— До свадьбы заживет, — резюмировала она, — давай, пойдем в беседку, я тебе ногу обработаю.

— Тетенька, а это очень знакомый тебе дяденька, да? — прошептала я, — Ты даже при слугах по деревьям не лазила…

А уж при мне тем более. Может, какой-то злобный оборотень тетеньку съел, и занял ее место? Не поискать ли мне у нее большие зубки?

Очень хотелось хоть как-то оттянуть встречу с вон тем пузырьком темного стекла, в котором, как я отлично знала, находилась гадкая шипучая и, самое главное, ранкощипучая жидкость.

— Это такой же оболтус, как и ты, только постарше, нечего его стесняться, — отмахнулась тетенька, — что, правда слухи пошли?

— Ну да… Я… — это было сложнее, чем не заплакать, грохнувшись на гравий, — я беспокоилась.

От тетеньки знакомо пахло ее лекарством и немного непривычно — мелом. Я сама не ожидала, что полезу обниматься, но как-то… захотелось и все.

Тетенька, как и всегда, оттолкнула меня через несколько секунд. Я капризно выпятила губу, но покорно встала, похромав за ней в беседку.

Таинственный нэй пошел за нами. Не похоже, чтобы он много понял в этой короткой семейной сцене, но и растерянным он не выглядел: скорее, от души веселился, глядя на мой позор.

Я, кстати, за эти несколько минут поняла про него целую кучу вещей. Вот первая и самая очевидная: они уже тысячу тысяч лет как с тетенькой знакомы. Возможно, он знал какую-то другую тетеньку, не мою, а помоложе, у которой глаза еще не до конца остыли, и теперь видел в настоящей ее останки.

А еще он как-то связан с Щицем, но это я сразу поняла.

И он куда старше, чем хочет казаться.

— Дяденька, — сказала я, потому что не хотела смотреть, как жидкость польется на рану и изо всех сил искала способы отвлечься, — а что вы с тетенькой обсуждали? Как забрать Щица домой? Я отдам, только расколдуйте и найдите мне кого-нибудь для стирки.

И вдруг услышала свой голос, будто со стороны. И мне он не понравился.

Рядом с тетенькой я будто вернулась… не в детство даже; во времена, когда я только закладывала фундамент для воздушного замка нашей с Элием совместной жизни. И вести вдруг себя стала почти так же.

Мой голос был… миленький. Кокетливый немного. Такой… Фальшивый.

Тут тетенька от души плеснула своей гадости мне на боевую рану. Я волевым усилием не завизжала и твердо решила, что больше в жизни не назову этого нэя «дяденька».

— Да, — серьезно сказал нэй, — вроде того. Я друг его отца.

— Отец за него беспокоится? — воспользовавшись тем, что тетенька наконец отпустила мою ногу, я фыркнула и выпрямилась на скамейке, уткнувшись в его лицо самым испытующим взглядом, на который была способна, — Он его бросил и уехал в Шень, разве нет? Никогда не поверю.

— Разумно, — кивнул дя… нэй, — уточню: некоторое время я заботился о… Щице. Как об ученике.

Я встала, подошла и ткнула нэя в кончик носа. Тетенька не стала меня удерживать: видимо, перед этим человеком она не видела никакого смысла блюсти приличия.

Я коснулась пальцем кожи, хотя до курносого носа ненастоящего лица еще не достала.

— Верю, — согласилась я, отдергивая палец.

Он, наверное, очень страшный на лицо тетенькин ровесник.

— Нэй Салатонне вместе со своим цирком некоторое время был вынужден держаться подальше от этой части страны, — холодно пояснила тетенька.

Я вспомнила злополучную мартышку с пришитым рыбьим хвостом — неужели тот самый Салатонне? Как тесен мир. Он ведь почти обвел папеньку вокруг пальца, и даже разок был приглашен к нам на ужин… я, правда, тогда приболела, так что своими глазами его не видела. Только мартышку. И нитки.

Трупик и без того был противный, самый, пожалуй, гадкий из всех экспонатов той кунсткамеры, но нитки… нитки меня возмутили. Если лжешь, так хоть старайся, а тут на виду прямо! Поход в палаточный «Мир Чудес Салатонне» кончился для папеньки моей трехдневной истерикой, и он мудро решил, что не так уж и хочет собирать такого рода диковины, раз уж его дочь не готова их рядом с собой терпеть.

Мы не вели с циркачом никаких дел, но те, кто решил вести, оказались однажды очень недовольны. К сожалению, доблестные стражи порядка обнаружили на месте палаточного городка только пустое поле: похоже, циркач отлично чуял тот момент, когда пора было драпать со всех ног.

— И как ваша русалка? — поинтересовалась я из вежливости.

— Все так же собирает кассу, но уже для другого парня, — подмигнул циркач, — я решил оставить свое ремесло и личность, только Аката все никак не перестанет звать меня старым именем…

— Жулика надлежит звать именем жулика, — назидательно заметила тетенька.

— Признайся, ты просто никак не запомнишь новое, все же старость не радость, — Салатонне развел руками, — как бы то ни было, я все пытался добиться у твоей тети разрешения с тобой увидеться.

— И?

— Ну, похоже, моего ученичка ты не обижаешь, — он пожал плечами.

— Обижаю, — буркнула я, — но случайно. И он меня обижает.

— Подружились, значит, — улыбнулся Салатонне, — передай ему, что если он захочет все бросить, я всегда готов преподать пару уроков бегового мастерства.

— А сами не хотите?

— Его не так просто найти, а на территории Академии мне…

— …ему тут не стоит находиться, — перебила тетенька, — что не мешает ему мотать мне нервы. Но, раз пошли слухи, это пора прекращать. Будьте добры, увольте меня с должности посредника.

Она вышла из беседки.

— Я догоню ее и переубежу, не волнуйся! — заверил меня Салатонне и бросился за ней.

Бегал он и правда замечательно.

Я не очень поняла, почему это я тут должна волноваться, но уже привыкла к эксцентричности некоторых личностей, поэтому даже не стала уточнять.

Регулярные встречи тетеньки и Салатонне, о которых упоминала Марка, не слишком-то укладывались в рассказанную мне историю. Вряд ли дело только в Щице, но и всякие любовные глупости я отмела тут же. Видимо, есть у них и свои проблемы, но вряд ли со мной ими поделятся; впрочем, мне не было ровным счетом никакого дела до проблем Салатонне, я была уверена, что этот почти незнакомый человек отлично проживет и без моей помощи.

А вот то, что у меня не было возможности расспросить тетеньку про бабушку… не то чтобы я это планировала, но все-таки…

Я села, обняв коленки.

Наверное, зря я вообще чего-то ждала от встречи с тетенькой. Но так хотелось немного… тепла? Хотя…

…Она все еще таскает с собой этот дурацкий пузырек для моих коленок.