Салли сидела в углу, сложив кровоточащие руки. Больно. Вот только главарю не лучше. Он тоже кого-то ждал, наверное. Вот так же возвращался к своей сестре в племя, чтобы однажды… Однажды что-то случилось, что-то, отчего он сбежал, сжег мосты, да и себя… Но это его не оправдывало!

Однако Салли не просила оправдания, ей было достаточно осознания, что они в чем-то одинаковые, а это уже не так мучительно. И то, что от ее короткого рассказа он снова начал говорить о своем, означало, что он отзывался на горе несуществующей для целого мира девочки. Но по-своему, только так, чтобы никто к нему не мог привязаться, потому что однажды его уничтожила чья-то привязанность. Наверное, сестры Цитры. Хотя какая она ему сестра? Искренняя любовь к ней заставила ненавидеть себя и весь свет, разрушать, уничтожать, потому что нет страшнее тяги к разрушению, чем та, что растет из отвращения к самому себе.

Салли осмелилась подать голос, упрямо стараясь размеренно дышать и не утопать в задушенном писке мыши с перебитым хребтом:

— Ваас… А я… Я сотни раз ждала твоего возвращения. Ждала, потому что боялась, что тебя могут однажды убить, что однажды ты не вернешься. И я останусь одна среди… Среди них…

Ваас заинтересованно обернулся, сощурившись, точно ему польстили такие слова, молодецки осклабился:

— Руки коротки меня убить, — но затем он вновь нахмурился, сметая резко все миски со стола, опрокидывая какой-то ящик, точно желая разнести этот треклятый штаб, вырваться из него из своего тела, из этой мерзкой земной оболочки. — И на*** ты ждешь? Думаешь, это что-то изменит? Твое ожидание. Твой страх, — он словно задыхался, но затем вновь выглядел вроде спокойным, разумным циником, пренебрежительно бросая: — И да — я приказал захлопнуться. Напомнить, что это значит, а, ***, что это значит? Это значит, ты закрываешь свой ***ый рот и не смеешь даже мычать. Непонятно?

— П-понятно, — задрожала хуже осинового листа девушка.

— Нет! — Ваас втянул губы в недовольной гримасе, а вместо лица предстала до тошноты гадкая морда змеи, он совершенно спокойно вещал: — Тебе ни*** не понятно! Ты слишком много себе стала позволять, сестрица!

С этими словами он выгреб Салли из угла, пинками и тычками погнав к двери. Она, спотыкаясь, ничего не понимая, повиновалась, катаясь практически кубарем.

Яркий свет прожектора ослеплял, к аванпосту из джунглей уже стекались сумерки, и на вой диких собак два волкодава отзывались ненавистным лаем. Салли слабо осознавала, где она и что с ней происходит, все застил ужас: она страшилась предположить, до чего мог додуматься главарь, что сулило неповиновение. Неужели… Самый жуткий ее страх не находил себе названия. Но она верно догадалась о его намерениях: он поволок ее к пиратам. Кинув в пыль в центре аванпоста, он обратился к свободным от караулов рядовым, которые до этого жарили мясо на костре и уныло курили за игрой в карты:

— Эй, отребье, кто хочет попользоваться этой костлявой ***?

Ваас смеялся, глаза его горели, даже не злобой, а коварством. Подлость… Он весь состоял из подлостей и предательств.

— Что, Ваас, надоела? Мы уже давно не против! — с энтузиазмом заявили на разные голоса пираты, живо поднимаясь, обступая Салли кругом, будто с момента ее попадания на остров они только этого и ждали. Может, даже делали ставки, когда она надоест главарю.

— Нет! Нет! Нет! — шипела она, но голос пропал от ужаса. Она хотела потерять сознание, вообще ничего не ощущать, стать кем-то иным, несуществующим. А к ней тянулись сотни цепких пальцев, тысячи рук…

Из тьмы. Они сминали одежду, поваливали на землю. Пираты давно потеряли чувство стыда и даже не собирались тащить ее в укромное место, не заботясь о том, кто мог увидеть их. Только пыль поднималась, а Салли отбивалась руками и ногами. «Черный фрегат» вступил в свои права, девушка не осознавала себя, но кусалась и брыкалась до последнего.

Одному пирату она даже засветила в глаз знатный фингал, сумев уклониться от ответного удара, но противников было не меньше пяти. Не прошло и минуты борьбы, как ее руки и ноги уже кто-то держал, а другие пытались содрать одежду.

