Мы дошли до конца загона, и Константин придержал для меня калитку. Когда Одесса попыталась последовать за мной, он мягко оттолкнул ее, пообещав сено и лепешки, если она сделает то, что ей сказали.

Громкий стук заставил меня переключить внимание с Одессы на конюшню. Внутри кто-то громко выругался по-русски, прежде чем раздался еще один взрыв.

— Хиларион, — прорычал Константин, шагая в направлении шума.

Я последовала за ним, стараясь не отставать. Конюшни были невероятно яркими, с каменными узорами на стенах и темными деревянными панелями, разделяющими лошадей. Посреди конюшни громадная абрикосового цвета лошадь вырвалась из поводка и гарцевала, задрав голову и прижав уши.

Хиларион, — позвал Константин.

Конь мгновенно остановился и повернулся к хозяину. Быстро, как хлыст, он бросился на Константина. Константин оттолкнул меня в сторону.

Хиларион остановился перед ним, копыта вонзились в пол. Константин прорычал что-то по-русски, тембр его голоса был низким и угрожающим.

Не голос того, кому ты хотел бы перечить. Конь согласился и остановился на месте. Константин схватил его за повод, удерживая на месте, и повернулся ко мне.

Он тебя напугал? Большинство здравомыслящих людей боятся полтонных лошадей, идущих им навстречу,

— Константин, — огрызнулась я.

Хиларион повернул ко мне голову, раздувая ноздри. Его уши были прижаты назад, когда он принял меня.

— Веди себя прилично, — предупредил Константин. Хиларион — наш жеребец, и единственная нынешняя скаковая лошадь. У него темперамент подростка. Я не сводила глаз с лошади.

— Мне больше понравилась Одесса, — просто ответила я. Хиларион запрокинул голову, но Константин не отпускал его.

— Многие так говорят , — задумчиво произнес он, ласково потрепав Хилариона по носу.

Я бы не стала так близко прикасаться пальцами к зубам жеребца.

— Пойдем, познакомимся с Бэзилом.

Бэзил оказался расслабленным, здоровенным мерином, который практически засыпал под моими царапинами и похлопываниями. Даже когда Хиларион заржал, Василий не потрудился открыть глаза.

— Наша лошадь ведет себя лучше, — сказал Константин. Я никогда не видел, чтобы Бэзил нервничал или паниковал.

— Он выглядит огромным, — засмеялась я, когда Бэзил закатил глаза.

Константин повернул ко мне голову на звук. Легкая улыбка появилась на его лице.

— У тебя большой опыт обращения с лошадьми? — Кроме карнавальных пони, нет.

— Если хочешь, я могу научить тебя ездить верхом.

Слово " да " попыталось выползти из моего горла, но я удержала его.

— Нет, спасибо. Я здесь долго не задержусь.

— Неужели это так? — спросил Константин. Он указал на мою руку, заметив новые чернила. Я подавила желание прижать руку к груди.

— Великолепный, — прочел он.

— А к чему это относится?

— Не твое дело, а мое. Его глаза заблестели.

— Значит, это как-то связано со мной.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты самый высокомерный человек на свете? — потребовала я ответа.

— Несколько раз, — заметил Константин. Ничего достаточно интересного, чтобы запомнить. Я закатила глаза, чтобы удержаться от смеха.

— Туше. Раздраженный тем, что его игнорируют, Хиларион громко заржал. Секундой позже Одесса ответила снаружи, звуча так же раздраженно.

— У тебя много домашних животных, — заметила я. Лошади, собаки. Кот.

— Я люблю животных, — сказал Константин. Их легче обучить, чем людей.

— Конечно, ты любишь их, основываясь на их обучаемости, — пробормотала я. А что ты делаешь со своими непокорными питомцами? Его светлые брови поползли вверх.

— Я еще не встречал мятежного питомца, — сказал он.

Только люди ведут себя подобным образом.

Я продолжала чесать нос Бэзила, что было очень приятно для нас обоих.

— Если мы не уйдем через несколько минут, то пропустим завтрак, — сказал Константин после минутного молчания.

— Я не голодна. Как только эти слова слетели с моих губ, мой желудок издал булькающий звук. Константин тихо засмеялся.

— Нет? Я убрала руки от уснувшего Бэзила.

Как только Константин выпустил Хилариона в поле, он повел меня к своей машине, настаивая, чтобы я не возвращалась в поместье без обуви.

— Ты так и не сказала, зачем ты здесь, — сказал Константин, когда я скользнула на заднее сиденье. Один из его людей занял место водителя, сигара свисала из окна.

— Я хотела прогуляться. Константин кивнул.

— Конечно.

Он больше не поднимал эту тему, но то, как легко он ее отпустил, меня не обмануло, заставив думать, что он удовлетворен моим ответом.

Константин Тарханов

11

Очень трудно найти — нейтральную территорию.

После нескольких часов хождения туда — сюда все пять боссов Нью-Йорка решили, что губернаторский остров, лучшее место для встречи.

Хотя формально остров находился на территории Оябуна, туда можно было добраться по воде, все боссы могли бы сбежать, если бы им это понадобилось.

Ни о каком закрытом помещении не могло быть достигнуто договоренности, и совещание проходило на открытом воздухе.

