— Спасибо, хорошо.
— Сколько вам лет?
— Двадцать девять.
— Двадцать девять, — повторяет Абст. — Кажетесь вы значительно старше. Много пережили? Что же с вами случилось?
— Я бы хотел спросить… — Карцов с любопытством разглядывает пещеру. — Где я нахожусь?
— Вы у друзей. — Абст простодушно улыбается.
— Это я понимаю. Но кому я обязан спасением? Я уже совсем было потерял надежду, и вдруг… Что это за грот?
— Скоро узнаете. Всему свое время. А пока спрашиваю я. Итак, вы назвались врачом?
— Я невропатолог.
— И вы немец?
Задав последний вопрос, Абст видит: тень пробежала по лицу сидящего перед ним человека. Покоившиеся на коленях руки задвигались, пальцы так сжали друг дружку, что побелели суставы.
Он повторяет вопрос.
— Да, я немец, — тихо отвечает Карцов. — Но я мирный человек и никогда…
— Как вас зовут?
Готовясь к беседе, Карцов решил, что возьмет фамилию и имя своего школьного друга. Он отвечает:
— Ханс Рейнхельт.
— Хорошо, — говорит Абст. — Итак, Ханс Рейнхельт, в какой части Германии вы жили? Назовите город, улицу, номер дома. Укажите близких, соседей. Меня интересует все.
— К сожалению, о Германии я знаю лишь по рассказам отца и учебникам истории и географии.
— Значит, вы немец, но жили за границей?
— Да.
— Эмигрант?
— Сын эмигранта.
— Хорошо, — повторяет Абст. — Назовите страну, ставшую вашей второй родиной.
Карцов выдерживает паузу.
— Говорите же!
— Я из России.
— Из России? — все так же невозмутимо продолжает Абст. — Даже родились там?
Карцов кивает.
— Немцами были и отец ваш и мать?
— Да.
— И они живы?
— Мать умерла. Отец был жив.
— Был жив… Как это понять?
— Его мобилизовали в русскую армию. Где он, жив ли, мне неизвестно.
— А сами вы? — Абст кончиком языка проводит по нижней губе. — Тоже служили в их армии? Или служите?
— Простите! — Карцов встает. — Простите, но я не знаю, с кем веду разговор. Вы хорошо владеете языком. Лучше даже, чем я. Но вы не похожи на немца. Да и откуда взяться немцам здесь, за тысячи миль от границ Германии!… Где я нахожусь? Что вы сделаете со мной?
— Что я сделаю с вами? — Абст осторожно поглаживает попугая, поправляет цепочку на его лапке. — Это зависит только от вас. От того, насколько вы будете откровенны в своих признаниях.
— Но в чем я должен признаться?! — восклицает Карцов.
— Расскажите, как вы здесь очутились.
— Но…
— Не теряйте времени.
Карцов отказывается. Он уже сказал достаточно. С ним могут делать все, что угодно, но он не раскроет рта, пока не узнает, к кому он попал, что за люди его допрашивают.
Проговорив это, он замолкает. Он ждет, чтобы Абст принудил его отвечать. Тогда все, что он скажет в дальнейшем, прозвучит убедительнее.
— Хорошо, — соглашается Абст. — Я командир секретного германского учреждения, особой воинской группы. Вы находитесь в нашем убежище. Вот и все, что я могу сообщить.
Абст видит: собеседник удивлен, растерян, все еще сомневается. Усмехнувшись, он протягивает руку к одной из кнопок в углу стола.
— Пост номер один, — звучит в динамике голос Глюка. — Слушаю, шеф!
Абст касается пальцем еще одной кнопки.
— Пост номер два, — раздается в ответ, и Карцов узнает голос Вальтера.
— Проверка. — Абст убирает руку, обращается к Карцову. — Хватит или все еще сомневаетесь?… Впрочем, — иронически добавляет он, — противники могли выучить немецкий язык с одной лишь целью — обмануть такую важную персону, какой несомненно являетесь вы!
