— Вы в порядке? — спросила принцесса.

— Д-да… Я говорил с вашим отцом.

Принцесса заглянула ему в глаза, и ее губки сложились в изящное беззвучное: «О!» Она повесила корзинку на левую руку, подцепила Анхельма под локоть и куда-то повела. Герцог не сопротивлялся: сил не было. Они пришли в сад во внутреннем дворе дворца. Здесь клумбы с тропическими цветами дивной красоты окружали большой бассейн с прозрачной голубой водой. Фиона подвела Анхельма к лавочке и усадила.

— Он сказал это? О ваших родителях? — безошибочно угадала она, и герцог дернулся.

— Откуда вы знаете? — пролепетал он, силясь совладать с собой. — У меня в голове не укладывается. Такого просто не может быть. Моим отцом оказалось чудовище, способное так поступить с собственной семьей!

— Анхельм, вашими родителями были и будут Вольф и Марисоль Римеры. Это они вырастили вас. Это тетя Марисоль качала вас на руках и пела колыбельные. Это дядя Вольф воспитывал в вас мужчину. Родители — не только те, кто произвели на свет. Это те, кто вложили свою душу в вашу. Кровь в ваших жилах не определяет вас, не делает одним из. Вы другой человек, из другого теста. Человека определяет его окружение, его воспитание. А оно у вас было самое прекрасное, какое можно пожелать. Поэтому и вы такой замечательный.

Герцог долго не мог ответить. Слова принцессы легко и просто разожгли тот самый уголек, который едва-едва теплился в его сердце со дня гибели родителей. Что-то внутри словно озарилось светом. Бешено, но пусто колотящееся сердце вдруг успокоилось и забилось ровно и полноценно. Кошмар отступил.

— Ваше высочество, откуда в вас столько добра и мудрости? — почти шепотом спросил Анхельм, грустно глядя в серые глаза девушки. Фиона улыбнулась ему и похлопала по руке.

— Все мы рождаемся добрыми, не бывает людей беспросветно злых. Нужно только хранить и беречь в себе этого внутреннего ребенка, и тогда мир вокруг будет добрым. Мир всегда ответит добротой на вашу доброту. Что до мудрости… не такая уж я и мудрая. Просто живу в гармонии с собой.

Анхельм поставил локти на колени и уткнулся лицом в ладони. Ему на плечо легла теплая рука принцессы. Герцог повернулся к ней, на его губах замерла печальная улыбка.

— Я всю жизнь молился, чтобы меня минула эта участь. Я не хочу быть главой государства. Я никак не ассоциирую себя с ролью правителя.

— Анхельм, чего вы боитесь?

Серые глаза столь добро и ласково смотрели на него, что он не смог сдержаться.

— Я боюсь, что меня возненавидят. Я боюсь не справиться с такой важной работой. Соринтия в упадке. Из-за войны мы отстали в развитии от Левадии лет на пятьдесят. От меня будут ждать чуда, которое я не смогу сотворить…

— Никто не ждет от вас прыжков выше головы, — покачала головой принцесса. — Но вы должны делать все, что зависит от вас, чтобы достичь цели.

— Рин… — вырвалось из его груди имя возлюбленной. Словно звон колокольчика прозвучал. — Принять корону означает отказаться от Рин. Я не смогу… Потерять ее снова…

Фиона тяжело вздохнула и ничего не ответила.

— Моя жизнь сломана.

— Ваша жизнь только начинается. У вас есть еще время, чтобы насладиться обществом любимой вами женщины. Не упустите это время, Анхельм. Я надеюсь, что госпожа Кисеки тоже не будет тратить его понапрасну. У всех нас есть еще немного времени, и нам стоит ценить его превыше всего.

Анхельм взял руку принцессы и поднес к губам.

— Не могу сказать, что мне стало легче, но, по меньшей мере, это уже не так болит… Я благодарен вам, ваше высочество.

— Была рада помочь. Если вам будет трудно, тоскливо, не с кем поговорить по душам, то скажите слуге, чтобы позвал меня, и приходите в этот сад.

— Вы чудо, ваше высочество. Ваш муж будет счастливейшим человеком, — сказал он, серьезно глядя в ее глаза. Фиона коротко улыбнулась, но радости в этой улыбке не было.

— Запомните то, что сказали. Однажды вы должны будете повторить это для моего мужа.

— Непременно.

Фиона улыбнулась, теперь уже радостно.

— Я ехала в больницу, чтобы навестить пациентов Кастедара и прихватила для них фруктов. Не желаете присоединиться?

