Однако путь Бенджаминов лежал за Бедтаун, который прилепился одной стороной к высокому холму. За ним на отшибе обнаружился еще один дом, окруженный низким разваливающимся заборчиком. На вид одноэтажная вытянутая хибара, рядом с которой гнила машина-седан, не представляла ничего интересного, разве только крыша у нее была не соломенной, а железной, как и дверь, то есть, в случае чего, она могла стать небольшой крепостью, так как окна от жары и от случайной пули тоже закрывали ставни.

— Ну… Вот это и есть… Берлога Хьюза, — как-то неуверенно протянул водитель. — Я тебя тут подожду, ок? А то еще джип сопрут, ты же знаешь.

Бенджамин от тона пирата поежился, но заставил себя выйти, ступив немного затекшими ногами на некошеную траву. Чем ближе доктор подходил к дому нового клиента, тем неуютнее делалось у него внутри, будто все органы связали в узел, прилепив друг к другу, отчего сводило зубы и не различалось пространство в джунглях, все смазывалось в одну картинку, хотя ничто не предвещало смертельной опасности.

Доктор крался почти бесшумно к обиталищу маньяка. Что имели в виду под этим словом? Лучше не ведать, быть может, никакой опасности и не было, просто в пираты или киллеры Хойта подавались явно не праведники. Но все-таки Салли говорила “опасен для тебя”…

Молодой человек покрывался холодной испариной, кудри прилипали к высокому лбу, а майка к спине, и на незаметно побледневшем лице выступали ярче обычного приоткрытые губы, с которых срывались нервные выдохи, как от удушья. Но все-таки он решительно подошел и тихо постучал в дверь, устыдившись и испугавшись немедленно слишком громких ударов о железные листы. Реакция обитателя дома ждать себя не заставила.

— Кто там? — вполне миролюбиво отозвался некто мягким баритоном или даже басом.

— Ваас сказал, что вы просили подъехать… хирурга, — мысленно ругал себя за косноязычие Бен, более твердо заявляя. — Я — доктор.

— Доктор-х***ктор, — тут же матерно срифмовал некто за дверью, прошипев и рассмеявшись, а потом снова мягко вкрадчиво пригласил. — Входи, — но снова в его голове предупреждающе рокотала гроза. — Впредь обращайся ко мне “сэр”. Ясно?!

— Есть, сэр! — невольно отчеканил фальцетом, вытянувшись по струнке, Бен, не видя, как на месте водителя второй Бен щурится и трясет головой, будто его неспелый лимон заставляют есть.

Доктор выдохнул, не успев мысленно попрощаться со всеми, кого знал, дернул на себя дверь, но она не поддалась, тогда он попробовал еще раз, и еще.

— З-заперто, сэр! — икнул мужчина.

— “От себя”, тупица-***ца! — разозлился хозяин, что подействовало на Бена, как выстрел, он навалился, затаив дыхание, на дверь. И очутился в темноте… Вернее, в полумраке жилища с небольшой лампочкой на потолке.

У стены возле двери стоял стол с табуретом. Хозяина вздрогнувший от неожиданности невольный пришелец заметил не сразу, точно Хьюз нарисовался из воздуха, как Чеширский Кот.

Бак оказался худощавым жилистым мужчиной лет пятидесяти, по всем признакам военной выправки, но все-таки уже не совсем, будто он долгое время не был на посту, да и в частной армии Хойта никем не командовал.

Носил он обтягивающие узкие джинсы и расстегнутую чрезмерно пеструю гавайку-рубашку, которая обнажала большую цветную татуировку головы оленя, покрывавшую грудь с мелкими, местами седыми волосами.

А потом Гип просил мысленно, чтобы его кто-нибудь ущипнул, дабы убедиться, что он не в нелепом сне: провозглашенный маньяк со знанием дела держал в руке томик А.С. Пушкина в переводе, в другой руке красовалась бутылка темного пива, которое он до прихода Бена неторопливо потягивал, видимо, так же неторопливо… читая стихи.

Гипу вдруг стало жалко великого поэта, будто прикосновение таких людей к его творчеству порочило его память. Но что было не так с Хьюзом, который поглаживал светло-каштановые бакенбарды, Гип сказать пока не мог. Острые, довольно симпатичные, черты покрытого легкими морщинками лица несли в себе совершенно недобрый оттенок, даже когда казалось, что хозяин жилища хитро улыбается.

