«Нет ничего проще!» — величаво переступая курьими ногами, ведьма спустилась по тропе на каменистый берег. Эйлас выхватил меч из ножен, догнал ее и одним широким взмахом разрубил в талии пополам.

Куски ее тела не знали покоя. Таз на курьих ногах принялся прыгать кругами, а верхняя часть торса яростно колотила кулаками по прибрежной гальке, в то время как голова осыпала Эйласа страшной бранью, от которой стыла кровь. В конце концов Эйлас прикрикнул: «Замолчи! Где твое хваленое достоинство?»

«Ступай, ступай своей дорогой! — хрипела лисья морда. — Тебе недолго ждать моего мщения!»

Эйлас задумчиво взял верхнюю половину за шиворот и перетащил ее по броду на противоположный берег: «Пока твои ноги прыгают с той стороны, а руки молотят воздух на этой, тебе придется подождать с осуществлением злонамеренных планов».

Ведьма ответила новым потоком брани, а Эйлас продолжил путь. Тропа поднималась по склону; взобравшись на него, Эйлас обернулся. Приподняв лисью голову, верхняя половина ведьмы пронзительно свистнула; расплескивая воду, курьи ноги скачками перебежали реку. Две половины сочленились и тут же срослись.

Эйлас мрачно и решительно поднялся на плечо горы Габун, откуда можно было видеть все земли, простиравшиеся на восток: главным образом темно-зеленый лес, а за ним, вдалеке — бесплодную пустошь, где даже трава не росла. Впереди громоздился отвесный утес; судя по всему, здесь тропа кончалась. Сделав еще несколько шагов, Эйлас заметил теснину Бинкинга — темную узкую расщелину в утесе. У входа в проем на заостренном коническом основании высотой в два человеческих роста покоился громадный валун.

Эйлас потихоньку приблизился, стараясь не спугнуть ворона, сидевшего неподалеку на ветви высохшего дерева. Ворон неотрывно следил красным глазом за маневрами Эйласа. Эйлас повернулся спиной к птице, потихоньку вставил стрелу в лук, быстро обернулся лицом к ворону, натянул лук и выпустил стрелу. Панически хлопая крыльями, ворон свалился с ветки. Падая, он задел маховым пером балансирующий на острие валун. Валун покачнулся, накренился и обрушился в проем.

Эйлас подобрал стрелу, вырвал перья из крыльев и хвоста птицы и засунул их в котомку — в один прекрасный день он намеревался украсить дюжину стрел черным оперением.

Тропа провела его вверх через теснину Бинкинга на площадку над утесом. Дальше, в нескольких минутах ходьбы, под крутым лбом горы Габун над панорамой возвышался Свер-Смод — не слишком громоздкий замок, защищенный лишь высокой стеной и парой сторожевых башен над стрельчатой аркой входа.

Рядом с тропой, в тени восьми черных кипарисов, за каменным столом сидели и сражались в шахматы два бородатых грифона; каждый даже сидя был выше человеческого роста. Как только Эйлас приблизился, они с сожалением оторвались от игры и схватились за ножи. «Иди-ка сюда, — поманил когтем один из грифонов, — чтобы нам не пришлось вставать!»

Эйлас вынул из котомки два куска пчелиных сот и положил их на каменный стол: «Ваш мед, господа».

Грифоны разочарованно застонали. «Опять мед!» — пожаловался один. «И, как всегда, водянистый», — заметил другой.

«Чем богаты, тем и рады! — развел руками Эйлас. — Как говорят, синица в руках лучше журавля в небе».

Грифоны уставились на него с явным негодованием. Один угрожающе зашипел. Другой прокаркал: «Мы сыты по горло и дешевым медом, и банальными пословицами! Пошлость граничит с издевательством, а за издевательство недолго кому-то и шею свернуть!»

«Отдохните, подкрепитесь. Желаю вам всего наилучшего, и будьте здоровы!» — попрощался Эйлас, спокойно направившись к главному входу. Под темной аркой Эйласа уже ждала пожилая женщина в белом облачении. Эйлас вежливо ей поклонился: «Мадам, я пришел посоветоваться с Мургеном по важному делу. Будьте любезны, известите его о том, что Эйлас, принц Тройский, ожидает аудиенции».

Женщина молча ответила приглашающим жестом, повернулась и зашла внутрь. Эйлас последовал за ней по внутреннему двору в большой пустующий зал, а оттуда — в устланную ковром гостиную со столом и парой массивных кресел. В застекленных шкафах вдоль дальней стены хранились сотни книг; в помещении приятно пахло старинными кожаными переплетами.

Женщина указала на кресло: «Садитесь». Покинув гостиную, она вскоре вернулась с ореховыми пирожными на блюде и чашей золотистого вина. Поместив угощения перед гостем, она снова удалилась.

В гостиную вошел Мурген. Эйлас ожидал увидеть человека значительно старше или, по меньшей мере, мудреца впечатляющей внешности. Но у Мургена, носившего простую крестьянскую рубаху, не было даже полагающейся мудрецам бороды. Белизна его волос объяснялась не сединой, а врожденной особенностью; голубые глаза яркостью и живостью не уступали глазам Эйласа.

«Кто пришел со мной советоваться?» — спросил Мурген.

«Уважаемый чародей, меня зовут Эйлас. Мой отец — принц Ос-перо из Тройсинета. Я — прямой наследник тройского трона. Чуть меньше двух лет тому назад судьба свела меня с лионесской принцессой Сульдрун. Мы полюбили друг друга и поженились. Король Каз-мир заточил меня в глубокое подземелье. Когда мне удалось наконец убежать из темницы, я узнал, что Сульдрун покончила с собой от горя, и что нашего сына, Друна, украла фея из Щекотной обители, подменив его своей дочерью. Я отправился в Щекотную обитель, но феи не соизволили со мной говорить и остались невидимыми. Пожалуйста, помогите мне найти и спасти моего сына».

Мурген налил немного вина в два серебряных бокала: «Ты пришел ко мне с пустыми руками?»

«У меня нет никаких ценностей, кроме нескольких украшений, принадлежавших Сульдрун. Могу предложить вам только Персиллиа-на — пророческое зеркало, которое я похитил у короля Казмира. Персиллиан отвечает на три вопроса нового владельца и может оказаться очень полезным, если тщательно выбирать выражения. Если вы обратитесь к нему с четвертым вопросом, Персиллиан получит свободу. Я предлагаю его вам с условием, что вы зададите ему четыре вопроса и тем самым освободите его».

Мурген протянул руку: «Я выполню это условие; передай мне Персиллиана».

Эйлас отдал чародею волшебное зеркало. Мурген щелкнул пальцами и тихо произнес односложное заклинание. Белый фарфоровый ларец, стоявший на полке, проплыл по воздуху и опустился на стол. Откинув крышку ларца, Мурген высыпал на стол его содержимое: тринадцать граненых камней, выточенных, по-видимому, из серого кварца. С усмешкой наблюдая за посетителем, Мурген спросил: «Ты находишь их тусклыми?»

«Так может показаться с первого взгляда».

Любовно поглаживая камни пальцами, Мурген сложил из них несколько геометрических фигур и вздохнул: «Тринадцать бесподобных драгоценностей — каждая вмещает Вселенную познаний! Что ж, алчность не приводит к добру. Там, откуда я их добыл, есть и другие. Так и быть! Возьми один — в лучах восходящего солнца он становится лучезарным и очаровывает взоры. Выйди на поляну Щекотной обители, как только первые рассветные лучи озарят луговую траву. Не разглядывай этот камень при лунном свете, если не хочешь умереть странной и мучительной смертью. Покажи его рассвету, поворачивая так, чтобы блестели и сверкали грани. Не выпускай его из рук, пока не заключишь сделку! Эльфы и феи строго соблюдают условия договора; вопреки тому, что о них рассказывают, лесной народец мыслит строго логически и не допускает неопределенностей и двусмысленностей. Они выполнят свои обязательства, но не более того; не жди от них великодушия, торгуйся безжалостно!» Мурген поднялся на ноги: «Желаю тебе всего наилучшего».

«Одну минуту! Грифоны ведут себя нахально. Им, видите ли, не нравится мед. Кажется, они предпочитают высосать мозг из моих переломанных костей».

«Их легко отвлечь междоусобными распрями. Предложи два куска пчелиных сот одному и не предлагай ничего второму».

«А как быть с валуном у входа в теснину? Он опять будет валиться мне на голову?»

«В данный момент ворон устанавливает валун на навершии конуса — что не так-то легко сделать птице, которой ободрали крылья и хвост. Подозреваю, что ворон полон жажды мщения». Мурген вынул из-за пазухи моток бледно-голубой веревки и протянул его гостю: «На краю утеса, над входом в проем, растет старое дерево. Привяжи веревку к стволу, сядь в петлю и спустись с утеса».