Сутки на Дамаре проходили быстро. Поужинав и проведя несколько часов над картой Дамара, Гил едва успел заснуть, как забрезжило утро.

Он открыл глаза с ощущением судьбоносности наступающего дня. Давным-давно кукольник Холькервойд сказал, Гилу что ему «предначертано», что он — избранное орудие в руках судьбы. Гил медленно одевался, чувствуя внутреннее бремя. Казалось, вся жизнь его была прожита ради выполнения какого-то долга, и этот долг предстояло выполнить сегодня.

Аэромобиль ждал его на стоянке за отелем. Гил познакомился с приборами управления и убедился в том, что они практически не отличались от тех, какими он уже пользовался на Земле. Устроившись поудобнее, он закрыл прозрачный купол кабины, отрегулировал положение штурвала и зафиксировал его. Индикаторы запаса энергии показывали, что аккумуляторы полностью заряжены. Гил нажал на пусковую кнопку и потянул на себя штурвал. Машина вертикально поднялась в воздух. Гил передвинул штурвал вперед, чуть наклонив его к себе. Аэромобиль полетел вперед, постепенно набирая высоту.

«Пока что все в порядке», — подумал Гил и направил машину круче вверх, чтобы перевалить через горный хребет. Далеко на юге виднелись буровато-серые экваториальные заросли, похожие на вереницу колоссальных бесформенных кочек. Гил повернул на север.

За кормой оставались километры горной пустыни, разреженный воздух верхнего слоя атмосферы свистел, обтекая прозрачный купол. Впереди показался освещенный солнцем пик, выделявшийся высотой и небольшой шапкой льда на вершине — ориентир. Взяв курс чуть севернее этого пика, Гил вскоре увидел невдалеке Старгород — непривлекательное беспорядочное скопление продолговатых навесов и складов. Инстинктивно предпочитая оставаться незамеченным, Гил спустился как можно ниже и пролетел метрах в тридцати над юго-восточной окраиной Старгорода.

Руины пришлось искать целый час — нагромождение камней среди нагромождения камней, оставшегося после оползня на горном склоне.

Приземлившись на небольшом плоском пятачке обнаженного дождевыми потоками щебня, метрах в пятидесяти от низкой неровной стены, Гил удивился тому, что не нашел руины раньше — строение отличалось монументальными масштабами, и стены все еще держались. Выйдя из машины, он постоял около нее, прислушиваясь, но тишину нарушали только вздохи ветра, блуждавшего по осыпям. Старгород, в шестнадцати километрах, казался неразборчивой мозаикой серых и белых брусков. Ничто не двигалось, не было никаких признаков жизни.

Захватив фонарь и лучевой пистолет, Гил направился к пролому в стене, местами уже занесенной. Уровень земли за стеной был ниже — остатки бывшего рва? — а в нескольких шагах дальше параллельно тянулась еще одна массивная бетонная стена, покрытая пятнами лишайника и трещинами, осевшая, но все еще почти вертикальная. Гил подошел ближе, стараясь сдерживать волнение — здесь заседали нелюди, пославшие чудищ на Хальму. Здесь человек чувствовал себя маленьким и бессильным. И все же... Эмфирио был таким же человеком как все, его тоже одолевали сомнения и страх. Но он вступил в Катадемнон — и что же? Что случилось?

Углубленный промежуток между стенами привел Гила к порталу, засыпанному обломками строительного камня почти до самой притолоки. Взобравшись по камням, Гил попытался разглядеть что-нибудь внутри, но солнечный свет не проникал в узкий неровный проем — он увидел только черные тени.

Гил включил фонарь, протиснулся в проем и спустился по куче камней, проехавшись часть пути на спине, в сырой коридор, усыпанный какой-то рухлядью, обломками, явно пролежавшими без движения много веков. На стене висели обрывки ткани, спряденной, возможно, из волокон плавленого обсидиана и выкрашенной окисями металлов. В орнаментах, покрытых слоем грязи или угольной пыли, все еще было что-то героическое. Они напомнили Гилу о драпировках, которые он уже где-то видел — где, в каких обстоятельствах? Память ничего не подсказывала. Коридор выходил в овальный зал с провалившейся крышей; над каменным полом зияло открытое небо.

Гил остановился — он вступил в Катадемнон. Здесь Эмфирио встретился лицом к лицу с диктаторами Зигеля. Здесь царила полная тишина — даже ветер больше не свистел — но бремя прошлого стало почти осязаемым.

