Между тем вечерело, солнце плавилось за краем моря. Из лагуны вид открывался только на юг, так что закат покрывал лучами в основном шпили деревьев, которые высились зелеными небоскребами, хотя по своей выдержанной красоте завитков, форм и украшений напоминали больше стройные готические соборы.

Салли все ожидала, когда главарь обратит на нее внимание, надеясь, что он не уедет, ведь она его ждала, да, именно такого, в хорошем настроении, заразительно улыбавшегося. Редкость в последнее время. Но Ваас был все занят разбором дальнейшей стратегией обороны «Верфей Келла» в случае нападения ракьят. Кажется, он объяснял, что делать с собаками, когда и на кого их выпускать. Может, из-за тупости пиратов, может, из-за стихийного стечения мыслей в его голове и обстоятельств, но к Салли главарь пришел уже вовсе без улыбки, злой, глядевший исподлобья, отчего его точеный крупный нос напоминал клюв хищной птицы.

В штабе мерцала дрянная лампочка, вокруг нее клубились мелкие тусклые бабочки и мошкара. У них еще обретались крылья, но жар опалял их, и обугленные насекомые падали на пол, прямо на те доски с щелями, из-под которых порой выползали пауки и змеи. А лампочка гудела дальше, нестройно вторя генератору на улице, отражаясь мутными бликами в боках алюминиевых мисок. На металлической пряжке пояса главаря тоже играли искаженные, едва различимые блики. И они же отражались в мутной поверхности лезвия… скальпеля. Кажется, Ваас забрал у Бена, но об этом Салли могла только догадываться, как и о намерениях главаря.

Жертва задрожала, вдоль позвоночника проходили волны холода, ноги подкашивались, ладони леденели. Зарезать решил? Или что-то отрубить? Вскрыть? Выпотрошить и медленно ковыряться во внутренностях? От обилия версий кружилась голова, главное, что варианты один другого хуже в сознании пронеслись. Умирать не хотелось. Не сегодня! А она ведь так его ждала, так волновалась за него, но у него были свои правила игры.

Ваас схватил Салли за руку, ненормально ухмыляясь, переводя взгляд со скальпеля на перепуганное лицо девушки. Намеренно медленно он поднес лезвие, с интересом натуралиста-исследователя провел вдоль кожи, лишь слегка надавливая, практически не прилагая усилий. Вокруг продолговатой поперечной полосы выступила кровь, Салли дрожала, отчего ощущения слишком обострялись. Ваас изучающее склонил голову набок, нервно дернув плечами, будто отогнав наваждение, входя в раж. Он слегка ухмылялся, с губ его срывалось то ли беззвучные смешки, то ли отрывистое нервное дыхание, когда лезвие во второй раз прочертило полосу на руке Салли, уже более глубокую, взрезавшую ровными бороздами плоть.

Девушка забывала дышать от ужаса, каждое прикосновение ножа оказывалось больнее, чем казалось на вид. Может быть, Ваас намеренно делал больно, то приподнимая кожу и копаясь под ней лезвием, то проводя не ровную полосу, а зигзаг с кривыми краями. Кровь текла крупными вязкими каплями, скатываясь до локтей. Главарь мертвой хваткой вцепился в запястья и торопливо бездумно наносил порез за порезом. Он не трогал той стороны рук, где находились вены, только внешнюю. Он внимательно рассматривал то результат своих издевательств, то животный ужас, застывший в остекленевших расширенных глазах Салли.

Она хотела заорать: «А-а-а! Люди! Спасите! Убивают!» — но потом вспоминала, что окружающим совершенно наплевать на нее, как и там, в месте, которое кто-то по ошибке величал ее домом. И отчаяние повергало в апатию: единственный человек, для которого она хоть как-то существовала, ныне снова истязал ее без видимых причин. Наверное, снова чем-то оказался недоволен, или, может, в его расщепленном рассудке зародилась уже давно такая бредовая мысль. Но скальпель проводил и проводил резким движением короткие глубокие полосы, сначала на одной руке до локтя, а потом и на второй. Кровь стекала на доски. Да! Пусть сбегаются все змеи, крысы и мухи! Ведь нет хуже кровопийцы, чем человек!

Он пришел и исполосовал ее скальпелем, а она в тот день ждала его, долго думала, осмысляла. Она боялась за него, поганого, но почему-то именно в тот день он решил пытать ее.

Проклятая лампочка назойливо мерцала, перед глазами плясали черные блики. Салли испытала отвращение к себе за свое ожидание, ее накрыла волна ненависти, точно штормовой шквал, сдирающий мягкий песок с пляжа, выносящий острые камни и обломки крушений.

Бежать! Но куда? Куда угодно, но бежать от этого монстра!

Непривычный порыв сопротивления и ненависти вдруг захватил Салли, наверное, «черный фрегат» почуял страдания безобидной дурочки, что жила над ним в лабиринте сознания.

