23. Узнав все это, я собираюсь с духом и тут же, подойдя к кричальщику, говорю: — Полно уж надсаживаться! Вот тебе готовый караульщик, посмотрим, что за цена.

— Тысяча нуммов, — отвечает, — тебе полагается, но послушай, малый, хорошенько постарайся тело сына одного из важнейших граждан в городе от злых гарпий уберечь на совесть.

— Глупости, — говорю, — ты мне толкуешь и чистейшие пустяки. Перед тобой человек железный, которого сон не берет, более бдительный без сравнения, чем Линкей195 или Аргус196 самый глазастый.

Не поспел я еще кончить, как он сейчас же ведет меня к какому-то дому, входы у которого были заперты, так что он зазвал меня внутрь через какую-то маленькую дверцу и, открыв какую-то комнату, в которой было темно от притушенных светильников, указывает на горестную матрону, закутанную в темные одежды, и, подойдя к ней, говорит: — Вот пришел человек, который не побоялся наняться в караульщики к твоему мужу. — Тут она откинула волосы, спадавшие с обеих сторон наперед, и, показав прекрасное, несмотря на скорбь, лицо, говорит, глядя мне в глаза: — Смотри, прошу тебя, как можно бдительнее исполни свое дело.

— Не беспокойся, — говорю, — только награду соответственную приготовь.

24. Удовлетворившись таким ответом, она поднялась и ведет меня к другому покою. Там, введя семерых некиих свидетелей, она подымает рукою блестящие покровы с тела покойного и, некоторое время поплакав, взывает к совести присутствующих и начинает тщательно по статьям перечислять части тела, а писец умышленно заносил ее слова на таблички. — Вот, — говорит, — нос в целости, нетронуты глаза, целы уши, неприкосновенны губы, подбородок тверд; во всем этом вы, честные граждане, будьте свидетелями. — После этих слов таблички были подписаны, и она направилась к выходу.

А я говорю: — Прикажите, госпожа, чтобы все, что, по обычаю, требуется и мне полагается, было приготовлено.

— А что именно? — спрашивает.

— Лампу, — говорю, — побольше масла, чтобы до утра хватило, теплой воды, сосуд с вином да поднос с чашей и с остатками ужина.

Тут она покачала головой и говорит: — Да ты с ума сошел? в доме, где траур, ищешь остатков от ужина, когда у нас который день и кухня не топится! Ты что думаешь, что ты сюда пировать пришел? Лучше бы предавался ты скорби и слезам под стать окружающему! — С этими словами она взглянула на служанку и говорит: — Миррина, принеси сейчас же лампу и масло, потом запрешь караульщика и уходи обратно.

25. Оставленный таким образом наедине с трупом, я тру глаза, таращу их, чтоб не дремать, напевая песенку, а тем временем смеркается, сумерки наступают, первая стража ночи, потом полночь, наконец глубочайший мрак. А у меня страх увеличивался, как вдруг внезапно вползает ласочка,197 останавливается передо мной и так пристально на меня смотрит, что я и смутился от такой наглости в столь ничтожном зверьке. Наконец говорю я ей: — Пошла прочь! Подлая тварь! Убирайся к мышам, они тебе компания, покуда не испытала на себе моей силы! Пошла прочь!

Повернулась и сейчас же исчезла из комнаты. Но в ту же минуту глубокий сон как бы погрузил меня на самое дно преисподней, так что сам Дельфийский бог198 с трудом угадал бы, какое из нас двух лежащих тел более мертво. До такой степени я ничего не чувствовал, что скорее сам нуждался в караульщике, чем мог быть им для другого.

26. Тут как раз пение петухов протрещало, что ночь на исходе. Наконец я проснулся, и, охваченный немалым страхом, бегу к трупу, и, подняв взятый светильник, рассматриваю по частям его лицо, всё ли на месте; вот и бедная супруга в слезах в сопровождении вчерашних свидетелей быстро входит и сейчас же бросается на тело мужа, долго покрывая его поцелуями, потом, поднеся огонь, убеждается, что все в порядке. Тогда, обернувшись, подзывает она своего управляющего Филодеспота199 и дает ему распоряжение немедленно выдать вознаграждение доброму караульщику. И сейчас же прибавляет: — Мы тебе крайне признательны, юноша, и, клянусь Геркулесом, за такую хорошую службу мы с этой минуты считаем тебя нашим домочадцем.