Карцов начинает рассказ. Он называет город на Каспии, где родился и вырос, номер дома и квартиры своего школьного товарища, приводит подробности его биографии. Это точные сведения. Если Абст располагает возможностью перепроверить их, за результат можно не опасаться. Мысленно Карцев просит прощения у Ханса и его отца. Оба они — настоящие патриоты, антифашисты. Рейнхельт-старший добровольцем ушел на фронт в первые же недели войны. Что касается Ханса, то он болел и поэтому был мобилизован сравнительно недавно…
Абст слушает не перебивая. Он все так же сидит за столом, его глаза полузакрыты, руки опущены на колени. Можно подумать, что он дремлет.
Зато попугай в непрестанном движении. Им вдруг овладел приступ веселья. Чешуйчатые лапки с крепкими изогнутыми коготками так и бегают по насесту, массивный клюв долбит цепочку, которой птица прикована к шесту. Цепочка звенит, попугаю это нравится — на время он замирает, наклонив голову, будто прислушиваясь, и вновь начинает метаться.
Вот попугай неловко повернулся, цепочка захлестнула вторую лапку и, сорвавшись с насеста, он повисает вниз головой. Абст встает, распутывает птицу и водворяет на место.
— Продолжайте, — говорит он. — Итак, четыре месяца назад вас мобилизовали. Что было дальше?
— Меня направили в Мурманск. Вы знаете этот порт?
— Вы офицер?
— Да, мне присвоено звание капитана медицинской службы. Я бы не дезертировал, но…
— О, ко всему, вы еще и дезертир! — Абст улыбается. — Ну-ну, что же заставило вас покинуть военную службу у русских? Рассказывайте, это очень интересно.
— Я прибыл в часть. А вскоре выяснилось, что она готовится к отправке на фронт.
— Так и следовало ожидать… Что же, не хотели воевать против своих? Патриотические чувства не позволили вам обнажить оружие против немцев?
— Да.
— Очень похвально. А что помешало бы вам по прибытии на фронт взять да и перейти к немцам? Вы не подумали о такой возможности?
— Перебежчику мало доверия. Особенно если это перебежчик от русских. Впрочем, вы это отлично знаете. Вы сами выловили меня в океане, доставили сюда, хотя я и не просил об этом, а сейчас — смеетесь надо мной, не верите ни единому моему слову. Что ж, за это не упрекнешь. Будь я на вашем месте, вероятно, поступил бы так же.
— Однако вы откровенны, господин дезертир!
Карцев разводит руками, как бы говоря, что ничего иного ему не остается.
— Рассказывайте, что случилось в дальнейшем.
— В дальнейшем? — Карцов делает паузу. — Честно говоря, продолжать не хочется, ибо дальше произошло то, чему вы и вовсе не поверите.
— А все же…
— Случай свел меня с моряком союзного конвоя, доставившего в Мурманск военный груз. Мой новый знакомый оказался американцем немецкого происхождения. Мы быстро сблизились, нашли общий язык. Быть может, потому, что обоих нас судьба лишила родины… Короче, я рискнул и заговорил с ним в открытую. И вот перед отплытием конвоя в обратный путь он приносит сверток с одеждой. Я переодеваюсь. В кармане у меня морская книжка и другие бумаги для пропуска в порт…
— Он взял вас к себе на судно?
— Представьте, да. Он был боцман, и он спрятал меня в помещение для якорной цепи. Там я провел четверо суток. А на пятые, когда мы были далеко в море, нас торпедировали. Транспорт разломился и затонул. Я спасся чудом.
Карцов понимает, что Абст ему не верит. Но он и не ждал иного. Однако главное впереди…
— Разумеется, вы запомнили название корабля, на котором плыли, можете указать место и день катастрофы?
Вопрос не застает Карцова врасплох. Он готов к ответу. В тот год гитлеровские подводные лодки, действуя группами, или, как это называли, «волчьими стаями», часто атаковали караваны транспортов, следовавших в советские порты. Один такой налет на крупный конвой, когда он уже шел в обратный рейс, был совершен месяц назад. Немцы потопили несколько судов, а корабли охранения, в свою очередь, отправили на дно вражескую субмарину. Сообщение о бое конвоя с фашистами обошло все газеты. Разрабатывая предстоящую беседу с Абстом, Карцев восстановил в памяти подробности. И сейчас он уверенно называет дату и приблизительное место происшествия. Он хотел было указать и номер одного из погибших транспортов, но в последний момент передумал. Вряд ли должен быть чрезмерно точен в своих свидетельствах человек, перенесший такое потрясение.