– Ты мне скажи, – ответил Рип, скрестив руки на груди и прислонившись к дверному косяку. Тут пахло по-другому, напоминая вонь из квартиры Лизы Кент. – Че эт за запах?

– Формальдегид, – ответил доктор, указывая на полки со стеклянными пузырьками, выстроившимися во всей своей жуткой красоте.

– И легко его достать?

– Не так уж сложно. Он есть у большинства докторов и хирургов и у некоторых химиков.

Рип дошел до угла, изнывая от желания потереть вставшие дыбом волоски на руке. Неестественно бледная конечность свисала со стола, на запястье выделялась красная отметина. Угадать причину смерти – плевое дело. Рип развернулся, испугавшись белизны женской кожи. Бедняжка сама себя обескровила.

Повесив фонарь над зеркальным задником, который отражал свет на тело, Криви разрезал покрывало на Красавчике Джеки и наклонился ближе. А натянув на глаза увеличительные очки, отодвинул парой длинных металлических щипцов обрывки ткани.

– Гм.

Криви измерил длину пореза и пробормотал:

– Резали снизу вверх. Судя по углу, левой рукой. – Склонившись, он зацепил краем щипцов верхний уголок раны и посмотрел внутрь. – Боже!

– Че такое? – спросил Рип, подходя ближе.

Добрый доктор побледнел. Видать, углядел что-то жуткое.

– Точно не знаю… Дай-ка мне тот скальпель.

Рип вышагивал по цементному полу рядом со стоком, пока доктор разрезал Красавчика Джеки от горла до таза, чтобы оценить внутренние повреждения. Когда с помощью ножниц и пилы Криви вскрыл грудную клетку, Рипу пришлось отвернуться к стене. Он уже сталкивался с насилием, но тут… была какая-то беспристрастность и холодный расчет.

– Вот! – крикнул Криви и указал: – Оружие прошло под грудиной – удар снизу вверх вот тут… Но лезвие вышло и тут. Будто клинок изогнут…

Рип нахмурился.

– Навроде крюка?

– Острого как бритва крюка, – подтвердил Криви, отступая и стирая с пальцев запекшуюся кровь. Румяное лицо доктора немного побелело. – Таким обычно орудуют рыбаки, а также…

– Тесаки. Долбаные тесаки! – проворчал Рип, глядя на жуткие останки Красавчика Джеки.

– Мне еще надо довести исследование до конца, но, похоже, причину смерти я уже установил. – Криви потянул за завязки фартука. – А Блейд разве не покончил с бандами тесаков месяцев шесть назад?

– Ага, – ответил Рип, хотя по правде об ублюдках позаботился вампир.

Его нора находилась в Нижнем городе, который когда-то был линией метро до того, как половина туннелей рухнула. Здесь жили только бедные и отчаявшиеся – или банды тесаков, которые раньше бесчинствовали в этой части Ист-Энда. Для вступления в шайку надо было отрезать конечность и лучше самому. К культям прикреплялись крюки и клинки. Грубая трущобная работа. У некоторых даже имелись колеса вместо ног, а в глазницах стеклянные плохо прилаженные шарики.

Тесаки похищали людей прямо из постелей и тащили их под землю, где иссушали, чтобы продать кровь на один из слив-заводов Эшелона. Этих сволочей Рип был не против завалить, желательно собственным ножом.

– Такие уж дела в Ист-Энде. Убери главную банду, и остальные лезут как грибы. – Рип мрачно подумал о квартире Лизы Кент, на двери которой был выгравирован символ Дьявола Уайтчепела. Его б ни один тесак не пропустил. – Хто б они ни были, эти твари бросают Блейду вызов. Забрали одного из наших.

– Кому-то жить надоело, – проворчал Криви.

– Ага. – Рип отступил. Теперь ясно, куда девалась Лиза Кент. Бедняжка. Без сомнения, ее иссушенное тело позже всплывет на улицах. – Ты ниче не видал. Усек?

Криви был не дурак:

– Я сам похороню это тело так, что меня никто не увидит.

Рип раздраженно посмотрел на него:

– Главно похорони. Мне еще тока расчлененных трупов не хватало. Усек?

– Рип, мне все труднее находить тела.

Тот просто уставился на Криви.

– А как иначе узнать тайны смерти? Ты даже не представляешь, как это полезно, – запротестовал доктор.

Рип отступил, желая поскорее уйти от зловония смерти.

