.

Дед опытной рукой перенял у него рыбу и сказал:

— Да, килограмма на полтора, не меньше, на что ты ее хоть поймал? Что, на эту хренотень?! Быть того не может!

Вовка улыбнулся:

— Дед, так ты же сам видел.

Тот, забыв про свои самоловки, скомандовал:

— Давай кидай снова.

И очередной заброс опять принес жереха. Когда от плотины прибежал отец, на берегу уже лежало с десяток рыбин.

Без разговоров спиннинг был изъят из Вовкиных рук, и первый же заброс Павла Александровича принес очередную бороду.

Дед, понаблюдав минут пять за ее распутыванием, пробормотал что-то вроде:

— Не к рукам… так хуже лаптя. — И ушел ставить самоловки.

Мишка, понимая, чем грозит лично ему эта борода, сразу исчез из пределов видимости. Какое-то время гордость не позволяла отцу привлечь к распутыванию сына, но, в конце концов, он сунул ему спиннинг в руки, снова взял удочку и побрел искать своих язей. Между тем на берегу появились еще несколько рыбаков, они приходили, узнавали, как клев, и разбегались по своим местам. Вовка все же распутал бороду и снова стал пробовать ловить на свою самодельную муху. Но то ли он выловил всех жерехов, то ли они перестали клевать, больше не взял ни один. А два окуня граммов по триста после жерехов уже не впечатляли.