«Не жмурься. Открой глаза. Смотри на его лицо. Смотри внимательно. Видишь? Ну, давай. Доверилась, так не верти теперь носом. Не убудет от тебя».

Противно!.. Нет, голос был прав. Пускай трогает, усмехается, пускает слюни. Мне не жалко. Выжить бы только, суметь сделать, что просят.

Закусила внутреннюю сторону щеки — кажется, до крови — и открыла глаза. Спутанная тёмная борода, кривившиеся в победной ухмылке губы, сломанный не единожды нос, тонкий старый шрам на левой щеке — от скулы к подбородку — и небольшие глаза. Пока я изучала своего преследователя, он ни разу не взглянул на меня выше подбородка, продолжая крепко держать за горло рукой. Другая же задрала мою рубаху и взялась за грудь.

Больно. Отвратительно. Усилием воли смогла не отвернуться, не заскулить и продолжила всматриваться, как велели. Может — нет, точно! — мне помогли пересилить себя. Да, сама бы я точно не сумела.

«Видишь? Вот оно, сумей поймать… Ну?! Я не смогу держать тебя в сознании вечно!»

Что поймать? Кого поймать? От старания перед глазами в ряд заплясали странные скрюченные знаки, переливающиеся всеми возможными цветами. Или это и есть то, что я должна видеть? От меня этого хотели? Не пойму, чем это могло помочь.

«Сосредоточься на той, в форме змеи, третьей слева. Пожелай или представь… надо, чтобы она превратилась в круг. Не отвлекайся. То, что делают с тобой, не идёт ни в какое сравнение с тем, что будет. Если ты не справишься, конечно».

Ехидные комментарии злили и отвлекали сильнее терзающих тело рук. Но я знала, что нужно было сделать, чтобы боль и унижение прекратились. Змею — в круг. Представила ужа, старательно пытающегося укусить самого себя. Тени вокруг стали сгущаться, пока не превратились в кромешную тьму, и остался только изогнутый символ — один из множества, — никак не желающий гнаться за своим хвостом.

«Ты же не последняя?» — тяжело вздохнул голос. — «Есть ещё девицы? А то, боюсь, помрёшь от натуги тут, и плакала моя надежда выбраться».

Судя по тону — не плакала! Забавляется, изверг. А вот мне… Нет, не стоило себя жалеть. Злость сейчас самое правильное чувство — сильное, едкое, тёмное. Только так заставлю эту змеюку свиться в кольцо, иначе впору реветь уже мне.

Потребовалось всего три удара сердца, и непослушный знак искривился, замкнулся и принял нужную форму. Моргнула — он уже пропал, а сидящий на мне мужчина стал заваливаться вперёд, подминая под себя. То ли со мной продолжали играть, то ли… Хватка на шее ослабла, мозолистая шершавая ладонь соскользнула с груди, и шумное сопение стихло. Зачем-то задержала дыхание и попыталась выбраться из плена, столкнуть бесчувственное тело. Удалось не сразу, но на поясе своего неудавшегося преследователя я отыскала охотничий нож, который пустила в ход, как только мужчина оказался на боку — нащупала его лицо, вонзила лезвие под подбородок и опустила вниз, по горлу. Для этого пришлось надавить на рукоятку всем телом.

О недопустимости происходящего не задумывалась, потому что никаких мыслей не было. Только опасение, как бы он не очнулся и не завершил начатое. Благодаря царившему непроглядному мраку сделать что-то подобное было легко — я не видела нанесённой раны, а кровь на пальцах походила скорее на тёплый водянистый мёд — такая же липкая и сладко пахнущая. С ударившим в нос запахом вернулась тошнота, и пришлось отползти подальше, где появился соблазн свернуться калачиком и подремать хотя бы пару часов.

Тут-то и раздался свистящий вдох со стороны мертвеца, и меня будто окатило ледяной водой. Вцепилась в спасительный нож обеими руками и затаилась. Свист всё нарастал и нарастал, пока резко не оборвался, и не раздались шорохи.

— Защэм сы сэсала эсо? — недоумевающе спросили из темноты.

И я закричала. Громко, в полный голос, с визгливыми интонациями, как и подобает напуганной до смерти девчонке. Сбросила всё накопившееся, и легче стало. Паника никуда не делась, поэтому нож я продолжала крепко сжимать, но неконтролируемая истерика отступила.

— Дура, — цыкнули в ответ. — Связки-то почто попортила, а?

В голосе угадывались знакомые ехидные нотки. Неуверенно мотнув головой, я открыла рот и решилась подать голос.

— Ты?..