На что я, обрадованный неожиданной поживой и ошалелый от блестящих золотых, которыми я от времени до времени побрякивал в руке, говорю: — Больше того, госпожа! Считай меня своим слугою, и сколько бы раз тебе ни потребовалась наша служба, смело приказывай.

Едва я это произнес, как тотчас все домочадцы, возмущенные таким зловещим предложением, всякий как попало, на меня набросились, кто кулаком в зубы заехал, кто локтями по плечу колотит, кто руками злобно под бока поддает, пятками топтать, за волосы таскать, платье драть. Так что, разодранный и растерзанный, наподобие гордого беотийского юноши200 или вещего пиплейского певца,201 был я выгнан из дому.

27. И покуда на ближайшей площади я прихожу в себя и, слишком поздно вспоминая всю неосмотрительность и зловещий смысл моих слов, сознаюсь, что достоин был бы по своим заслугам еще больших побоев, вот уже после того, как покойника оплакали и трижды окликали, погребальная процессия, по исконным обрядам, как полагается одному из вельмож, приближается к форуму. Подбегает тут какой-то старик в темной одежде, скорбный, весь в слезах, рвя на себе густые седины и обеими руками обняв погребальное ложе, громким, хотя и прерываемым поминутно рыданиями голосом восклицает: — Всем святым заклинаю вас: помогите убитому гражданину и за крайнее преступление зловредной этой и ничтожной женщине отмстите. Она, никто другой, несчастного юношу, сына моей сестры, извела отравой, чтобы предаться прелюбодейной страсти и наследство получить добычей.

Так старец этот, то к одному, то к другому обращаясь, разливался в горьких жалобах. Толпа между тем начала грозно волноваться, и правдоподобность случая заставляла верить в преступление. Крики раздались, чтобы сжечь ее, другие хватались за камни, младших науськивали прикончить женщину. А та, обливаясь притворными слезами, как могла ревностней, призывая всех небожителей в свидетели, отпиралась от такого злодейства.

28. Наконец старец молвил: — Предоставим божественному провидению решить, где правда. Тут находится Затклас, один из первых египетских пророков, который уже давно за большую цену условился со мною на время вызвать душу из преисподней, а тело это вернуть к жизни, — и с этими словами выводит он на середину некоего юношу в льняной одежде, с пальмовыми сандалиями на ногах,202 с нагладко выбритой головой. Долго целуя ему руки и даже колен касаясь, сказал он: — Сжалься, служитель богов, сжалься ради светил небесных, ради подземных божеств, ради стихий природных, ради ночного безмолвия, ради святилища Коптского и ради половодья Нильского, и тайн Мемфийских, и систров Фарийских. Дай на краткий миг воспользоваться сиянием солнца и в сомкнутые навеки очи влей частицу света. Не ропщем мы и не оспариваем у земли ей принадлежащего, но для выяснения справедливого возмездия просим о кратком возвращении к жизни.

Пророк после таких молений положил какую-то травку на уста покойнику, другую — ему на грудь. Затем, повернувшись к востоку, где царственно всходило солнце, начал молча молиться, всей видимостью этой достойной уважения сцены как нельзя лучше подготовив внимание присутствующих к чуду.

29. Я вмешиваюсь в толпу и, став на высоком камне возле самого погребального ложа, любопытным взором за всем слежу, как уже начинает вздыматься грудь, вены спасительно биться, уже духом наполняется тело: и поднялся мертвец, и заговорил юноша: — Зачем вкусившего уже от летейских чаш,203 уже по стигийским болотам плывшего к делам мимолетной жизни возвращаете? Перестань же, молю, перестань и меня к покою моему отпусти!