Только один раз она испытывала подобный ужас, и тогда пришел Ваас, и тогда он стал ее избавителем, но и мучителем. А теперь она своей дерзостью все разрушила! Салли надеялась, что умрет раньше, чем успеет осознать, что с ней случилось. Но почему в этот день?! Она не хотела умирать!

***

Сначала Ваас стоял чуть в стороне, наблюдая за зрелищем, небрежно положив руки на широкий кожаный пояс, слегка постукивая по нему указательными пальцами, самодовольно рассматривая то, как Салли окружали пираты, как тянулись к ней их руки. Потом главарь понял, что его пленница уже достаточно «усвоила урок», а подчиненные, между тем, останавливаться не намерены, так что ухмылка слегка сползла с его смуглого лица, он махнул в их сторону:

— Хотя нет, парни, я передумал! Эй? — хохотнул он, но в общем гуле его как-то не сразу услышали.

Тогда-то он обозлился уже непосредственно на своих пиратов, потому что речь зашла не о какой-то девчонке, а о подчинении командиру — вещи куда более серьезной, вызывавшей ныне невероятную ярость:

— ***! Слышали меня?! ***! Тупицы!

Ваас полез в гущу пиратов, двинув одному локтем под дых, другого оглушив ударом в ухо, еще двоих просто отпихивая в сторону. Кто-то попытался дать сдачи, очевидно, не разобравшись в общем мелькании рук и ног, что перед ним сам главарь, за это поплатился очевидным переломом носа.

Когда дело касалось драк, Ваас спуску не давал. Иначе в пиратской среде не подняться на самую вершину, он прошел этот путь сполна, с первых ступеней, хоть Хойт изначально приметил одного из самых сильных воинов ракьят. И решил заполучить себе. Проклятый мистер Уолкер всегда получал то, чего желал. Власть, богатство, жизни и смерти людей – все!

Ваас при мысли о боссе обрушил удар обоих кулаков сверху вниз на какого-то неудачно повернувшегося рядового. Главарь почти радовался, что устроил эту свалку, она помогала выплеснуть весь гнев и стресс, что клокотал в нем, циркулируя вязким ядом по венам, сочась сквозь кожу потом. Как-то раз он так же защищал Цитру. Он впервые убил ради нее, ради сестры, жестоко убил. Наверное, в тот миг понял, что ему это нравится, наверное, в тот миг что-то щелкнуло в его мозгу, а потом подхлестнули еще зелья жрицы. Цитра! Проклятая неблагодарная Цитра! И главарь снова со всей силы размахнулся, подрубая кого-то подсечкой и ударяя ребром ладони по шее. Вечно бы так с кем-то бился! В тот миг так казалось.

Однако пираты быстро сообразили, что главарь отменил свой приказ и отдавать им рабыню не намерен, так что, потирая ушибленные места, отпрянули подальше, расступаясь широким кругом, демонстрируя свою капитуляцию.

— Но Ваас… ты же сказал!.. — замахнулся еще один пират, пытаясь предъявить свои права на девчонку. Кажется, это был тот самый Билл, что свою тещу гантелей стукнул и подался в бега.

Главарь, с озверевшим задором рассматривая непослушных приказам подчиненных, достал пистолет и хладнокровно нажал спусковой крючок, хотя пират уже пошел на попятную. Но поздно — мозг перемешанной кровяно-костяной жижей вылетел из дыры в затылке.

— Есть еще несогласные? — риторически обратился к притихшим рядовым Ваас. Пираты энергично затрясли головами и руками.

— *** с ней, будто других *** нет, — бормотал Хал, приказывая расходиться.

— Это точно, в жизни больше к ней не подойду, — отвечал Кость.

— Зачумленная ***! Одни беды от нее. Зачем вы вообще к ней полезли? — недоумевал Чен, который был в карауле и не участвовал в развернувшемся непотребстве.

Ваас остался вскоре один посреди аванпоста, хотя выплеск энергии требовал продолжения, однако он убрал пистолет и подошел к распластанной в пыли Салли, поднимая ее за шкирку, указывая на замерший труп Билла:

— Видела, Салиман, я ради тебя и этого ***на не пожалел. А ты… ***! Да все вы неблагодарные твари, — он повел ее в штаб, девушка следовала, словно робот, он продолжал твердить ей: — Да, Салиман, думаешь, ты одна такая? Как же: устрою истерику и все будет по-моему! А *** тебе, с какого *** должно быть по-твоему, тупая ты ***?! Что ты сделала?! Или, думаешь, кому-то нужна твоя привязанность?