До ушей сквозь гул стучавшей в голове крови донесся звук приближавшихся моторов. Сам по себе тревожный, чужеродный для влажного колыхания джунглей, он мог нести и радостные вести, и ужасающие. Что именно вкладывалось в это понятие, лучше не ведать. Главарь — это еще не самое худшее. Нападение ракьят — вот он страх. Но это обычно так было, а ныне Салли согласилась бы задохнуться от дыма в подожженном сарайчике, стать жертвой случайной пули, но только не снова позволять ее личному кошмару использовать это тело. Казалось, что проще умереть, чем дальше терпеть этот замкнутый круг мучений. Пусть ракьят! Но нет… Прибыл мучитель, слышался снова его хрипловатый голос.

Салли и Нора затаились, девчонка сжала зубы, бессильно ожидая, когда главарь решит все дела на аванпосте, ведь просто так к ней он приезжал только раньше, а теперь так, по остаточному принципу. Что и хорошо, но не в данной ситуации. Просто его не хотелось видеть, никогда! Никогда никого не видеть! Никогда не рождаться на свет! Умереть вместе с мамой, не с той, которую она не знала в реальности, а с тем ангелом, которого создало ее наивное и по-детски чистое сознание, душа. Салли впадала в отчаяние от этого ожидания, она перекатилась на бок, приподнимая голову, и уткнулась в колени Норы, которая сидела, словно каменное изваяние на полу.

— Спаси… Я больше не могу! — шептала девочка, обращаясь не к этой женщине в дредах, а к тому ангелу, который, вероятно, не помогал ей по жизни, не хранил, такой же малосильный, хрупкий. Но по голове ее гладила Нора, и сквозь слезы различалось ее исполненное скорби и решимости лицо. Что же она задумала? Неужели и правда побег? Нет, в таком состоянии нереально. И Салли просила не бросать ее.

К вечеру дверь в сарайчик бесцеремонно распахнулась, проем загородила черная тень того, кого обе женщины с содроганием ожидали целый день как неизбежность. Салли уже просила даже нежданной атаки ракьят, чтобы главарь унесся. Куда угодно! Хоть в пасть смерти!

Главарь молча полез к «личной вещи», намереваясь выгрести ее хоть за шкирку в штаб, как всегда. Девушка только беззвучно плакала, не пытаясь даже пошевелиться. Зато за нее вступилась внезапно Нора, резко вскочив с места, точно кошка, что заслоняет котенка от грозного голодного волкодава.

— У нее жар! Не трогай ее! — непривычно громко для этого серого сараюшки прозвучал несгибаемой волей голос.

В первый миг Ваас даже опешил, точно удивляясь, что с ним говорит вторая «вещь», но тут же отвратительно сощурился, пророкотав:

— Ты указывать мне будешь? — но от негодования он срывался даже не на возглас — на сиплое гадкое шипение. – Ты. Мне. Указываешь?! — он грубо ткнул Нору в грудь кулаком. — Знаешь, кто ты, ***? Ты, ***, просто ***…

— Не указываю! Но не трогай девочку! Не сейчас! — исступленно бесстрашно отвечала женщина, поднимаясь, взмахивая промокшими от слез девочки складками коричневой юбки.

Ваас снова ударил ее, но заскулила почему-то Салли, закусывая край кулака, чтобы не закричать. Нора же пошатнулась, но глядела исподлобья, стирая кровь сочившуюся из разбитого носа, воинственно откидывая ниспадавшие на глаза дреды, точно они и правда казались грозным оружием, змеями-стрелами несчастной медузы-горгоны.

Ваас отошел на пару шагов, рассматривая другую женщину, резко остужая свой гнев. На лице его заиграла ухмылка, он смотрел в упор на Нору, которая отвечала ровно тем же, только выражение глаз у них отличалось. А потом главарь почти благосклонно усмехнулся, подходя неторопливо к отпрянувшей Норе, норовя потрогать ее крупную тяжелую грудь. Мужчина издевательски проговорил, кивнув небрежно в сторону обмершей от неизвестности Салли:

— Может, себя предложишь вместо нее? Я, знаешь, бываю великодушен. Я вообще самый великодушный! — Ваас отвернулся, вздохнув, пожимая плечами, снова обращался к женщине, которая морщилась от отвращения. — Но ты ж, ***, не предложишь. Вы все на словах великие защитники, а так попробуй — тронь.

Ваас задумчиво прищурился, словно собирал коллекцию подтверждений своей теории о том, что люди — прогнившие создания, которые зациклены только на себе.

Но Нора выпрямилась перед главарем, пристально смотря глаза в глаза. Сжав кулаки, она спокойным твердым голосом отчетливо произнесла:

— Если ты ее не тронешь в таком состоянии, то я готова пойти на эту сделку, — но голос все ж срывался. — Только не трогай девочку!

— Провоцируешь, стерва! — ударил он ее еще раз, сбив с ног, поднял за подбородок, поворачивая голову из стороны в сторону, рассматривая лицо, точно придирчиво оценивая, затем кончиком языка попробовал кровь, стекшую на губы женщины, облизнувшись, словно леопард. В зрачках его плясал адский пламень, видимо, он все больше находил такую сделку выгодной.

— Ну? Что тебе? Других мало? Мало продажных девок? Мало?! — открыто кричала Нора, видимо, так борясь с ужасом, не задумываясь о последствиях. — Ну, давай, забирай меня, если это спасет девочку. Я могу и не на словах. Но Салли не трогай!

— Нора, — тихо проскулила Салли, растирая слезы. — Не надо. Не надо ради меня.

Главарь уже открыто наслаждался истеричными криками женщины, которая добровольно соглашалась стать его «второй личной вещью», ведь об освобождении Салли речи не шло. Вааса это явно забавляло, он не мог понять до конца очерствевшей душой контекст ситуации, но восхищался своим вероломством.

Вдруг на пороге жалкого закопченного сарайчика появилась еще одна небезызвестная фигура, послышался голос, знакомый, но непривычно твердый:

— Ваас! Слушай, может, поговорим по-мужски?

Главарь обернулся, точно призрака увидел. Да они все трое словно привидение повстречали: на пороге стоял Бенджамин. Ноздри его грозно трепетали, руки были сжаты в кулаки, однако он не бросал вызов, не призывал применять силу. Но требовал справедливости!

Вот он ее, настоящий принц! Салли на миг улыбнулась, безмятежно, радостно, словно и правда прилетел сказочный защитник на пегасе, чтобы спасти ее, вырвать из этого ада. Но здравый смысл скрутил судорогой нового озноба, так как девушка знала, что главарь не прощал своевольных храбрецов.

— ***! Гип, ты совсем тут не к месту! Мы уже почти нашли общий язык с твоей Норой, она мне продалась, как последняя ***, а ты… — тут же обращал свое изумление в глумление Ваас.

— Я все слышал. Ваас. Это нечестная сделка. К тому же, почему ты заключаешь сделки с «моей вещью»? — недвусмысленно подчеркивал слова Бен.

— Тебе напомнить, Гип, кто здесь главный? — тут же подскочил к нему Ваас, заорав. — Главный, ***, я, а не ты! И все бабы острова принадлежат мне, кто бы их ни купил.

Ни один мускул не дрогнул на непроницаемом лице доктора, только на лбу обозначилась ярче обычного бирюзовая вена. Он все тем же размеренным, но настойчивым голосом недовольно осведомлялся:

— Это новое правило? Я не на таких условиях покупал, — затем мужчина будто совсем потерял страх, точно в него вселился какой-то дух или за ним шла целая армия: — А к Салли ты вообще подходишь как дикарь… нет-нет, я о тебе волнуюсь. Кто знает, что с ней. Ты ведь в курсе, что тропические вирусы особенно «приятны» в своих проявлениях, — Бен развел картинно руками. — Понимаю, наркомания и все такое, но не думаю, что тебе в кайф будет покрыться волдырями или чесаться от зуда по всему телу. Или ты себе так досуг решил скрасить?

Бенджамин открыто блефовал с небывалой самоуверенностью, правда, уже начал перегибать палку в своей наглости, но запугать страшными инфекциями пиратов обычно удавалось. Главарь в этом не являлся исключением. Помирать от неизвестной лихорадки в луже кровавой рвоты никто не хотел. Как и вообще помирать, даже если бравировал своим пренебрежением к смерти.

Ваас с подчеркнутой внимательностью слушал, скривившись в саркастической ухмылке, очевидно, обещая обрушить на доктора какую-то невероятно страшную угрозу, но тут раздался сигнал из штаба о нападении ракьят, прервавший беседу. Словно Салли кто-то услышал! Наконец-то!

Ваас только схватил за грудки оппонента, прошипев:

— ***, Гип! Помяни мое слово: если однажды на остров высадится такой же, как ты, хирург, то я тебя немедленно пущу в расход. Баку продам с огромной скидкой! Пшел на***!