Вскоре непривычно запыхавшийся Бенджамин поймал себя на мысли, что его какое-то время с неподдельным интересом рассматривают, не торопясь переходить к делу.

— Не отпустишь водителя? — вдруг поинтересовался Хьюз, неотрывно следя взглядом за молодым человеком, отчего Бену с каждым мигом делалось все более жутко, но он все еще не мог понять, с чего бы вдруг. Может, он попал к каннибалу? Может, перед ним “второй Ганнибал Лектор”? О чем же и когда его предупреждала Салли и почему провожала, точно видела в последний раз? Может, Ваас намеренно послал его на верную смерть? Все чаще доктор косился на спасительную дверь, как можно более непринужденно небрежно отвечая:

— Подождет, не переломится. А что… дело долгое? Зачем я, собственно, приехал? — но на всякий случай не забыл добавить. - Сэр.

Хьюз вскинул брови:

— И правда, подождет.

Резко вскочил, откладывая книгу и пиво, со всех сторон молниеносно рассматривая прибывшего. Зачем? Казалось, что он принюхивается, как будто и правда намерен съесть. Бен держался из последних сил, чтобы в панике не вылететь за дверь, возможно, ему все мерещилось, но чудилось, что над головой Бака прорастают небольшие рожки, а вместо босых ног постукивают копытца и из-за спины помахивает тощий костяной хвост мелкого беса. Затем, будто придя к какому-то выводу, Бак ухмыльнулся довольно:

— Пошли в подвал. Все там.

Как оказалось, дальняя от входа стена содержала в себе еще одну дверь, из-за которой доносилась сырость и затхлость. Хозяин быстро снял с пояса ключи и открыл проход на узкую лестницу, уходящую вниз. Щелкнул выключателем, притаившимся где-то у стены, тогда снизу показался слабый свет разноцветных лампочек, веселый, почти новогодний, вот только спускаться не хотелось.

Бен неохотно согласился идти первым, но Бак настаивал, приглашающим жестом указывая, а в глазах его уже показались искры угрозы, предупреждавшей, что при неподчинении будет хуже.

Гип еще раз попрощался со всеми кого знал и не знал. И шагнул в подвал, уже спустя пару секунд осознав, какую ошибку совершил. Но Хьюз, все такой же улыбчивый и самодовольный, уже шел позади, и Бен опасался его спровоцировать. Он не знал, что его ждет, но чувствовал, что ничего хорошего, хотя на вид хозяин был радушным и в какой-то мере даже… интеллигентным, что совершенно сбивало с толку и еще больше пугало. Когда неизвестна опасность, невозможно выстроить план.

Шаги гулко отзывались на скрипучей лестнице, внизу тошнотворным гламуром мерцали сине-розовые лампочки гирлянд.

Подвал был заставлен какими-то коробками с припасами, но обстановку, окрашенную неверным светом, Бен не запомнил, потому что его взгляд приковала кровать, стоявшая у противоположной от лестницы стены. И на ней, на грязном тряпье, ничком лежал окровавленный голый человек.

Бен часто видел трупы, многие из них были настолько изуродованы, что не удавалось сначала определить вообще, женщина это или мужчина. Но этот являлся без сомнения мужчиной, молодым и, судя по бледной (покрытой жуткими гематомами) коже, не из местных. Если бы не искаженное болью, залитое запекавшейся кровью, застывшее лицо с закрытыми глазами, то можно было бы угадать довольно красивые утонченные черты.

“Он что-то сделал с очередным своим рабом”, — тут же вспомнились слова Салли, складываясь в ужаснейшую мозаику.

Бежать! И немедленно!

Для чего его позвали, если и идиот понял бы факт смерти пленника, который в последние минуты своей жизни, судя по всему, испытал такое, что в кошмарных снах не является? Гипа охватил ужас, когда он невольно зачем-то представил, что пережил раб, которого, наверное, когда-то продал Хьюзу Хойт или Ваас, поймав нерадивого туриста, одного из тех, которых иногда обследовал Бенджамин.

И представил он то, что где-то творили, вероятно, и с его друзьями, о которых он пытался не думать. Продажа на принудительные работы на каком-нибудь кирпичном заводе — это еще лучший исход. Так его и сломали, так он и согласился в смятении стать бандитом, а теперь, видимо, судьба его заслуженно наказывала за предательство.