— И все же, мистер Уэйд и мистер Бентин, мы не ошибаемся, утверждая, что Уорш находится у вас, — настаивал неизвестный.

— Я могу только дать вам слово джентльмена. Белого джентльмена, если угодно, — Уэйд почувствовал, как в нем вскипает раздражение. — Мистер Бентин, бывший солдат Конфедерации, может подтвердить это, подтвердить мои слова. Или для многих из вас Конфедерация — пустой звук? Догадываюсь, что это не так.

— Да что там разговаривать! — крикнул кто-то из глубины толпы. — Надо обыскать дом.

Уж этот голос Уэйд узнал мгновенно.

— Ну, джентльмены, вы меня разочаровали, — сказал он, снимая «ремингтон» с плеча, переводя его в вертикальное положение и одновременно взводя курки. — Если уж у вас такие, как Тим О’Фланаган имеют право голоса, немного стоит ваша организация.

Кто-то вполголоса выругался, очевидно, все тот же О’Фланаган.

— Слушайте меня, джентльмены, — Уэйд повысил голос. — Если вы не верите мне и мистеру Бентину на слово, значит, вы не высоко цените нас. Что же, это ваше дело. Но предупреждаю: если хотя бы один из вас сделает один-единственный шаг по направлению ко мне и мистеру Бентину, он получит заряд картечи. В лоб. Здесь среди вас есть охотник, он знает, как это у меня может получиться.

— Он сделает это, — заговорил Уилл, и голос его казался на удивление спокойным, словно он давал кому-то совет по хозяйству. — Потому что так поступили бы на его месте многие из вас, если они хоть в какой-то мере ощущают себя мужчинами. Я уж не говорю — белыми мужчинами. Если вы нам не верите, сходите за шерифом, пусть он осмотрит дом. Вы немного подождете и убедитесь в том, что…

— Мистер Бентин, вы не хуже нашего знаете, что шериф сейчас уже находится в Джонсборо, — перебил его человек с револьвером.

— Ну и что? В таком случае пусть кто-то запряжет повозку или оседлает мула. Экая даль — Джонсборо! Даже до утра ждать не придется. А вы пока побудьте тут. Раз уж вам не спится по ночам, покараульте усадьбу. Если Уорш здесь, то он никуда и не денется. Подземных ходов у нас в усадьбе нет, а по воздуху летать Уорш наверняка не умеет.

В толпе белых балахонов послышался короткий смешок. Очевидно, кто-то представил себе Уорша летящим по воздуху.

— Вот видите, вам и самим смешно, — продолжал Уилл. — А если бы вы подумали заранее, чей дом вы идете обыскивать, то вам не только смешно бы стало, но и стыдно. Этот дом ведь обыскивали уже — янки обыскивали. Один из них, правда, попытался сделать это в одиночку. Его кости сейчас гниют в болоте, что позади усадьбы. И это сделала женщина. Неужели вы думаете, что ее сын, мужчина, окажется хуже?

На несколько секунд воцарилась тишина. Слова Уилла Бентина явно заставили задуматься одних и остудили пыл других — тех, кто не особенно привык думать и был ведом только своими эмоциями.

— А что, мистер Бентин, если мы сейчас поймаем вас на слове да пошлем за шерифом, а он обнаружит в вашем доме убийцу? — сказал мужчина с револьвером.

— Какого такого убийцу? Если бы Казинса убил и в самом деле негр, он что — ножом бы воспользовался? Не негритянское это оружие — нож. Вот бритвой по горлу полоснуть, это они умеют.

Уэйд поразился дипломатическим способностям Уилла. Ведь случись ему самому защищать Джона Уорша, он бы напомнил всем о том, какой это смирный негр, и тем самым навлек бы на себя новые подозрения. А Уилл сумел не только сильно остудить пыл преследователей Уорша и поколебать их уверенность в правильности их версии, но еще и дал понять, что уж он-то негров считает кровожадными — те только и знают, что бритвами махать.

— О’кей, джентльмены, — произнес предводитель белых балахонов после некоторого раздумья. — Мы, стало быть, поступаем так: наши люди покараулят усадьбу. А там уж видно будет: то ли шериф сюда пожалует, то ли Уоршу, если он тут сейчас, надоест сидеть взаперти. Не будете же вы его у себя целую вечность прятать.

Теперь ни Уилл, ни Уэйд не ответили ему.

