18. Тут, произнеся заклинания над еще трепещущими внутренностями, она старается угадать, благоприятна ли ее жертва, и возливает различные жидкости, то воду ключевую, то молоко коровье, то черный мед, возливает и священную смесь. Затем волосы эти, сплетя между собою в узлы и завязав, она кладет на горячие угли, куда уже положено было множество ароматов, для того чтобы сжечь их. Тотчас же по необоримой силе магического искусства и по таинственной власти призываемых божеств тела те, чьи волосы, треща, дымились, оживают, обратившись в человеческие, и чувствуют, и слышат, и двигаются, и, привлеченные запахом паленых своих останков, приходят сюда и, желая войти вместо того беотийского юноши, ломятся в двери. Вдруг являешься ты, полный винных паров, сбитый с толку мраком неожиданной ночи, и, храбро обнажив меч, вооруженный наподобие бесноватого Аякса,212 не разгоняешь по его примеру целое стадо, напав на живой скот, но гораздо доблестнее лишаешь жизни три надутых козьих бурдюка, так что в объятиях у меня находится сразивший врагов без единой капли крови не человекоубийца, а мехоубийца.

19. Милою этой беседой Фотидиной и сам развеселившись, говорю я: — Так, значит, и сам я могу первое это доказательство моей доблести считать за один из двенадцати подвигов Геркулеса и по числу уничтоженных бурдюков сравнивать его с победой над трехтелым Герионом или трехглавым Цербером. Но для того, чтобы я от души простил тебя за твой проступок, навлекший на меня столько неприятностей, исполни заветнейшее мое желание и покажи мне хоть отчасти, как твоя хозяйка занимается этой божественной наукой, чтобы мне посмотреть, как она призывает богов, как делает все приготовления, потому что я до всего, что касается магии, страстный охотник. Хотя ты и сама мне кажешься в этих делах не новичком, а человеком опытным. Знаю это и отлично чувствую; ведь я всегда бежал от женских объятий, а ты меня этими сверкающими глазками, румяными щечками, блестящими кудрями, полуоткрытыми губками и душистыми грудками забрала в неволю и добровольно во мне имеешь раба. Я уже и к домашнему очагу не стремлюсь, и к отъезду не делаю приготовлений, и такой вот ночи ни на что не променяю.

20. — Как бы я хотела, — отвечает она, — исполнить, Луций, то, что ты желаешь, но, не говоря уже о подозрительном ее характере, такого рода потаенными вещами занимается она обыкновенно в полном уединении, недоступная ничьим взорам. Но с опасностью для себя я буду иметь в виду твою просьбу и, заметив первый удобный случай, постараюсь исполнить ее при одном, конечно, условии, что прежде всего я буду вполне уверена, что ты верно будешь сохранять молчание о столь важном деле.

Пока мы так щебетали, у обоих в душе и теле проснулось желание. Сбросив все одежды, раздевшись донага, мы предались восторгам Венеры; при этом, когда я уже утомился, Фотида по собственной щедрости подарила меня отроческой надбавкой; глаза наши от бдения сделались томными, и напавшее забытье продержало нас до белого дня.

21. Немного провели мы сладостных ночей в таком же роде, как вдруг в один прекрасный день прибегает ко мне взволнованная, вся в трепете Фотида и докладывает, что госпожа ее, которой никакие чары до сих пор не оказали помощи в ее любовных делах, сегодня ночью будет обращаться в птицу и в таком виде полетит к своему желанному. Итак, пусть я сам как следует приготовлюсь для наблюдения за столь редкой вещью. И действительно, около первой стражи ночи она на цыпочках неслышными шагами провела меня к тому чердачному покою и велела смотреть через какую-то дверную щелку, что будет происходить. Прежде всего Памфила сняла с себя все одежды и, открыв какую-то шкатулку, вынула оттуда множество ящичков, сняла крышку с одного из них и, добыв оттуда душистой мази, сначала долго натирала себе ладони, потом сама смазалась от головы до пят и долгое время шептала что-то над фонарем213 и затряслась сильно всеми членами. Их покрывает нежный, легко раздувающийся пушок, вырастают и крепкие перья, нос удлиняется в клюв, появляются кривые когти. Памфила обратилась в сову. Испустив жалобный крик и попробовав полетать немного над землею, вскоре поднявшись вверх, распустив оба крыла, улетает она из дому.

