Глава 19

Расположенный в двухстах милях от Спенсервиля Шэдоуплейс был ещё большей дырой чем Мидоу-Гарден. Джессика с Мелиссой добрались до него на утренней электричке. Последний день сентября порадовал ласковой погодой. В воздухе стоял запах жухлой, слегка пыльной листвы, знакомый всем кто любит осень. Мелисса предложила поскорее покинуть вокзал. Тип в сером пальто подозрительного пялился на них. Джессика устала от бесконечного напряжения. Подозревать каждого, менять маршруты, плотно задёргивать шторы — излишняя опека начинала серьёзно напрягать. Она снова спросила Мелиссу, когда всё это кончится. Та ответила, что только исполняет приказ.

Джессике нравилась эта молодая, задорная девчонка. Мелисса родилась в небогатой семье иммигрантов из Венесуэлы. Учёба давалась ей с трудом, но колоссальное упорство и великолепная физическая форма позволили Мелиссе поступить на службу в WITSEC. Говорила он с грубоватым акцентом, речь была щедро сдобрена именами католических святых. Смуглая кожа, спортивная фигура, задорные карие глаза привлекали к ней внимание мужчин. Джессика всегда считала, что внешность Мелиссы — ещё один инструмент в её нелёгкой работе. Всё внимание приковано к молодой красотке с хвостиком под чёрной бейсболкой. Мелисса великолепно готовила, держала их жильё в образцовой чистоте, несмотря на попытки помочь.

Джессика вспомнила как Фелпс смотрел на её телохранителя. Он старательно скрывал свои эмоции, но детская, щенячья улыбка выдавала Фелпса с головой. Что ж — его личное дело. Крутить с Мелиссой роман ему не позволит корпоративная этика, а на ежедневные встречи за чашкой кофе Мелисса никак не влияла. Она всё время что-то читала или копалась в смартфоне, заняв столик неподалёку.

***

Клиника Мармадьюк Асайлим находилась в получасе езды от Шэдоуплейса. Ничего общего с одноименным городом в Арканзасе клиника не имела. Не была она и психиатрической клиникой в широком понимании этого слова. Доктор, организовавший больницу в конце девятнадцатого века, был больше озабочен набиванием мошны, чем лечением психических недугов. Чаще всего пациентами становились зажиточные граждане, избежавшие смертной казни или тюрьмы. Официально — у клиники была лицензия на принудительное лечение таких преступников. На деле — за хороший куш мнимые пациенты получали первоклассный уход, спиртные напитки и блюда, приготовленные поваром, специально выписанным из Марселя. Жили они в покоях, являвшихся копиями люксовых номеров знаменитых гостиниц. За дополнительную плату были доступны морфий, опий и даже путаны.

Времена менялись, но нравы оставались прежними. Новые владельцы клиники перестали давать убежище преступникам, зато распахнули двери тем, кто так или иначе хотел укрыться от общества. Творческие люди, аристократы, крупные бизнесмены, уставшие от докучливого внимания публики скрывались в стенах этого роскошного, напоминавшего клуб особняка. Они пили абсент, любовались лесными пейзажами, курили сигары и на вопросы редких посетителей отвечали, что имеют потребности в тишине, дабы вдали от суеты восстановить свои натруженные нервы. Ни пресса, ни родня, ни поклонники не могли попасть внутрь без приглашения. Статус лечебного учреждения защищал от любого излишнего беспокойства, даже государство предпочитало не докучать постояльцам излишним вниманием.

Со временем появились иные места, где гедонист-одиночка мог праздновать своё уединение. Клиника сменила профиль. Олигархи нашли её весьма привлекательной на предмет избавления от неудобных близких. Свихнувшаяся бабушка, выживший из ума отец, дети с психическими отклонениями отправлялись сюда. Разумеется, приличное пожертвование являлось обязательным условием. Клиника прекрасно сохраняла конфиденциальность и лишних вопросов не задавала. На случай проверок были подготовлены необходимые документы. Жалобы от пациентов (если им удавалось каким-то чудом покинуть стены этой комфортабельной темницы) оправдывались тяжелейшими формами патологий. Особо упорных кололи лекарствами. Побеги были исключены. Клиника охранялась почище, чем Форт-Нокс[1].

