Рин закончила натирать тело эликсиром, который снимал с ее кожи краску, начисто вымылась, надела то самое белье и встала перед зеркалом. Вошла Вивьен.

— Нет, ну надо же, какая кружевная прелесть… — протянула она.

И вдруг Рин согнулась пополам, тяжело дыша, — как обычно, когда к ней возвращался обрывочек памяти. Она увидела лицо очень красивого мужчины с льняными волосами и ярко-голубыми глазами. Он улыбался и говорил: «Кружевная прелесть. Я удивлен. Правда удивлен. Как тебе такое в голову пришло? И почему ты вообще взяла ее с собой? Вроде поход к таким вещам не располагает…»

А затем услышала свой голос: «Я свободная женщина. Что хочу, то и делаю».

Он снова спросил: «А кто еще видел это твое изобретение?»

И все, видение пропало. Рин опустилась на прохладный кафельный пол и обхватила голову руками.

— Что такое? — обеспокоенно спросила Вивьен, обнимая подругу за спину. — Ты вспомнила, да? Вспомнила?

— Д-да. Вспомнила. Это белье, — Рин подцепила лямку лифа, — это мое изобретение. Я сшила его. Я умела шить. Этот блондин так сказал.

— Блондин? — не поняла Вивьен.

— Мой спутник. Блондин. Красивый очень, — пробормотала Рин. — Мне надо прилечь, Вив. Я не очень хорошо себя чувствую. Все кружится.

Подруга помогла ей подняться и проводила к кровати. Рин улеглась, обхватила руками и ногами длинную диванную подушку и уныло посмотрела на Вивьен.

— Прости, что пугаю тебя. Словами не передать, как я тебе благодарна за помощь.

Брюнетка с мягкой улыбкой на лице присела рядом и погладила ее по плечу.

— Признаться, поначалу меня настораживало твое поведение. Все эти внезапные прозрения, падения в обморок… Я уже думала отказаться от всего этого и оставить тебя в больнице, но не могу я так с тобой поступить.

— Почему? Я бы поняла. Я доставляю тебе столько хлопот.

Вивьен улыбнулась и рассказала:

— Я родилась в Бегаше, на Шаберговых островах. Моя мама, отец и бабушка работали на плантациях хлопка, а я вела домашнее хозяйство. Когда началась война, мы довольно долгое время еще ничего не знали. А потом начался голод. Морские пути отрезало от нас, а там не растет ничего, кроме хлопка и некоторых фруктов. Этого было слишком мало, чтобы прокормить большое население островов. Моя семья умерла от голода. Все, что успела сделать бабушка — это отправить меня прочь на утлой лодочке в Маскарену. Оттуда я перебралась на Южные острова, а дальше приехала в Левадию. Юг Соринтии разграбляли маринейцы, там было опасно, поэтому я решила ехать сюда, в место, где уж точно ничего не происходит. Мне пришлось продать брошку бабушки, чтобы купить себе место на корабле. Зайцем здесь не проедешь. Вот так, пятнадцать лет назад я приехала сюда, в Левадию, с Шаберговых островов. Мне было четырнадцать, в моем кармане была черствая булочка и сто двадцать пять ремов. Я ночевала в парке Эйна, пока меня не поймали полицейские. Меня хотели отправить обратно в Бегаш, но я так умоляла не делать этого, что меня отпустили. Мало того — нашли мне работу подмастерьем у одной пожилой дамы, которая делала шляпки. Когда она умерла, оставила свое дело мне. А я потом развернулась…

— На вопрос-то ответь…

— Как ты не понимаешь? — всплеснула руками Вив. — Я вижу в тебе родственную душу. А теперь, если ты закончила валяться, одевайся! Мы отправляемся во дворец к церемониймейстеру, а затем идем в мою студию. До показа всего два дня! Я хочу продумать твой образ сегодня же!

— Уже шесть вечера, а мы весь день ходили по галерее… — начала ныть Рин, но была безжалостно выпихнута с кровати. — Постой! У меня же все лицо сиреневое…

— Аметистовое, — поправила Вивьен. — Это аметистовый цвет. Хотя, признаться, не могу сказать точно. Он так переливается…

— Какая разница? Я о том, что я произведу переполох во дворце.

— О, об этом я как-то не подумала, — Вивьен на минутку остановилась и окинула взглядом комнату. Затем схватила со стола картонку и водрузила на голову Рин шляпку с вуалью.