22. Но она-то по доброй воле силою магического своего искусства переменила свой образ, а я, никаким заклятием не зачарованный, только окаменев от удивления перед только что происшедшим, походил на что угодно, только не на Луция; почти лишившись чувств, ошеломленный до потери рассудка, видя сны наяву, я долго протирал глаза, чтобы убедиться — сплю я или бодрствую. Наконец, вернувшись к сознанию действительности, схватываю руку Фотиды и, поднося ее к своим глазам, говорю: — Не откажи, пока случай нам благоприятствует, дать мне великое доказательство исключительного твоего расположения и удели мне немного этого маслица, заклинаю тебя твоими грудками, медовенькая моя, и неоплатным этим благодеянием так накрепко раба своего к себе привяжи и так устрой, чтобы я при своей Венере находился как Купидон крылатый.

— Скажите пожалуйста, — говорит, — какой хитрец у меня любовничек, хочет, чтобы я сама на себя палку приготовила!214 Как же я тебя, беззащитного, оберегу тогда от фессалийских девок? станешь птицей, где я тебя найду? поминай как звали!

23. — Да спасут меня небожители от такого преступления, — говорю, — чтобы я, будь я самим орлом и облетай высокими полетами все небо, как испытанный вестник или веселящийся перуноносец вышнего Юпитера, все-таки не прилетел в свое гнездышко после таких крылатых подвигов. Клянусь этим сладким завиточком твоих локонов, которым разум мой ты победила, что нет никого на свете, кого бы я предпочел моей Фотиде. Впрочем, мне сейчас пришло в голову, что раз от этой мази я обращусь в подобную птицу, мне придется избегать близости жилых помещений. Какую прибыль могут иметь матроны от такого красивого и такого веселого любовника, как сова? Мы часто видим, что ночных этих птиц, если они залетят в чей-нибудь дом, усердно ловят и пригвождают к дверям, чтобы зловещее предвестие полетами своими для семьи искупала она мучениями. Но вот о чем я совсем позабыл спросить: что надо произнести или сделать, чтобы, сбросив это оперение, я снова мог сделаться сам собою, Луцием?

— Насчет этого не беспокойся, — сказала, — мне госпожа подробно объяснила, как можно из животных снова обращаться в человеческий вид. Не думай, что она сделала это из какого-нибудь особенного расположения ко мне, она хотела, чтобы, когда она возвращается домой, я могла оказывать ей необходимую помощь. В конце концов, смотри, какими простыми и ничтожными травками достигается такая важная вещь: немного укропа и лавровых листьев, разведенных в ключевой воде; пользуются этим как в виде умыванья, так и в виде питья.

24. Повторив это наставление несколько раз, она, вся в трепете, бросилась в комнату и вынула из шкатулки ящичек. Схватив его и облобызав, раньше чем произнести воззвание, чтобы он соблаговолил дать мне счастливые полеты, я сбрасываю с себя все одежды и, жадно запустив в него руку, забрав немного мази, натираю ею все члены моего тела. И уже по очереди махая руками и стараясь сохранить равновесие, я подражаю движениям птицы — но никакого пуха, ни одного перышка, только волосы мои утолщаются до шерсти, нежность кожи моей грубеет до шкуры, да на конечностях моих все пальцы, потеряв разделение, соединяются в одно копыто, да из конца спинного хребта вырастает большой хвост. Уж лицо огромно, рот до ушей, и ноздри открылись, и губы висят, к тому же и уши несоразмерно вытягиваются кверху, покрытые шерстью. И ничего утешительного в злосчастном превращении моем я не видел, если не считать того, что мужеское естество мое увеличилось, хотя я и был лишен возможности обладать Фотидой.