Золотое время Мармадьюк Асайлима закончились в семидесятых годах прошлого века. Клиентов поубавилось, стало накладно содержать бизнес на должном уровне. Руководство пыталось набрать преступников с которыми никто не хотел возиться. Это дало бы ряд преимуществ — охрана за счёт федерального бюджета, дотации от государства. Но что-то пошло не так, государство отказалось от услуг клиники и вскоре она обанкротилась. Джессике также удалось узнать, что неизвестный альтруист выкупил клинику с торгов, с условием позволить оставшимся пациентам жить в этих стенах, пока не решится их судьба. Джессика ещё раз подумала — стоило ли ехать в такую даль из-за чёртовой книги? Она смотрела на высокие стены, окружавшие двухэтажное светло-коричневое здание. Мелисса удивилась полному отсутствию охраны. Отпустив таксиста, она постучала в огромные кованные ворота. Дверь открыл пожилой, крепкий мужчина в костюме безупречного кроя. Был он лыс, с огромными бакенбардами и белой бородой. Его нижняя губа была слегка выпячена вперёд.

Джессика долго рассказывала историю про библиотеку, редкую книгу, заколоченный дом и тёмно-синий почтовый ящик. Привратник смотрел на неё немигающим взглядом, бросая хищные взгляды на Мелиссу если та делала хотя бы малейшее движение. Его подслеповатые глаза смотрели умно и цепко. В конце рассказа, он хрипловатым голосом промолвил:

— Ступайте за мной.

Они прошли во внутренний двор, не более десяти футов шириной. Белая стена преградила путь. Жуткие собаки выскочили посмотреть на гостей, но привратник, цыкнув на них, отогнал прочь.

— Что это за порода?

Привратник не удостоил их ответом. Мелисса, слегка разбиравшаяся в кинологии, сказала, что скорее всего это среднеазиатские овчарки. Родом они из Монголии, а может и из Сибири, стерегут стада и способны разорвать волка на части.

Вставив длинный узкий ключ в едва заметную скважину, привратник отпер дверь, плавно ушедшую в нишу. Джессика могла поклясться, что не видела никакой щели, думая, что перед ней сплошная стена. За стеной находилась оранжерея. Что в ней росло — Джессике рассмотреть не удалось, привратник проводил их в огромный холл старинного особняка. Внутри было темно, пыльно и очень жарко. Со свету мало что удалось разглядеть, привратник, оставив их у угловой двери, удалился.

— Что нам делать? Входить? Или ждать?

— Не знаю, синьора. Кажется, он предоставил этот выбор вам.

Джессика постучалась, никто не ответил. Она толкнула дверь, которая мягко подалась вперёд, впустив её в просторную комнату. Едва Джессика вошла, как дверь резко захлопнулась. Если Мелисса и стучалась снаружи, то Джессика не слышала ни звука. В комнате было темно. Слабый свет, едва проникавший сквозь тяжёлые зелёные шторы, падал на кресло-качалку, в котором сидела старуха, одетая в кофту с перламутровыми пуговицами. Старуха, кажется дремала. Серые руки подрагивали во сне. Её допотопная юбка, тёмные чулки и ботинки как у землекопов едва не хрустели от грязи. Джессика смотрела на старуху, не зная, что делать дальше. Внезапно на морщинистом лице вспыхнули два тёмных глаза без белков. От неожиданности Джессика вскрикнула. Глаза были яркими, пронзительными. Их чернота масляно блестела и это было тем более удивительно на фоне полумрака.

Старуха слегка наклонила свою большую голову, словно изучая вошедшую. Длинный, острый нос, покрытый какой-то коростой, шумно втянул запах духов Джессики. Старуха что-то шептала, узкие бескровные губы быстро двигались, обнажая мелкие зубы.

— Здравствуйте.

Старуха не удостоила её ответом. Серая старческая рука непроизвольно затряслась. Джессика вспомнила, как бабушка умирала от инсульта. Её кисть так же тряслась перед смертью, а восьмилетняя Джессика, испугавшись, выбежала из комнаты. Сколько раз она жалела потом, что не осталась с бабушкой. Сейчас Джессике больше всего хотелось погладить эту дрожащую слабую руку. Она подошла к старухе и провела пальцами по шершавой кисти. Та резко схватила её, Джессика вскрикнула от неожиданности, но испуг быстро прошёл. Спокойным, величественным голосом, старуха приказала: