Доктрина “холодной войны”, разрабатывавшаяся американцами (А.Даллес и др.) и англичанами, и легла в основу современной концепции “прав человека”. «…»
Современная концепция “прав человека” остается статичной, внеисторичной и не имеет ничего общего с национальным законодательством. Это утопическая доктрина, направленная острием против социальных революций (у себя: - наша вставка) и других культур (где она должна вызвать общественные и государственные катастрофы, чтобы их обломки влились в региональную цивилизацию Запада, заправилы которой посредством именно этой концепции “прав человека” намереваются построить “новый мировой порядок”: - наша вставка).»
Так М.В.Малинин завершает свою статью. Тем не менее, и в этом вопросе он прав далеко не во всём: Западная концепция “прав человека” не внеисторична, а очень даже исторична, поскольку является одним из средств управления течением глобальной истории; она не “статична”, т.е. не безжизненна в своей неизменности, но устойчиво на протяжении многих столетий применяется к подавлению своеобразия жизни разных народов и потому неизменна, вследствие чего и выглядит “статичной” при поверхностном взгляде на неё тех, кто никогда не заглядывал в “штурманскую рубку” заправил общественного развития Запада.
Не все так просто обстоит и с мнением, высказанным Ш.Монтескье, которое также более соответствует характерному для Западу взгляду на законодательство как на карту линий фронтов в войне каждого против всех, нежели соответствует взгляду на законодательство как на свод стандартных алгоритмов управления при решении разного рода задач в жизни общества.
Что касается той составной части единого законодательства всякого государства, которая порождена необходимостью разрешения противоречий в отношениях физических и юридических лиц, то мнение Ш.Монтескье справедливо, поскольку во всяком национальном обществе свои представления, обусловленные его историческим прошлым и преобладающей нравственностью и психологией, о том, что является преступным и подлежит наказанию, а что допустимо.
Что касается той составной части законодательства, которая представляет свод алгоритмов управления, то она оказывается во многих случаях безнациональной и внеисторичной. Причина этого в том, что одни и те же алгоритмы управления реализуются и в технике, и в обществе, в живой и “неживой” природе. В ХХ веке общепризнанно авторитетно на это указал Н.Виннер в своей “Кибернетике”, хотя в других формах повествования, а подчас и более широко, на это же указывали издревле многие мыслители, проводя структурно-функциональное сопоставление строения человека, общества, живых и “неживых” природных объектов. В этом нет ничего нового, просто многие об этом забыли и не желают замечать единства алгоритмов управления в Мироздании по причине того, что сами впали в индивидуализм, утратив многие связи с окружающим миром, чем и противопоставили себя ему.
Тем не менее даже при универсализме какого-то из множества алгоритмов управления, нашедших свое выражение в законодательстве, по отношению к исторической эпохе, особенностям национальных культур, географии и т.п. конкретным обстоятельствам, обуславливающим его применение, весь свод алгоритмов общественного управления действительно оказывается частью самобытной культуры каждого народа и потому его невозможно перенести в иную культурную среду во времени и пространстве без того, чтобы не искалечить народ, предполагаемый в качестве воспреемника, или не уничтожить его.
Дело в том, что законодательство в целом, как свод стандартных алгоритмов управления, во всех случаях ориентировано на одну из определенных концепций прав человека, даже если этого не понимает само общество и его ведущие политики. По этой причине несовместимость концепций прав человека в двух обществах исключает безболезненный и беспроблемный в иных смыслах перенос законодательства (целесообразных алгоритмов управления) одного из них в другое.
Кроме того, даже при приверженности двух национальных обществ общей концепции прав человека, каждое из них может находиться на разных стадиях осуществления общего им идеала. Поэтому, если пользоваться категорией “социальное время”, определяемой на основе течения сходственных процессов в каждом из обществ, то успешно работающее законодательство одного из них может оказаться действительно несвоевременным для другого, поскольку не соответствует его стадии развития.
И только этому своду алгоритмов управления сопутствует действительно национально специфическая составляющая часть законодательства, предназначенная для улаживания конфликтов в обществе и пресечения противоправной (в смысле приверженности иной концепции прав человека) деятельности.
Эта тесная связь концепции прав человека и государственного управления жизнью общества в целом и составляющих его индивидов находит весьма смутное выражение и в писаниях приверженцев концепции “прав человека” по-западному.
“Общая газета” № 17 (196) от 30 апреля - 7 мая 97 г. под рубрикой “Поиски смысла” опубликовала статью Бориса Парамонова [46] из Нью-Йорка “Не растет хлеб без демократии”. Мы приведем текст статьи с некоторыми сокращениями, а комментарии и вопросы, уместные по тексту приведем в сносках, размещенных после текста цитаты, помеченных в ней римскими цифрами. Он пишет:
«Буквальный, корневой словарный смысл слова “демократия” - власть народа - способен сбить с толку. И сбивает. Буквальное толкование создает иллюзию, лучше всего сформулированную в знаменитых словах о кухарке, управляющей государством [I]. Власть, управление - особая отрасль человеческой деятельности, а любой деятельностью должны заниматься профессионалы [II]. Власть [III] не может принадлежать “всем”, то есть тому же народу. Такие явления были возможны только в глубокой древности, в узких рамках городов-государств. Это так называемая прямая демократия, функционирование которой невозможно в современных условиях необыкновенной усложнившейся, качественно изменившейся и количественно разросшейся жизни.
«…»
Но у слова “демократия” есть еще одни важный оттенок значения: оно может означать народную толщу, массу, противопоставленную любой элите [IV], проще говоря - подавляющее большинство. Отсюда следует логически вроде бы безупречный вывод о том, что демократический строй правления должен по определению осуществлять управление в интересах этого большинства. Это так и не так. Тут нужно сначала определить, что такое благо народа. Первая и неизбежная ассоциация: материальное благополучие и безопасность. Но все известные из истории опыты государственной властной деятельности, направленной на эту цель, положительного результата не приносили [V] - наоборот, приводили к полицейскому произволу и материальной нищете. представление о власти, создающей благо подданных - утопия. Наиболее знакомый нам опыт существования этой утопии - тоталитарный социализм - на наших глазах потерпел даже не сокрушительный, а какой-то тихий крах, “мирную кончину живота”, как говаривали в старину. Это был не насильственный, а именно естественный конец [VI], поэтому смотреть в ту сторону бесполезно: мертвецы не воскресают.
Демократия, таким образом, не предполагает и не должна предполагать ни прямого народоправства, ни гарантий материального благополучия. Смысл демократии, её императив и позитив - это создаваемые ею порядок контроля над властью. Демократия с её системой выборов [VII] - не более чем механизм такого контроля [VIII]. Она создана для того, чтобы власть не выходила за рамки своих функций: создания полицейского порядка [IX] (который не имеет ничего общего с произволом), гарантий безопасности, мирного существования обывателей. Другими словами, демократия - формальный, а не материальный принцип. Она создает [X] правила социальной жизни, а не её содержание.
[46]
Комментатор политики и нравственно-психологических проблем народной жизни с радио “Свобода”, напыщенно, но с одышкой, вещающий россиянам, как им правильно жить по-западнодемократически.
[I]
Когда известный драматург М.Шатров еще писал просоветские пьесы, то в уста В.И.Ленина в одной из них он вложил примерно такие слова: «Я никогда не говорил таких глупостей: управлять государством. Я говорил должна учиться управлять государством.»
Есть основания полагать, что М.Шатров предварительно справился с полным собранием сочинений, поскольку в СССР Главлит не пропустил бы отсебятины, тиражируемой в обществе от имени Ленина.
Да и по существу фраза о кухарке и управлении государством в редакции М.Шатрова не глупа. Но подавляющее большинство наших современников плохо знают историю Отечества. Кухарка в словах Ленина появилась не просто так, а имела предысторию в жизни России. В царствование Александра III был издан закон, ограничивший доступ простонародья в России к получению образования в гимназиях и вузах страны. Этот закон получил прозвище в среде интеллигенции: «закон о кухаркиных детях.» То есть В.И.Ленин, в отличие от специалиста по “правам человека” с радио “Свобода”, в данном случае, смотрел в существо дела о правах и свободах каждого в обществе.
В зависимости от того, возможно ли “детям кухарки” получить образование сообразно их генетически обусловленным способностям и отдать свой труд обществу в любом виде деятельности по их реальной квалификации, включая и принятие на себя наивысшей внутрисоциальной власти, или же невозможно - в зависимости от этого обстоятельства оказываются многие общественные процессы.
Это так в частности потому, что наивысшее качество управления достигается, когда в управленческий корпус входят все желающие нести бремя забот и ответственности из числа тех, кто способен к такого рода деятельности. А наилучший кадровый состав управленческого корпуса достижим только в том случае, когда кадровой базой сферы управления являются все семьи общества, а не противопоставившая себя народу некая узкая “элита”. В этом единственном случае, когда кадровой базой сферы профессионального управления является всё общество, власть действительно принадлежит народу в целом, хотя осуществляют её высокие профессионалы.
Что же касается самого принципа управления государством посредством множества невежественных и безответственных “кухарок”, то он как раз и осуществляется в “демократиях по-западному”. Когда устремляется к урнам для голосования множество невежественных, эмоционально взвинченных людей, чья психика сформирована телесериалами и ток-шоу, вследствие чего они имеют представление об управлении подчас гораздо более примитивное чем хорошая кухарка-домоуправительница времен В.И.Ленина, это и есть управление государством посредством “кухарки”. Так что остается только обратиться к Борису Парамонову с вопросом: “Чья бы корова мычала?”
[II]
Кто бы спорил. Конечно, высокий профессионализм необходим и во всех отраслях сферы управления. Но как было показано в предыдущем комментарии, в зависимости от того, кому позволяют стать профессионалом, а кому нет, общество и живет. Почему Б.Парамонов молчит о том, какие ограничения по признаку происхождения разные общества гласно или по молчаливой традиции налагают на людей, не допуская их от рождения к обретению действительно необходимого для деятельности в сфере управления профессионализма?
[III]
Почему Б.Парамонов занимается словопрениями на тему устройства в обществе исключительно государственной власти, полностью умалчивая о том, что государственная власть - только одна из отраслей системы властей, обеспечивающих в совокупности самоуправление общества, о чём речь мы вели ранее.
[IV]
А почему не рассмотреть вопрос о том, как разнородные “элиты” превозносят себя над “массой” и помыкают ею для ублажения своей разнородной похоти?
[V]
Зачем же забывать о Японии, где координирующая роль государства в управлении макроэкономической системой страны качественно отлична от западной модели?
Да и в истории СССР не все так примитивно и глупо, как представляет Б.Парамонов. В предвоенные годы экономический рост был во всех отраслях, включая и сельское хозяйство.
В ходе Великой Отечественной войны имели место факты, когда колхозники отдавали государству свои сбережения и просили направить их на “покупку” боевой техники: так один “купил” из своих сбережений за войну даже два истребителя и подарил их летчикам. Возможно, что Березовский или Гусинский способен ныне купить МиГ-31, но чтобы фермер или колхозник в России наших дней был способен из личных средств купить новейший истребитель - это невозможно.
Еще в пятидесятые годы темпы экономического и социального развития СССР вызывали обеспокоенность у западных аналитиков. Они действительно упали с начала 1960-х гг. Но это не значит, что их высокие уровни в прошлом можно отменить, вычеркнуть из истории потому, что причины, вызвавшие крах СССР, не подлежат обсуждению на публике, поскольку в результате такого обсуждения СССР может воскреснуть еще более мощным и жизнеспособным, чем его оставил Сталин в 1953 году тому поколению, которое ныне стенает по поводу не выплаченных ельцинским режимом пенсий.
[VI]
18 августа 1991 г. начался вовсе не “естественный конец”, поскольку ему предшествовало явно искусственное начало: Директива СНБ США 20/1 от 18 августа 1948 г., а также и другие, надо отдать должное, эффективные подрывные программные документы.
[VII]
Кто и когда избирал и переизбирал ростовщиков - узурпаторов надгосударственной финансовой власти над многими обществами? - Те кого они же сами допустили в советы директоров?
[VIII]
Ну и как в условиях демократии Запада возможно контролировать деятельность ростовщической аристократии: Ротшильдов, Рокфеллеров, прочих и их наемников? - банки принадлежат им на правах законной частной собственности: соответственно, что желают, то в них и делают.
А то, что от их кредитной политики зависят на положении невольников население целых континентов, а население США прикормлено некоторой долей ростовщического дохода и потому тупо: это что не бесконтрольная тираническая власть в условиях якобы свободы и якобы демократии?
Может всё же демократия-народовластие, осуществление власти в интересах народа - это одно, а выборные процедуры - нечто иное, поскольку сами по себе они способны обслуживать и тиранию, и демократию?
[IX]
Конечно, если государственная власть не занимается вопросами организации многоотраслевого производства и распределения, а этим бесконтрольно занимается трансрегиональная корпорация ростовщиков и её хозяева, то государству остаются только функции надсмотрщика за рабсилой.
[X]
Будучи формальным принципом, она ничего создавать не может, но правилам социальной жизни, порождающим её содержание, она придает народную поддержку или видимость таковой.