“Уж не с Ваасом ли? Хотя по нему сразу видно, что он не в себе”, — скривился незаметно Бен.

Доктор практически опустился на колени перед Норой, сгорбившись. Руки его тоже дрожали. Он хотел бы заплакать, но уже не мог. Видимо, навечно его измучил вопрос выбора. Перед ним сидел ангел, но остальные в равной мере заслуживали спасения. Не на каждого находится герой, не в каждом он обретается, не каждому великие силы даровали волю к борьбе и шанс изменить мир. И большинству как раз не давали. Но если все еще стояла шаткая башня мироздания, значит, с какой-то целью, иначе солнце почернело бы от грехов человечества и выжгло бы весь род людской.

— Он даже оплатил нам отпуск в Таиланде и яхту, сказав, что этот остров — рай на земле. Теперь понятно, — зло и потерянно просипела девушка, вновь складываясь пополам, как от удара в солнечное сплетение. — Ох… Бен. Мою подругу хотел купить один из них. Здоровенный, отвратительный бугай! Куда он мог ее увести?! Я должна найти ее!

— Пойми, она уже за пределами острова. Скорее всего. Мы ничего не можем, — осторожно погладил руки женщины Бен, пытаясь разжать кулаки, но она резко отпрянула, гневно вскочив:

— Ты так говоришь, а ты что-нибудь пробовал?!

Бен не знал, что ответить, но точно еще тяжелее сделался камень вины на его шее… Тяжко, когда сердце вновь скинуло саркофаг, а сил не прибавилось. Тяжко признавать правоту иного уровня, нежели рациональный просчет бессмысленности сопротивления.

Нора пока что упрямо отказывалась плыть по течению.

Комментарий к 11. Тяжелый чемодан выбора

Вот такая Нора. Еще читаете?

Перевод эпиграфа:

Чтобы возродиться

Из пепла,

Тебе нужно будет

Научиться вновь

Любить, жить, быть свободным.

========== 12. Калейдоскоп событий ==========

Falling in the black,

Slipping through the cracks,

Falling to the depths can I ever go back?

© Skillet «Falling Inside the Black»

«Все или ничего — это юношеский максимализм! Все или ничего — это глупо. Глупо! Глупо! — повторял Бен, глядя на свое отражение в тусклом осколке зеркала, глаза в глаза. — Теперь у меня есть Нора, хотя бы она».

Но в памяти вставал тот день, снова и снова, каждый раз без ответа. Раньше он не спасал никого, а теперь у него появилась Нора, некое помутнение рассудка кинуло его в тот миг к клетке. Теперь девушка оказалась формально его рабыней, а две остальные… Никто не знал, куда они отправились, но о том, что ждало их, едва ли хотелось задумываться.

Капли холодной воды из бочки на крайнем западном аванпосте стекали по подбородку, застревали в слегка отросшей жесткой щетине, которую доктор научился волевым движением срезать скальпелем, если не случалось нормальной бритвы. Другие пираты умели обычными ножами, кто не отращивал окладистую бороду. Но в тот день не повезло: рука дрогнула, и лезвие едва не задело кровеносный сосуд, в итоге только приподняв неприятно кожу.

Бен злился, на себя и на весь свет, рассуждал сам с собой: «Взросление — это приспособление, умение согласиться на меньшее, умение принять собственную невсесильность. Взросление, может, это умение разувериться в том, что любовь существует. Взросление — это навык принять серость, обыденность и не корить себя за все мировое зло, воображая себя героем. Или это все просто цинизм?» — утешал себя Гип. Но из зеркала глядели все те же неясные тревожные глаза предателя. И спасение девушки не добавило в них ни капли благородства или уверенности: «***! Как Ваас живет с этим?! Как? С сознанием, что ты можешь отныне быть только пособником зла? Даже мелкое добро настолько противоречиво и половинчато, что вряд ли имеет право им называться».

Чужой человек глядел из зеркала, чужой человек вспоминал свои грехи. Да, он поклялся не прикасаться к «своей вещи», но иногда бес долгими одинокими ночами нашептывал доктору словами глупой Салли: «если есть хорошая вещь, то почему не пользоваться?», главное, что никто не посмел бы осудить. И если все равно его поступок не вытаскивал душу из липкой черной жижи цинизма, то, может, стоило вовсе ее утопить. Этот же бес подсказал подглядеть за женщиной, когда она, поверив в честность доктора, отмывала в том же сарайчике тяготы пребывания в клетке, наполнив водой старый ржавый таз. Она еще удивилась, что на острове есть мыло, но к жутким условиям привыкла быстро и, в целом, стресса от этого не испытывала. Ее другая боль выжигала, но если в ее сердце это чувство билось белой птицей бессилия, то в докторе оно растекалось и пузырилось, словно гнилое болото.

Он казался себе отвратительным за это странное «недодобро», и в какой-то момент пожелал стать еще хуже, еще ужаснее, почти как Ваас. Да только до мощи главаря не хватало пару космических верст, и власти такой не было в тощих руках, зато мелкую мерзость никто не пресекал: в щель сарая хирург таращился в тот день неотрывно, до дрожи, исходя жадной слюной от силуэта девичьего тела с крупной грудью и широкими бедрами. Это была не тощая Салли, не заморенный ребенок, а женщина лет двадцати пяти со всеми прелестями, налитыми самым расцветом ее красоты и страстности…

Док даже злорадствовал, что Ваасу-то она не досталась. Пока что. И страх отрезвил в тот день. Но Бен нагло соврал потом Норе, что, естественно, не смотрел. Ему отлично удавалось поддерживать образ несчастного интеллигента, который только по воле несправедливой судьбы оказался среди преступников и лиходеев.

«Ничего! Мы сбежим с острова и найдем подруг Норы, подключим ЦРУ, ФБР, ФСБ, Моссад… Всех! И найдем их, и ты хоть немного оправдаешься перед собой. Ну как тебе такой план, а, Гип? Жалкий идеалист! У тебя на самом деле нихрена нет плана, одни прожекты и обещания самому себе. Ты не сбежишь. Нора права — я уже просто один из пиратов», — роились ядовитые шершни мыслей в ожесточенно склоненной голове. Новая знакомая стала последнее время чем-то вроде заместителя его прежней совести, и все меньше он соглашался с ней, но и виделись теперь не очень часто. Он еще узнать ее не смог толком, а Ваас уже укатил в форт, забрав и доктора с собой.

С тех пор, как в жизни Бена появилась Нора, прошла где-то неделя. Сначала хирург рискованно добивался от главаря разрешения сделать женщину своей ассистенткой, однако аргументов в ее пользу оказалось мало: ни медицинского образования, ни полезных навыков. «Рабыню» пришлось оставить на том же аванпосте «Верфь Келла», где находились еще несколько женщин особо разбогатевших пиратов. С одной стороны, Гип опасался, что Нора может сбежать и погибнуть. С другой — теперь у Салли появилась поддержка в ее лице, и по всем признакам женщина не намеревалась бросать на произвол судьбы несчастную девочку. Как оказалось, пацифистка-хиппи не являлась такой уж миролюбивой и при надобности могла отогнать обидчиков, вернее, обидчиц, которые измывались раньше над Салли, и на выражения Нора не скупилась, если уж кто-то лез. Вела она себя с Гипом все еще сдержанно, даже скрытно, удалось только выяснить, что она раннее не принадлежала всецело ни к одной субкультуре, то есть не жила в трейлере и не тусовалась среди хип-хоперов в подпольных клубах. Зато активно участвовала в волонтерской деятельности, работала реставратором старинной мебели и собирала древние языческие ритуальные маски разных народов. Это увлечение ее и погубило, отправив на Рук Айленд вместе с незадачливыми подругами. Если им некто из Интернета обещал приватную встречу и пару недель шикарного отдыха в бунгало, то Нору привлекла информация о неком племени ракьят, которое не утратило свою архаическую веру в души предков и богов-животных. Увлеченная женщина, забыв о возможной опасности, не смогла отговорить подруг и сама попалась.

Бена, в целом, пугало сходство ситуации, будто снова повторялся виток истории с его друзьями-этнографами. Но судьба дала ему второй шанс, иной выбор, точно в индуистском колесе сансары, где самоубийство не является выходом, так как все повторится в других декорациях до тех пор, пока человек не преодолеет то, что его сломало в прошлой жизни. Однако это все так, сказки, мифы. Можно верить, можно не верить. Нора оставалась Норой, а проданные друзья свое бремя боли несли. И никак Бен не мог повлиять на ход времени.