Мы с моими товарищами, главарями мафии выстроились в ряд, глядя на Ист-Ривер. Наши люди слонялись позади нас, не подходя слишком близко, но наблюдая за всеми возможными угрозами, как ястребы. Меня сопровождали Роман и Артем.

Когда Солнце достигло своей высшей точки, именно Мицузо Ишида сказал:

— Спасибо, что согласились встретиться, господа. Мицузо Ишида был Оябуном Якудзы из Нью-Джерси.

С момента иммиграции в Штаты в середине 20-го века Ишида правил Нью-Джерси яростно, но справедливо. Несмотря на несколько игр власти на протяжении десятилетий, его власть никогда не ослабевала.

Ишида видел, как приходят и уходят боссы, видел, как растут и падают территории. Он еще много чего увидит.

— Эта встреча давно должно было состоится, — сказал Томас старший Фиаич.

Босс Бруклинской Ирландской мафии Томас-старший недавно занял каминную полку своего дяди. Но быстро он доказал, что он такой же свирепый и кровожадный, как и его предшественник, обеспечив себе владение Бруклином еще на несколько десятилетий. Это был Чэнь Цян, который сказал:

— Я согласен. Давно должно было.

Цян был Шань Чу из Триады Чэнь, его территория простиралась от Квинса до Хемпстеда. Цян построил свое общество с нуля вместе со своей женой Чэнь Суйин.

Вместе они принесли стабильность и торговлю в Нью- Йорк.

— Однако мы очень редко набираем новых членов, — задумчиво произнес Мицузо. Он почтительно кивнул мне головой.

— Добро Пожаловать, Константин. Я слегка улыбнулся. С превеликим удовольствием.

Витале Ломбарди фыркнул. Мы повернулись, чтобы посмотреть на Дона Ломбарди Ла Коза Ностра, его семью, правящую Манхэттеном и Бронксом.

Он отошел от группы с суровым и жестоким выражением лица. Витале ясно выразил свое презрение к моему положению. В то время как все остальные боссы звонили мне, чтобы поздравить, Витале демонстративно молчал.

Старый и традиционный, Витале не любил отклоняться от нормы. Его представление о мафии все еще коренилось в Золотом веке, до законов Рико, и не могло перейти в современную эпоху. Это будет его гибелью.

— Братва не может удерживать территорию в Нью- Йорке, — сказал Витале. Они необразованные животные, не более того.

Моя улыбка была низкой и холодной.

— Интересно. Точно так же я думаю и о «Коза Ностре».

Витале скосил на меня свои темные глаза.

— Ты заплатишь за убийство Таддео, — отрезал он. Ты и вся твоя грязная компания.

— Обсуждайте свои недовольства в своей территории, Витале, — устало сказал Цян. Мы здесь, чтобы обсудить бессердечные убийства.

Я поднял брови, глядя на Витале. Я не забуду его угроз, но у меня не было никакого желания ссориться с такой бесполезной фигурой. Я сомневался, что Витале еще долго будет владеть своей территорией. Время традиционализма медленно умирало.

— Я понял, — мрачно ответил Витале. Одна из этих смертей принадлежала моей семье. Летиция Зеттичи. Убита с помощью яда.

— Полагаю, вы уже начали расследование обстоятельств смерти, — сказал Мицузо. Витале хмуро посмотрел на Оябуна.

— Конечно. Летиция не была проблемной женщиной, ее смерть была неожиданностью.

Значит, у мужа не было причин убивать ее.

— Полагаю, то же самое можно сказать и о других жертвах, — заметил я. Включая одиннадцатилетнюю Аннабеллу.

Выражение лица потемнело, губы сжались. Смерть ребенка не была чем-то, что наш мир принял.

Мы можем быть жестокими и бессердечными, кровожадными и воинственными, но дети были вне пределов досягаемости. Любой, кто пошел бы за ним, не был популярным человеком.

— Реакция Елеазара...по меньшей мере, интересная, — заметил Мицузо.

— Согласен, — сказал Томас старший. Он закурил сигару, и ее запах унесло ветром. Он знает что-то такое, чего не знаем мы.

— У Елеазара есть история чрезмерной заботы, — сказал Витале. Помнишь, как он вел себя, когда застрелили Дона Пьеро?

— После этого его несколько месяцев не видели на людях, — подтвердил Цян.

— Да, Елеазар может быть чересчур осторожен. Но он не идиот.

Я бросил взгляд на реку, наблюдая за проплывающими мимо паромами и судами.

— Он либо что-то видел, либо что-то знает о преступлении.

— Действительно. Томас-старший снова глубоко затянулся сигарой. На этот раз в мою сторону донесся аромат гвоздики.

— Я не помню ничего подобного раньше.

Ни в Ирландии, ни в Штатах. А как насчет вас всех?

Никто из нас никогда не испытывал ничего подобного там, на нашей Родине, и даже не слышал о таком. Эти убийства были беспрецедентными.

В мире, построенном на традициях и долге, найти новую и уникальную вещь было редкостью, включая виды насилия.

— Несмотря на отсутствие информации, мы все можем согласиться с тем, что женщины, связанные с нашими организациями, являются мишенью. По-видимому, случайно.

— Все они найдены без зубов, — сказал Цян. Мицузо кивнул.