Белые балахоны, повинуясь негромкой команде, повернулись и стали не спеша удаляться. Уэйд думал, что они осуществят угрозу и окружат дом и хозяйственные постройки, но вскоре ему стало ясно, что этого не случится.

— Жаль, конечно, Уорша, хороший был фермер, — вполголоса произнес Уилл, когда фигуры непрошенных гостей растворились в темноте.

Уэйд не стал уточнять, каким это образом Уорш из издольщиков перешел в фермеры.

— Судьба, значит, у него такая, что нигде ему не дают на своей земле спокойно посидеть.

— Что значит «нигде»?

— Так ведь у него была своя ферма, в Миссисипи. Не понравилось там кому-то, что он много хлопка выращивает, вот ему и пришлось сюда перебираться.

— Ты-то откуда знаешь, дядя Уилл? — ведь ему, Уэйду, Уорш и словом не дал понять, что у него где-то была своя ферма.

— Знаю, — просто ответил Уилл. — Вот ведь как несправедливо получается. Одним земля все равно как обуза, но они на ней сидят. Работать не работают, только землю эту портят. А Джон Уорш хотел и мог, да не дали ему хлопок и кукурузу выращивать. Он вообще-то что угодно мог выращивать, сдается мне. Ладно, дай ему бог благополучно добраться до Мейкона.

— До Мейкона? — удивился Уэйд.

— Я посоветовал ему ехать в ту сторону. Направься он в сторону Атланты, они бы его в два счета схватили.

— Значит?.. — Уэйд повернул голову, силясь в темноте рассмотреть выражение лица Уилла.

— Да то и значит. На болоте он пересидел, что за нашей усадьбой. Такое уж там место — лет шестнадцать назад, рассказывали, скот там от янки прятали. А все же заметил его кто-то, видать, когда он туда направлялся.

— Да ведь они могли его там найти!

— Нет, — Уилл сказал это убежденно. — Не могли. Им бы это и в голову не пришло. Они думают, что там просто невозможно спрятаться. Вот и решили, что он к нам в дом направился или в сарай. Даже самый догадливый из них не стал его искать на болоте. А теперь его уже и там нет. Уже часа два, как нет.

— Ну, дядюшка Уилл… — протянул Уэйд.

Они постояли еще немного, потом Уэйд повернулся, оставив Уилла одного, и поднялся в свою комнату. Аннабел встретила его у двери.

— Я все слышала, — она обняла его руками за шею и прижалась щекой к груди. — Я все слышала. Я очень боялась за тебя.

— По-твоему, я должен был впустить их в дом? — глухо спросил он. — В наш с тобой дом? Как бы я после этого мог спать с тобой в одной постели? Какое я имел бы на это право?

— Но ведь тебя могли убить. Я видела, у них были ружья.

— Не такие уж это отчаянные люди, Аннабел. Черного им, конечно, раз плюнуть линчевать, потому что отвечать за него вряд ли придется. А вот из-за белого у этих парней наверняка были бы проблемы. Даже наполовину конченые люди, вроде О’Фланаганов не рискнут связываться с законом.

— Это ты говоришь только для того, чтобы утешить меня, Уэйд Гамильтон. Вот что я тебе скажу: твоему ребенку нужен отец. Ты же сам рассказывал мне, как несладко приходится человеку, когда у него нет отца с самого рождения.

— Погоди-ка. Ведь у нас… О каком ребенке ты говоришь, Аннабел?

— О нашем с тобой, который появится в начале следующего года. Ты хочешь, чтобы у него была точь-в-точь такая же судьба, как у тебя: и родился-то он в январе, и отца у него к этому времени уже не было.

— Господи Иисусе, Аннабел! Да ведь ты мне ничего не говорила.

— Не время еще, значит, было говорить, — в синих глазах Аннабел читались только озабоченность и недавно пережитое потрясение. — Уэйд, ты же знаешь, что ты для меня — весь мир.

Он приблизился к Аннабел и прижался лбом к ее лбу. И, словно заглушаемые до этого момента, ворвались в комнату звуки южной ночи: голоса лягушек и цикад, слившиеся в сплошной вибрирующий гул, крики ночных птиц, затейливо в этот гул вплетающиеся, завершали построение симфонии. Слабый теплый ветерок, колышущий занавески, приносил запахи белой акации, жасмина и магнолии. Луна, покрывшая землю, траву, деревья, строения тонким налетом серебра, своим приходом остановила время, заставила все и вся грезить наяву.