— Не переживай. Никто не обратит внимания, — немного нервно сказала она.

— Себя этим успокаивай! — вздохнула Рин, глядя в зеркало. — Без штанов, но в шляпе.

Вивьен пожала плечами и стала одевать подругу, словно та была ее любимой куклой. За две недели Рин к этому более-менее привыкла, но все равно дергалась каждый раз, как Вивьен возникала перед ней с очередной сумасшедшей, но, бесспорно, гениальной идеей.

Итак, собравшись, подруги поехали по делам.

В это же время в порт Магредины прибыл корабль «Висперия», и на берег сошла группа людей. Среди них был очень высокий блондин в светлом льняном костюме и шляпе-канотье и два брюнета, один из которых носил черный котелок, глухой черный костюм и черную рубашку, и являл собой воплощение мрачности. Другой — воплощение красоты, грации и сексуальности — щеголял в белом костюме и с непокрытой головой. Тот, что носил котелок, распоряжался документами и явно чувствовал себя главным. Он же позвал носильщика и приказал подать ему его макину, которую оставил здесь два месяца назад. Его указания выполнялись безупречно быстро, четко, и спустя десяток минут вся компания уже сидела в серой макине и ехала во дворец. В отличие от макины Вивьен, у этой крыша была не откидной, что очень пригодилось компании, так как начал накрапывать дождичек. Когда они уже почти добрались до дворца, Фрис, — а это именно он был красавцем с непокрытой головой, восхищенно выдал, что ему всенепременно нужна такая же макина, и вообще: подвинься, дальше я поведу. На это Кастедар ему ответил, что только через его труп. Фрис уже хотел сообщить, что это легко устроить, но вмешался Анхельм и сказал, что хватит разводить детский сад, он устал и хочет принять нормальную ванну, поэтому пусть Кастедар поднажмет.

Королевский дворец располагался в той части города, что находилась на возвышенности, и представлял собой комплекс белоснежных зданий с рыжими черепичными крышами. Перед главным корпусом располагались каскадные пруды-фонтаны, окруженные цветниками. Когда они добрались до места, дождь кончился, проглянуло солнце, и мокрая изумрудная трава на газонах сверкала под теплыми лучами, словно усыпанная бриллиантами. К макине тут же подбежали пятеро человек в костюмах, трое взяли багаж и уложили на тележки, двое сопроводили гостей в главный корпус. Кастедар преобразился: с его лица спала вечная маска безразличия, он стал поживее и раскованнее. Сразу было видно человека, попавшего домой после долгого путешествия. Фрис настороженно оглядывался по сторонам, не проявил ни малейшего интереса к симпатичным служанкам и держался к Анхельму ближе, чем обычно. Сам герцог натянуто улыбался на все приветствия и чувствовал себя немного не в своей тарелке. Анхельма и Фриса проводили в их покои, Кастедар ушел к себе. После по-настоящему горячей ванны, первой за долгие две недели плавания, Анхельм лежал на гигантской кровати, завернувшись в махровый халат, и ощущал себя настолько вымотанным, что не мог даже думать. Вроде бы он задремал, но в дверь постучали, прервав его краткий сон.

— Кто?

— Это я, — ответил голос, принадлежавший Фрису. Анхельм удивился: с чего бы это бесцеремонный келпи стучит.

— Заходи, открыто.

Фрис зашел, окинул взглядом сонного герцога и затем развалился в кресле.

— Что стряслось? — спросил Анхельм.

— Ничего. Мы сегодня увидим этого короля?

— Не думаю, Кастедар сказал, что Илиас сейчас в другом городе. Здесь недалеко ехать, конечно, но у меня нет ни малейшего желания тащиться куда бы то ни было на ночь глядя. Фрис, если это все, уйди, пожалуйста, я спать хочу.

— Ты до сих пор злишься на меня за то, что я не рассказал, что сделал с теми беженцами? — спросил келпи.

— Я не злюсь, это бесполезно, — поморщился Анхельм. — Я не слишком доволен, что со мной обошлись, как с маленьким. В конце концов, у нас действительно были очень важные дела. А что там происходит теперь — понятия не имею. И это значит, что по возвращении мне придется провести некоторое время, расхлебывая последствия.

— У тебя были более важные дела. Ты о них забыл. Вот это и были последствия.

— Этот разговор ни о чем, Фрис. Я устал и хочу спать. Уходи.

— Я надеялся, что мы пойдем искать девчонку. Но если ты не хочешь, значит, я пойду один.