Глава шестая

— Привет, Бобби, — сказал Алекс в камеру ручного терминала. — Пару недель я буду тут неподалеку, в Маринере, у двоюродной сестры. Просто хотел узнать, может, ты со мной пообедаешь, пока я в городе.

Он завершил сообщение и отправил его, сунул терминал обратно в карман, поколебался и снова его вытащил. Он начал листать список контактов в поисках того, чем отвлечься. С каждой минутой он приближался к тонкой экзосфере дома. Они были уже внутри орбиты Фобоса, на уровне тончайших колец каменной пыли под названием Кольцо Деймоса. Челнок не имел дисплеев, но Алекс мог разглядеть массивную стальную конструкцию базы «Геката», торчащую на склоне горы Олимп. Он проходил там подготовку, когда поступил на военно-космический флот.

Долина Маринера была одним из первых крупных поселений на Марсе. Пять кварталов зарывались в склоны обширного каньона, сгрудившись под камнем и реголитом. Соединяющая их сеть мостов и «труб» называлась Хайдзе, потому что самый западный мост и «трубы» складывались в фигуру, очень напоминающую медузу из анимационного фильма. Более поздняя высокоскоростная линия до Лондрес-Новы напоминала зубец в короне медузы.

Три волны китайских и индийских переселенцев глубоко взгрызлись в сухой грунт, кое-как поддерживая существование на границе возможностей и способностей человечества. Его семья была среди них. Алекс — единственный сын немолодых родителей. У него нет ни племянников, ни племянниц, но в Долине хватало дальней родни из Камалов, чтобы месяцами перемещаться от одних к другим, не злоупотребляя гостеприимством.

Челнок дрогнул, атмосфера снаружи была достаточно плотной, чтобы возникла турбулентность. Радостно зазвенел сигнал, предупреждающий об ускорении, и записанный голос велел пассажирам проверить ремни на гелевых сиденьях и убрать все предметы тяжелее двух кило в шкафчики на стене сбоку. Тормозную тягу включат через тридцать секунд, ускорение достигнет трех g. Автомат произнес цифру так, будто это много, и наверняка это произвело впечатление на некоторых пассажиров.

Алекс убрал ручной терминал в шкафчик и подождал, пока тормозная тяга придавит его к сиденью. Где-то в другом отсеке заплакал ребенок. Начались гудки обратного отсчета — мелодия в ускоряющемся темпе, универсальный язык. Когда гудки слились в тихий и ободрительный аккорд, включилась тяга, вдавив его в гель. Пока судно тряслось и раскачивалось, он задремал. Плотности атмосферы Марса не хватало для торможения во время резкого и крутого спуска, но она прилично разогревала корабль. Алекс в полудреме смотрел на данные о посадке, цифры расплывались, когда на него накатывал сон. Если бы что-то пошло не так — изменилось ускорение, судно содрогнулось бы от удара, сместились бы шарниры сиденья — Алекс мгновенно проснулся бы. Но ничего не случилось, совершенно ничего. Уже неплохо, когда возвращаешься на родину.

Космопорт находился у подножия каньона. Над ним возвышались шесть с половиной километров камня, а полоска неба наверху занимала сектор едва ли больше тридцати градусов. Посадочная станция была одним из старейших зданий в Маринере, ее массивный чистый купол построили с двойной целью — экранировать от радиации и открыть вид, потрясающий масштабом. Каньоны убегали на восток — изрезанные, суровые и прекрасные. По склонам каньона мерцали огни — там, где из скалы торчали жилые кварталы, дома некоторых до неприличия богатых обитателей, променявших безопасность глубокой норы на окна с настоящим видом. Мелькнул транспортный летательный аппарат, прижимаясь к поверхности — там относительно плотный воздух чуть лучше поддерживал его тончайшие крылья.

По данным исследований, когда-то Марс обладал собственной биосферой. Здесь выпадали дожди. Текли реки. Возможно, не в кратчайшей по геологическим меркам истории человечества, но когда-то давно. И это повторится, как обещают терраформеры. Не на их веку и не на веку их детей, но когда-нибудь так и будет. Алекс осматривался, стоя в очереди на таможенный контроль. Притяжение планеты, всего треть g, казалось странным. Не важно, что говорят цифры, но здесь гравитация ощущается совсем не так, как в гравитационном колодце. Пока Алекс смотрел на величие каньонов и приспосабливался к собственному весу, в его груди росло нетерпение.

Он здесь. Он дома.