— К сожалению, не смогу… Разговор с вашим отцом прервался на очень неприятной ноте, я должен вернуться и дослушать его.

— Конечно, я понимаю. Я зайду к Рин, оставлю для нее фрукты. Написать ей карточку от вашего имени?

— Нет-нет, благодарю, я не могу так… Будет лучше, если я сначала встречусь с ней лично.

— Как пожелаете.

— Вы часто ездите туда?

— О да, я ухаживаю за больными детками. Там лежат мальчишки-близняшки, которые только что перенесли тяжелую операцию. Чудесные сорванцы, они очень мне нравятся. Представляете, они родились со сросшимися пяточками и совсем не могли ходить. Кастедар сделал операцию и подарил им полноценную жизнь.

— Боги! Удивительно! — поддержал ее Анхельм. На самом деле чаша его эмоций была переполнена, поэтому он почти не разделял радость Фионы. Но он был обязан поддержать разговор с принцессой, поэтому постарался вложить в свой тон больше убедительности.

— К сожалению, родители отказались от мальчиков, и они теперь будут в сиротском приюте. Я постараюсь подарить им как можно больше тепла, чтобы они не чувствовали себя брошенными.

— Я не могу подобрать слов, — печально улыбнулся Анхельм. — Вы действительно изумительная.

— Отдавайте миру тепло, и оно вернется к вам, Анхельм! Мне пора. Идите и ничего не бойтесь. Нет ничего, с чем вы бы не смогли справиться, — сказала принцесса и ушла.

Иногда человеку, попавшему в трудную ситуацию, не нужны ничьи советы. Порой он может справиться с проблемой, если будет абсолютно откровенен с собой. К такому выводу пришел Анхельм, еще раз прокрутив в голове разговор с Илиасом и затем беседу с Фионой. «Я должен быть честен с собой. Только это может мне помочь. Помочь не сойти с ума». Все, что сказал Илиас, было правдой. Поэтому дядя увиливал от разговоров. Поэтому Анхельму всегда казалось таким странным собственное внешнее сходство с Вейлором…

Он отворил дверь кабинета, откуда так поспешно скрылся, прошел и сел в кресло, не глядя ни на брата, ни на келпи, которому так хотелось вмазать от души по физиономии. Анхельм никогда не дрался, предпочитая кулакам слова, но Фрис явно был опытнее и в искусстве словесных дуэлей.

— Полагаю, ты пришел в порядок? — спросил Илиас, прерывая его странные мысли.

— Порядок — это слишком сильно сказано. Скорее, я просто успокоился достаточно, чтобы продолжать разговор. Я весь обратился в слух. Какую еще потрясающую новость ты мне расскажешь?

— Сбавь обороты, брат, — нахмурился король. — В конце концов, я не сделал тебе ничего дурного и просто не заслужил от тебя такого тона. Прибереги свое недовольство для Орвальда, который столько лет дурил тебе голову. И считай, что я только что дал тебе карты в руки, чтобы ты мог отбиться от его обвинений и спасти Рин Кисеки от увольнения.

Анхельм удивленно взглянул на брата: взглянуть на ситуацию с этой точки зрения ему еще не приходило в голову. Обдумав сказанное, герцог понял, что Илиас был стопроцентно прав. Ему мгновенно стало стыдно за свое поведение и грубость по отношению к брату.

— О боги… — выдохнул он. — Илиас, прости, я был совершенно несправедлив к тебе. Не буду даже оправдываться. Виноват.

— Вижу, наконец, осознал. Ничего. Кастедар всегда говорит, что люди в состоянии аффекта способны на глупости, так что на сей раз я спущу тебе это с рук. Но такого повториться не должно.

— Даю слово.

— Что же, опустим лирику и приступим к делу. Анхельм, я хочу предоставить помощь твоему сообществу. Техника, на которой вы сможете преодолеть Драконьи горы. Военные макины, которые вместительнее и быстрее обычных. Новейшие винтовки, каких нет еще даже у Канбери, самозарядные! Новый вид брони: легкая, но очень эффективная. Никаких кирас, никакой доисторической ржавчины. И элитное подразделение армии — отряд «Кобры». К моему огромному сожалению, никто из них не владеет магией, поэтому если ты уговоришь «Тигров» поработать на нас, будет замечательно. Кастедар и Фрис согласились помочь.

Илиас встал и подошел к большой карте мира, висевшей у него на стене.

— Вопрос доставки войск решается просто: мы разобьем закрытый секретный лагерь на севере герцогства Танварри, а когда придет время операции, проведем их в обход через север страны.