В конце зала чернел проем с лохмотьями древних регалий по сторонам. Здесь, наверное, нелюди подняли Эмфирио на руках и пригвоздили к перекладине — если такова, на самом деле, была его судьба.

Гил пересек овальный зал, остановился перед проемом и посмотрел наверх, на каменную перекладину. Действительно, в ней было выщербленное углубление, эродировавшее отверстие, след вбитого железного костыля. Если здесь висел Эмфирио, ноги его должны были болтаться на уровне плеч Гила, кровь его должна была струиться на камни под ногами... На камнях под перекладиной цвела пушистая серая плесень.

Гил прошел под перекладиной, повернув луч фонаря вниз, в темный проем. Пыльные ступени начала лестницы были завалены комками грязи и остатками высохшей растительности. Гил пробрался через завал, озаряя фонарем то ступени, то стены, то потолок. «А когда все увидели, что стало с человеком, осмелившимся глаголать истину, его сняли с позорища и замуровали в склепе под перекладиной на веки вечные», — звучало у него в голове. Лестница кончилась овальной камерой с тремя проходами, уходившими в темноту в разные стороны. Шероховатый каменный пол камеры покрывал непотревоженный слой многовековой пыли. Склеп? Гил пошарил фонарем по стенам и прошел вперед — туда, где, по логике вещей, должен был находиться склеп. Передний проход соединял камеру с длинным узким помещением, глухим и холодным. На полу, разбросанные под случайными углами — так, будто кто-то их передвигал и забыл поставить на место — лежали массивные продолговатые призмы плавленого стекла, покрытые толстым слоем пыли. В каждой из призм хранились органические останки — пластинки хитиновых панцирей, морщинистые полоски высохшей черной кожи... В одной призме лежал человеческий скелет: суставы его распались, кости продавились. Пустые глазницы смотрели прямо на Гила. В середине лобной кости черепа, подобно третьей глазнице, чернела дыра.

Вернувшись в аэромобиле на стоянку за отелем в Гарване, Гил проследил за тем, чтобы ему вернули залог. После этого он поднялся к себе в номер, вымылся и переоделся. Выйдя на террасу, откуда открывался вид на площадь туристического центра, он присел на скамью. Наступило тупое опустошение. Гил не ожидал найти то, что нашел. Скелет с дырой в черепе разочаровал его.

Гил надеялся на большее. Сегодняшний день должен был принести разрешение вещих предчувствий, осуществление предначертанной судьбы. Интуиция подвела его. Разгадка тайны веков далась ему, привыкшему преодолевать дружное сопротивление людей и обстоятельств, с удручающей, постыдной легкостью! Тревожная неудовлетворенность несколько раз заставляла Гила вскакивать и снова садиться на скамью. Да, он нашел останки Эмфирио — в этом не было никакого сомнения. Но драматической развязки, разрешения фальшивого неблагозвучия мира — не было. Сегодня Гил знал не больше, чем вчера. Эмфирио погиб втуне, его славная жизнь завершилась провалом, поражением. Но и в этом не было никакой неожиданности — древний летописец не солгал, отразив двусмысленно незавершенный характер действительности.

Солнце скрылось за кряжами западных гор. Силуэты Гарвана — уменьшающиеся в перспективе полусферические купола, один за другим, другой над третьим — вырисовывались черной замысловатой циклоидой на фоне пепельно-бурого неба. Из переулка за отелем тихо выскользнула темная фигура — дамарянин. Приблизившись вдоль живой изгороди джетты, окаймлявшей террасу, абориген задержался, чтобы рассмотреть происходящее на площади. Затем он обернулся и бросил взгляд на террасу, будто оценивая целесообразность возвращения и отказа от задуманной ночной сделки. «Скаредные твари, утопающие в роскоши! — думал Гил. — Каждый цехин, каждый талон, каждый байс проваливаются в их превосходящие всякое разумение подземные сокровищницы!» В славные времена героической древности, когда дамаряне строили козни межзвездным странникам, а Эмфирио бестрепетно остановил чудовищную орду вдохновенным наитием изобретателя-переводчика — неужели и тогда дамаряне были сибаритами? Архитектура и орнаменты Катадемнона свидетельствовали скорее о вынужденной простоте варварского подражания красоте и величию... Почувствовав внимание Гила, дамарянин повернул к нему причудливую голову с хохолком и несколько секунд смотрел ему прямо в лицо. Желтовато-зеленые звезды в глубине матово-черных глаз то разгорались, то меркли. Гил тоже не сводил глаз с аборигена — ему пришла в голову самая невероятная мысль.