Прибывающими пассажирами занимался служащий с густыми седыми усами с остатками рыжины. Его глаза покраснели, а лицо было угрюмым.

— По делам или развлечься?

— Ни то, ни другое, — протянул Алекс. — Хочу повидаться с бывшей женой.

Служащий улыбнулся.

— Так это будет деловая встреча или развлечение?

— Назовем ее неделовой, — сказал Алекс.

Оператор пощелкал по дисплею своего терминала и кивнул в сторону камеры. Когда система подтвердила, что Алекс именно тот человек, за кого себя выдает, он задумался, почему так ответил. Он не сказал, что Тали была стервой, не стал ее оскорблять, но решил пошутить. Ему показалось, что она заслужила большего. Наверное.

— Приятного пребывания на Марсе, — сказал служащий, и Алекс вошел в тот мир, который покинул.

Его кузина Мин находилась в зале ожидания. Она была на десять лет моложе Алекса и растеряла последние следы юности, а вместо них появились первые признаки спокойной зрелости. Но улыбка осталась той же, что и у девчонки, которую он когда-то знал.

— Привет, братец, — сказала она, растягивая слова на манер жителей Маринера, быть может, чуть сильнее обычного. — Что тебя сюда занесло?

— Скорее сентиментальность, чем здравый смысл, — ответил Алекс, раскрывая руки. Они обнялись.

— Багаж есть? — спросила Мин.

— Путешествую налегке.

— Ясно. У меня тут кар у выхода.

Алекс поднял бровь.

— Не стоило так беспокоиться.

— Они подешевели. Дети не вернутся с нижнего уровня еще четыре часа. Хочешь чем-нибудь заняться, пока они не болтаются под ногами?

— Меня интересуют только две вещи — хочу повидаться с народом и мечтаю о тарелке лапши от Хасана.

По лицу Мин мелькнуло смущение, но тут же исчезло.

— На южном склоне есть большая кафешка с лапшой. Чесночный соус просто с ног сшибает. Но Хасан уже года четыре не работает.

— Ясно. Ну ладно, ничего. И не сказать, что лапша у Хасана была особенно вкусной.

— Это верно.

— Просто это была его лапша.

Кар оказался обычным, электрическим, но шире и крепче тех, что использовали на станциях. Шины из чистого полимера, не оставляющего следы на полу коридоров. Алекс скользнул на пассажирское сиденье, Мин взялась за рычаги управления. Они болтали о всякой ерунде — кто из родни женился, кто развелся, кто переехал и куда. Алекса удивило, сколько братьев и сестер Мин отправилось к Кольцу, и хотя она не сказала этого прямо, казалось, будто ей куда интересней узнать, что он видел на той стороне, чем услышать новости о нем самом.

Они спустились по длинному тоннелю, а потом пересекли мост в сторону Банкер-Хилл. Именно в этом квартале вырос Алекс. В местной синагоге покоился прах его отца, а пепел матери развеяли над каньоном Офир. Девушка, с которой он впервые поцеловался, жила в двух коридорах ниже от того места, где сейчас обитала Мин с семьей. В детстве его лучшим другом был китаец Джонни Чжоу, живущий со старшим братом и сестрой на другой стороне каньона.

Теперь, когда он ехал по коридорам, на него нахлынули воспоминания. Вот поворот, где в «Одинокой звезде» Шарабагара по выходным устраивали танцы и состязания в выпивке. В девять лет Алекса поймали на воровстве жвачки из винного погребка на углу коридора Даллас и Ню-Рен-Ти. На танцполе в «Аламо-Плазе» он жутко блевал. Каждый день наверняка происходит нечто подобное. Воспоминания Алекса отличались лишь тем, что это были его воспоминания.

Он не сразу сообразил, почему чувствует какой-то дискомфорт. Как и в случае с разницей между центробежной силой и планетарной гравитацией, он не сразу уловил пустоту коридоров. Но по мере того как Мин углублялась в квартал, он заметил сначала отсутствие огней, а потом замки. Вдоль всех коридоров, словно пригоршня разбросанного песка, мелькали запертые квартиры и магазины с темными витринами. Само по себе это ничего не значило, но Алекс заметил сначала один, потом несколько, как цветы на лугу, и вдруг целую гроздь внешних замков, которые хозяева и служба безопасности вешают на двери, когда съезжают постояльцы. Он продолжал болтать с сестрой, но начал подсчет. Из следующей сотни дверей — домов, магазинов, мастерских, школ — двадцать одна была заперта.