- Оливер, я уже давно жду, нам все-таки надо поговорить...

- Элизабет, давай позже. Сейчас я не могу, - ответил он, присев на корточки возле Уилли.

После этого они куда-то ушли. Мне стало обидно, и я, не желая никого видеть, направилась в свои покои по тому коридору, где редко ходили люди. И там я, как на зло, встретила леди Марион и Джека. Я уважительно поприветствовала мать Оливера, на что она лишь едва заметно кивнула, и это меня это оскорбило.

Если возле часовни, я не была точно уверена, что именно смутило леди Марион, то теперь у меня не оставалось сомнений. Женщину мало беспокоило, знала ли я об ее отношении к моей с Оливером свадьбе. Гораздо больше ее волновало то, что какая-то Элизабет стала свидетельницей ее тайного свидания с оруженосцем собственного сына. Ситуация была скверной.

Я могла себе представить, что творилось в душе леди Марион, такой щепетильной в вопросах чести!

- Леди Марион, я постараюсь выполнить Ваше приказание, - заполнил тягостную паузу Джек, понимая, что нужно просто что-то сказать.

Она удалилась, а я неотрывно смотрела ей вслед. Тогда Джек, понимая, что я раскрыла тайну их отношений, сказал:

- Леди Элизабет, не глядите на нее так. Кто знает, как Ваша жизнь обернется через много лет. Леди Марион – замечательная женщина, не стоит так осуждающе смотреть на нее.

Неужели и Джек настроен против меня?! Господи, что же это делается! У самой-то Марион не понять, что в жизни твориться, а еще считает своим долгом разобраться в судьбах других! И она еще будет указывать – какое положение мне занимать в постели ее сына?! Я негодовала, как никогда в жизни. Со своей стороны я сделала все возможное, чтобы понравиться всей семье и ей в первую очередь. Да я даже свой характер припрятала, не скажу куда, впервые в жизни! Но все равно я «не дотягивала» до ее требований.

- Напротив, дорогой Джек, я просто восхищаюсь ее твердыми принципами относительно женской репутации! – разозлилась я.

Джек молча и странно посмотрел в мое лицо, возможно, с трудом осознавая, что и у меня есть женская спесь. Я не могла себя сдерживать, обида порождала во мне злость.

- Ох, леди Элизабет, в жизни никому не говорил о таком, что даже неловко, - оруженосец нахмурился и замялся, - если бы я Вас не знал или будь вы другим человеком, я бы не решился. Но Вы умная и добрая, и должны понять все правильно … Вы в теплом плаще, так что давайте поднимемся на крышу донжона, уж там нас никто не услышит. Поклянитесь, леди Элизабет, что Вы никогда никому…

- Если тебе так хочется, я поклянусь. Да и некому мне рассказывать-то, если даже мой жених… а, ладно.

Мы вышли на крышу, где нас встретил ветер в лицо. Джек отослал оттуда единственного стражника, встав на его место между зубьев крыши. Я же присела рядом с ним на маленькую скамью, спиной к каменному парапету. «О какой тайне леди Марион он собирался мне рассказать?» - думала я тогда.

- Все началось, когда Марион только родилась. Мою мать, тогда только овдовевшую, взяли ей в кормилицы, и стали мы жить в доме у господ. Мне тогда было четыре года. Так мы и росли рядом друг с другом. Я даже помню, как старший брат Марион обзывал ее конопатой, а я его побил за это, - слушая Джека, мне никак не удавалось представить леди Марион в веснушках, - а потом война началась в 14-ом году с шотландским королем Робертом, и меня отправили туда солдатом. Повоевал да вернулся в родные края через годок с оружием и лошадью, вот отец Марион и взял меня в свой отряд защищать земли. Помню, хвалил даже частенько. Сын его молодым погиб под Банконберном и осталась у него одна Марион. Крутились все неженатые соседи вокруг нее, а жили мы на границе с шотландцами, тяжко приходилось. И молодые, и вдовые к ней сватались, а отец Марион выбрал барона Эдмунда Хэдли, отца нашего Оливера, из-за того, что его земли расположены подальше от границ, и жить там не так опасно. Ей тогда только четырнадцать исполнилось, Марион совсем юная была, а уже такая серьезная, с большими карими глазами и умница не по годам. Такая жена всем нужна, - грустно заключил Джек, а потом смешливо добавил, - веснушки у нее еще двенадцатой зимой исчезли, правда, сейчас Марион уверяет, что их и вовсе не было. Отец Марион взял меня и еще нескольких смелых ребят в эскорт дочери, для ее охраны по дороге в замок барона Хэдли. Так я и стал верным стражем Марион при ее муже. В этом же году у супругов родился сын – Оливер, а барон Эдмунд Хэдли присмотрелся ко мне и через год взял в свой отряд. Это была честь для меня, ведь родители у меня были обычными крестьянами. Те года были сложными, пришло известие о смерти родителей Марион после нападения шотландцев, бедняжка рвалась попрощаться с отцом да матерью, вот отец Оливера и повез ее в родные земли. По дороге на нас напали, но отряд у нас был большой, и мы смогли отбиться. Помню, что сражался с Эдмундом Хэдли спина к спине, и выжило из наших ребят всего четверо или пятеро. Да уж, мясорубка была! Сейчас немного спокойнее на кордонах, а тогда такое часто случалось. Мало кто доживал, чтобы увидеть внуков, вот и барон Эдмунд погиб в стычке с шотландцами, когда Оливеру было тринадцать. Славный был человек барон Эдмунд Хэдли, упокой Господь его душу! Марион еще года три жила в замке с детьми…