— Смотри-ка, с мозгами, оказывается, не так уж и плохо всё! Не думала же ты, что я продолжу довольствоваться чьей-то головой? Тело, знаешь ли, лучше иметь в полноправном пользовании.

Захлопнула отвисшую челюсть, с трудом сглотнула и снова мотнула головой. Спустя несколько ударов сердца я сумела совладать с собой и встать. Желание отдохнуть отбило напрочь, вместо него опять заворочалась едкая злость. Полезное чувство, жаль, надолго его не хватало.

— И что теперь? — кашлянув, осведомилась я.

Раздался громкий щелчок пальцев, и сумрак отошёл, как и четверть лучины назад, явив свету дело рук моих, отчего рот наполнился горькой слюной, меня сложило пополам и стошнило прямо под ноги чем-то кислым. Ухмыляющийся мерзавец стоял в стороне, демонстративно поглаживал двумя пальцами края уродливой раны и игрался, то смыкая их, то размыкая. Кровь больше не шла, но одного вида подтёков хватало.

— В смысле — что? — невинно захлопал глазами он. — Не знаю, как у тебя, а вот у меня на первом месте желание отыграться на тюремщиках вволю. Боюсь только, на все придуманные способы пыток не хватит времени. Даже с учётом тела, его у меня не так уж и много.

Закрыв глаза, он ловко развернулся на пятках и вытянул руку вперёд, наугад выбирая направление. Странный способ, ну да ладно. Всё равно собиралась идти строго в противоположную от его пути дорогу.

— Э, нет. Мы не так договаривались. Во-первых, без меня ты отсюда не выберешься. Во-вторых, ты мне ещё нужна. Про зеркальце помнишь?

Голос разительно отличался от того, что я слышала в голове, — более грубый и низкий. Сохранились только интонации. Я старалась не смотреть на мужчину, потому что при каждом взгляде становилось дурно. А ему, казалось, было забавно наблюдать за моей реакцией и вызывать всплески отрицательных эмоций. Питается он ими, что ли? Или намеренно злит, чтоб… Боги, боги, боги! Семеро, да за что же мне всё это? Что я здесь забыла? Что я наделала?.. Всхлипнула, отбросила нож в сторону и зарылась лицом в ладони. Ноги одеревенели и не слушались, но так даже хорошо — не рухнула на землю, как подкошенная, а привалилась к дереву плечом, да так и осталась.

— Опять. Прекрасно. Очередная неженка. Ну что ты, в самом деле, строишь из себя невесть что и соплями давишься? Смотри у меня, развернусь и уйду, будешь так истерить.

И рада бы, да не могу. Домой хочу, к ласковой нянюшке и строгому отцу. Матушку обнять хочу, вернуться к вышивке и недочитанным сказкам. Только где это всё, а где я? Вот она, цена праздному любопытству и непослушанию. Что не сон — уяснила. Не бывало никогда в моей жизни таких долгих, подробных и зыбучих кошмаров.

— Я не могу тебя сейчас успокоить, только новые слёзы в таком виде вызову, — вздохнул, подождал немного и продолжил: — Соврал я. Ты мне нужна, чтобы зеркальце разбить.

Пришлось хлопнуть себя по щекам и стукнуться затылком о сосну. Помогло, пусть и отчасти. Выждала пару мгновений и снова хлопнула, чтоб уж точно наверняка. И кожу на ладони подцепила ногтями и выкрутила, тихонечко взвыв от боли.

— Ну что, пришла в себя?

Я сделала шумный вдох через нос и вопросительно посмотрела на него.

— Не могу его коснуться, — поджал губы он, — иначе на кой ляд ты мне сдалась бы? И нет, магией его тоже не уничтожить. Никакой. Совсем.

— Как мне к тебе обращаться? — передёрнув плечами, взгляда всё-таки не отвела.

— Давай сойдёмся на Кирино. Ки-ри-но, — старательно выговорил, по слогам, и горделиво приосанился. — Лучшее из имён, которыми меня одарили.

— Рисса. — Говорить полного имени тому, кого считала порождением Восьмого, не стала.

Кирино склонил голову к плечу, явно размышляя над чем-то, и смотрел куда-то сквозь меня. Будто видел и понимал, о чём я думаю. А может, действительно знал что-то такое, из моей головы, был же в ней недалече, чем осьмушку лучины назад. Вон как самодовольно ухмыльнулся — и по спине разом пробежались несколько волн мурашек — и скрестил руки на груди, подойдя ближе и нависнув. Я не дёрнулась в сторону только потому, что своим взглядом он чуть ли не пригвоздил меня.