Девушка внезапно отпрянула, вырвавшись из цепкой хватки главаря, дернулась, извернувшись точно змея, пронзительно зарычав. Броситься бы ей к двери, а потом прямо в джунгли и… И куда? Вероятно, этот проклятый вопрос, это секундное сомнение в своих силах помешали выбрать верное направление, отчего девочка забилась в угол лисом, которому перекрыли оба лаза из норы. Она ударилась спиной о стену, заскребя по ней, понимая, что путей к отступлению нет и быть не может, как обычно, поэтому она отчаянно заревела, выгибаясь, точно в конвульсиях:

— Почему?! Почему именно сегодня?!

— А тебе еще, ***, график пыток составлять? — смеялся Ваас, подходя, опуская нож. Очевидно, он был удивлен поведению своей «личной вещи», интересовался, что еще от нее теперь ожидать, исследовал и рассматривал, точно агонизирующего колорадского жука в банке с соляным раствором.

Она все больше вжималась в стену, словно надеясь укрыться в тени, давясь от слез и страха, заламывая руки, пачкая алыми пятнами одежду и лицо, вырывая клоки волос из своего нелепого опущенного вниз хохолка:

— Нет… Просто… Просто я ждала тебя!

Ваас театрально приподнял брови, раскидывая руки, разрастаясь черной тучей, глумясь:

— Ну вот он я, чего тебе еще, а, Салиман?

— Не… — голос ее срывался на сиплый шепот, она давилась кашлем, прижимаясь грудью к стене, вздрагивая в истерике. — Не так ждала… Я была рада, что ты пришел, я хотела… Я… Это… Это как в детстве… «Папа, папа!» Я к нему бежала, когда он приходил, радовалась, — Салли внезапно пронзительно пристально поглядела на Вааса, кривя рот диким оскалом. — А он по пьяни как швырнет о стену… «Папа»… Будь он проклят!

Она опустилась на корточки, сжалась в клубок, обхватывая голову, то зажимая уши, то прижимая к лицу окровавленные руки. Очевидно, для нее большим шоком оказался не факт пыток, а сломленное, изуродованное ожидание, словно Ваас желал сделать все, чтобы его ненавидели и только ненавидели, чтобы ни одна живая душа не могла пожелать ему удачи, чтобы его никто и нигде не ждал. Ведь некуда лететь…

Главарь поморщился:

— ***, ну ты и визжишь, ведьма! — но потом снова поднял жертву за запястье, придвигаясь к ней вплотную. — Да, Салиман, семья — это ***во. Это только в фильмах все счастливы, — он отшвырнул девушку обратно к стене, недовольно развернувшись. — Видишь, тебе и доказывать не надо.

— Но ты… Ты ведь другой, — глотая слезы, все еще преданно смотрела на мучителя Салли. — Отец самоутверждался за мой счет, потому что больше ничего не мог, он был жалким… А ты нет… Тогда… Тогда зачем? — вновь она срывалась на истошный бессильный крик. — За что?

— Захлопнись, мне надоело слушать этот бред, — шикнул на нее Ваас угрожающе, точно на тех двоих волкодавов.

— Молчу, — пискнула она. «Черный фрегат» молчал, будто тоже понимал, что нет смысла в этой борьбе. И оставалось совершенно беспомощное создание, которое, однако, натолкнуло Вааса на собственные обычные размышления. Главарь недовольно и почти с отвращением отбросил орудие пытки, будто сам понимал, насколько это все бессмысленно, насколько бесталанно служит его извечной тяге к разрушению, уничтожению. Он тяжело вздыхал, точно ему мешал какой-то камень на сердце. Пират бродил по штабу, как зверь по клетке, изнуренно и озлобленно расправляя плечи, будто, находясь без движения, он застывал, каменел. Мрачно он продолжал, посматривая на безмолвно давящуюся плачем девушку:

— Запомни, Салиман, ты в этом мире один и всем по***, что с тобой. Да, они могут делать вид, играть в свое ***ое благородство, — он навис над Салли, цедя сквозь зубы, размахивая руками, что-то показывая, точно отметая кого-то. — Но стоит только задеть их интересы, стоит только немного припугнуть или предложить выгодную сделку — они поджимают хвост, как ***ые шавки, и бегут прочь, не оглядываясь на тех, кто им был дорог. Я видел это сотни раз. Сотни ***ых раз! — восклицал он, переходя на глухое торопливое бормотание. — Так на*** вообще лгать? На*** говорить, что ты готов на все ради кого-то, ради наших «любимых», ради брата или… Сестры… — от этого слова Ваас практически подскочил на месте, рыча оглушительно. — Чтобы однажды предать всех на***?! А, Салиман, не знаешь? Че ревешь? Это жизнь! — но он отчаянно заставлял себя успокоиться. — Просто гр***ое слово, сестрица, которое придумали для описания этой х***ты вокруг.