- Подожди, Джек, с какими детьми? Анабелла же должна была позже родиться.

- Марион родила сэру Эдмунду помимо Оливера еще двойню, мальчика и девочку. Глупые простолюдины поговаривали, что это отец забрал своих ангелочков с собой на небо – детишки Марион вскоре заболели и умерли. Доктор сказал, что от чахотки из-за холодных стен.

Я видела, что Джеку стало не по себе, когда он об этом вспомнил. Чахоткой раньше называли туберкулез, который и в будущем останется великой проблемой людей.

- А вскоре ее единственная сестра леди Уилмот, с которой Марион была очень дружна, от этой же болезни скончалась. А перед смертью попросила Марион, чтобы она об ее маленькой дочке позаботилась. Оливер уже через несколько лет должен был надеть шпоры, то есть рыцарем стать, и землями своими ведал хорошо, так что Марион переехала в Лондон и стала растить дочь лорда Уилмота. Славная племянница у Марион, сейчас замужем, живет при королевском дворе. Получается, что из-за нее, ребенка своей сестры, Марион и вышла-то замуж второй раз за ее отца. Родственники лорда возмущались, что он выбрал в жены вдову Хэдли, когда вокруг столько молодых и благородных девиц на выданье. Но это был разумный брак взрослых людей, которые воспитывали ребенка, а вскоре у них родилась и Анабелла.

Марион всегда была замечательной хозяйкой и хорошей женой, я это видел, и потому ни разу не промолвил и слова о своих чувствах к ней. Я просто хотел быть с ней рядом, защищать ее, а когда она уехала в Лондон, я сильно тосковал по ней. После смерти барона Хэдли я остался подле Оливера, обучал его некоторым военным приемам, вместе с ним ездил выбирать лошадей, он всегда ко мне прислушивался. И супруга его, покойная Агнесс, хорошо ко мне относилась. А после ее смерти Оливер пошел сражаться с французами, и меня своим оруженосцем сделал. Так что, я знаю Оливера с самого рождения.

За время войны мы бывали в Берзхилле всего один раз. Тогда я и узнал, что Марион второй раз овдовела и решила вернуться в этот в замок вместе с Анабеллой. Уж как моя душа ликовала. Тогда я и сказал, что люблю ее с самой юности, когда только с первой войны вернулся. А она улыбнулась и сказала мне: «Знаю, Джек, потому и Оливера с тобою решила оставить. Уж ты бы моего единственного сына сберег, защитил бы». Последнее время стало для меня самым счастливым в жизни, моя Марион рядом, и она позволяет себя любить. А я ведь раньше о таком мечтать не смел.

Такой неожиданный поворот событий меня сильно поразил, что даже злая обида на Марион отошла на второй план. Я внимательно посмотрела на высокого крепкого мужчину с правильными чертами лица и доброй улыбкой, и подумала, что, наверное, мать Оливера тоже давно любила Джека. Но эти времена были созданы не для любви.

Я, словно, изнутри увидела ее душу, и теперь понимала, что молчаливая надменность Марион всего лишь служила прикрытием ее страха за свою честь. Скорее всего, она не высокомерно молчала в моем присутствии, как мне казалось, а просто не знала, что сказать, потому и избегала меня. Я поразилась – любить и быть любимой, и при этом держать дистанцию всю жизнь, находясь рядом, просто потому что так было принято…