– Если не угомонишься, то однажды выяснишь их самолично. Подумай на досуге.

Рассвет уже посеребрил небо, а Эсме все ворочалась на узкой постели, пока, наконец, со вздохом не сбросила одеяла. Нечего лежать без дела, а то снова вспомнит о Рипе, а эти мысли и так не дали ей спать полночи.

«Что толку плакать о пролитом молоке», – словно наяву прошептал на ухо мамин голос.

Легко сказать, намного труднее сделать.

Натянув плотный шерстяной халат, Эсме на цыпочках пропрыгала по холодному полу и сунула ноги в мягкие тапочки. Изо рта шел пар. Она бросилась в коридор и спустилась на кухню. Надо подкинуть угля в огромный очаг. Кипяток из паровых котлов поднимался по трубам и прогревал стены и полы Логова в холодные месяцы, а также обеспечивал водой для мытья.

Повседневная рутина успокаивала. Эсме больше всего любила это время дня, когда могла побыть в одиночестве, тишине и покое. Здесь не надо терзаться размышлениями. Восемь лет назад после смерти мужа она тоже с головой ушла в работу, пытаясь избавиться от чувства вины. Какое-то время удавалось. И хотя сейчас все было по-другому, легче от этого не становилось.

Эсме поспешила наверх в уборную и поспешно умылась.

«Признай уже, ты вела себя как дура. Воображала, будто между тобой и Рипом что-то есть».

Или, может, надеялась. Последние полгода он держался так отстраненно, но до того… их дружба изменилась. Нельзя сказать, что Рип прямо за ней ухаживал, но они проводили свободное время вместе. Смеялись, рассказывали друг другу подробности своей жизни, которых не открыли бы никому. Эсме начала заранее печь пироги и печенье к чаю, зная: Рип зайдет сразу после обеда и задержится настолько, что придется его выгонять из кухни, чтобы приготовить ужин.

Эсме одолели сомнения. Она помнила день нападения вампира, как вчера. Рип опирался на стол и с почти голодным выражением лица наблюдал, как Эсме раскатывает тесто. А потом погладил ее по щеке, по носу. На губах Рипа заиграла улыбка, а взгляд потеплел. Эсме затаила дыхание, сердце колотилось в груди, ей оставалось лишь беспомощно смотреть на него.

– Ты в муке спачкалась, – прошептал Рип и опустил руку, но не отвел взгляда, будто чего-то ожидая.

Эсме тогда так ничего и не сказала – просто не смогла, а в следующий раз увидела его уже с разодранным горлом. Блейду пришлось инфицировать друга вирусом жажды, чтобы спасти ему жизнь. Это все изменило. Рип больше не прикасался к Эсме, перестал приходить на кухню и смеяться. Она понимала, что он пытается сдержать себя, унять внутреннюю жажду, и решила подождать.

Однако вампир, похоже, забрал не только человечность Рипа.

Пощипав щеки для румянца и аккуратно уложив волосы, Эсме оделась в темно-синее платье до лодыжек и спустилась вниз. Судя по звукам, прочие обитатели Логова тоже проснулись, так что утренней тишине скоро конец. Хоть Эсме и любила странную семейку, которую Блейд за несколько лет собрал под своей крышей, сейчас ей просто хотелось побыть одной.

Схватив шаль и корзинку, она вышла на зимний утренний воздух, но остановилась и затаила дыхание от красоты. Весь мир стал ослепительно-белым. Снежинки медленно кружились в воздухе. Изо рта вырвалось облачко пара, а мороз обжег легкие, но даже это не испортило впечатления. Воздух был таким прозрачным, будто снег отогнал густой покров смога, цеплявшегося за лондонские шпили.

Мягкие сугробы поскрипывали под ногами. Эсме поплотнее запахнула шаль. Такого снегопада не случалось уже несколько лет. С ближайшей крыши съехал корж, и Эсме подняла глаза. Тишина вдруг показалась зловещей, а волосы на затылке встали дыбом.

Ничто не нарушало белого покоя, только… ощущение, что за ней следят, усилилось. Медленно натянув перчатки, Эсме оглядела улицу. Глупости. Все в Чепеле знали, что она принадлежит Блейду. Никто не осмелится и пальцем ее тронуть.

Вздохнув, она пошла по узкому переулку, но наткнулась на что-то теплое и твердое и споткнулась.