Согласно Фридриху Хайеку, вопреки распространенномупредставлению, теоретические принципы рыночной экономики, как и основные элементы экономического либерализма, были разработаны не шотландскими кальвинистамии протестантами, а произросли из доктрин доминиканцев ииезуитов, принадлежавших к Саламанкской школе времениспанского золотого века (Hayek 1978b). Хайек даже процитировал двух испанских схоластов, Луиса де Молину и Хуана де Луго, в своей нобелевской речи в 1974 г. (Hayek 1989).Собственно говоря, инициатором был итальянский профессор Бруно Леони, который в 1950-х годах начал убеждатьХайека в католическом, испанском происхождении австрийского подхода к экономическому анализу. Леони доказалХайеку, что корни динамической, субъективистской концепции экономической науки лежат на континенте и искатьих надо в странах Средиземноморья, в греческой, римской итомистской традициях, а не в работах шотландских философов XVIII в. (Leoni 1991). Кроме того, несомненной удачейоказалось и то обстоятельство, что одна из самых талантливых учениц Хайека — Марджори Грайс-Хатчинсон именнотогда увлеклась латинской и испанской литературой и написала под его руководством работу о достижениях испанскихсхоластов в области экономики, ставшую со временем малойклассикой (Grice-Hutchinson 1952, 1978, 1993).

Кем были эти интеллектуальные предтечи современнойавстрийской школы экономической теории? Большинствоиз них были доминиканскими и иезуитскими профессорамитеологии и морали в университетах Саламанки и Коимбры —важнейших интеллектуальных центрах периода испанскогозолотого века (Chafuen 1986). Обратимся же к анализу и определению их главных достижений, позднее ставших основными элементами австрийского экономического анализа.

Пожалуй, нам следует начать с фигуры Диего де Коваррубиаса-и-Лейвы (Diego de Covarrubias y Leyva, 1512—1577).Сын знаменитого архитектора, он стал епископом городаСеговия (в кафедральном соборе которого и похоронен) ив течение нескольких лет был министром короля ФилиппаII. В 1555 г. Коваррубиас лучше, чем кто-либо до него, сформулировал существо субъективной теории ценности, ключевой пункт всей системы австрийского экономического анализа, заявив: «Ценность вещи зависит не от ее объективнойприроды, а от субъективных оценок людей, даже когда этаоценка нелепа». Чтобы проиллюстрировать свою мысль, ондобавил: «В Индиях пшеница дороже, чем в Испании, потому что там люди ценят ее больше, хотя объективная природапшеницы везде одинакова» (Covarrubias 1604, 131). Коваррубиас исследовал историческое падение покупательной способности мараведи и предвосхитил многие из теоретическихвыводов в области количественной теории денег, к которым впоследствии пришли Мартин де Аспилькуэта и Хуанде Мариана. Исследование Коваррубиаса, известное как Veterum collatio numismatum, содержит большой статистическийматериал о движении цен за предшествующее столетие. Работа знаменательна не только тем, что спустя столетие еювосхищались итальянцы Даванцати и Галиани, но и преждевсего потому, что это одна из книг, на которую ссылаетсяКарл Менгер в своих «Принципах политической экономии»(Menger 1981; Менгер 2005б).

Основанная Коваррубиасом субъективистская традициябыла продолжена другим замечательным схоластом, Луисом Саравиа-де-ла-Калье, который первым пролил свет наистинное соотношение между рыночными ценами и издержками. Саравиа-де-ла-Калье утверждал, что во всех случаях издержки обычно следуют за ценами, но никак не наоборот. Таким образом, он опередил свое время, указав наошибочность объективной теории ценности, впоследствииразработанной представителями английской классическойшколы, заложившими фундамент для теории эксплуатации Карла Маркса и его социалистических последователей.В своей работе Instrucción de mercaderes («Наставление купцам»), примерно в 1544 г. опубликованной на испанскомязыке в Медине-дель-Кампо, Саравиа-де-ла-Калье пишет:«Серьезно ошибаются те, кто измеряет справедливую ценувещи трудом, издержками и рисками того, кто производиттовар или торгует им; потому что справедливая цена создается изобилием или нехваткой товаров, купцов и денег, а неиздержками, трудом и рисками» (Saravia de la Calle 1949, 53).Более того, в соответствии упомянутой выше схоластической традицией выделять стимулирующую роль предпринимателя — традицией, восходящей к идеям Пьетро ди Джовани Оливи, святого Антонина Флорентийского и особенносвятого Бернардина Сиенского (Rothbard 1995a), — в центревнимания книги стоит фигура предпринимателя (которогоСаравия‑де‑ла‑Калье называет «купцом»).

Другой замечательный вклад испанских схоластов —введение динамической концепции конкуренции (лат. concurrentium), понимаемой как предпринимательский процесс соперничества, являющийся движущей силой рынкаи развития всего общества. Эта идея, ставшая впоследствии центральной для австрийской рыночной теории, прямо противоположна неоклассическим моделям равновесия,совершенной конкуренции, монополистической конкуренции и монополии. Эта концепция привела схоластов к выводу, что человеку не дано знать цены, соответствующиемодели равновесия (по их терминологии, «математическиецены»), которые ориентированные на социализм неоклассические теоретики стремились использовать как обоснование государственного вмешательства в экономику (интервенционизма) и всеобщего планирования. Так, Раймонде Рувер пишет: «Молина даже вводит концепцию конкуренции, утверждая, что конкуренция, т.е. соперничество,между покупателями ведет к росту цен». Это динамическоепонимание конкуренции ничем не напоминает статичнуюмодель «совершенной конкуренции», которая, как наивноверили в XX в. теоретики «рыночного социализма», можетбыть смоделирована в системе без частной собственности(Raymond de Roover 1955, 169). Но только Херонимо Кастильо де Бовадилья сумел отчетливо объяснить динамическуюконцепцию свободной конкуренции между предпринимателями в своей книге Política para corregidores, опубликованнойв Саламанке в 1585 г., где он отмечает, что наиболее положительным аспектом конкуренции, ее сущностью, является попытка превзойти конкурента (Popescu 1987, 141—159).Кроме того, Кастильо де Бовадилья сформулировал следующий экономический закон, который впоследствии сталосновой австрийского аргумента в пользу рынка: «Ценыпродукции понижаются в результате изобилия, взаимногоподражания и конкуренции продавцов» (Castillo de Bovadilla1985, 2, chap. 4, no. 49).Испанские иезуиты, кардинал Хуан де Луго и Хуан де Салас, прояснили вопрос о том, что ни власти, ни аналитикине в состоянии знать цены равновесия и другие данные, необходимые им для регулирования рынка или разработки своих моделей. Хуан де Луго (1583—1660) задумался над тем, какможно определить цену равновесия, и уже в 1643 г. пришелк выводу, что она зависит от такого множества специфических обстоятельств, что может быть ведома только Богу (pretium iustum mathematicum licet soli Deo notum) (Lugo 1642, 2:312).Со своей стороны, Хуан де Салас в 1617 г. рассмотрел шансы правителя заполучить конкретную информацию, которая динамически создается, открывается и используется нарынке [экономическими агентами], и заявил, что quas exactecomprehendere et ponderare Dei est non hominum. Т.е. не человек,но Бог способен верно понимать и взвешивать информациюи знание, которые используют экономические агенты в рыночном процессе, и только он в силах учесть все частныеобстоятельства места и времени (Salas 1617, 4, no. 6, 9). Какмы увидим далее, труды Хуана де Луго и Хуана де Саласа натриста лет опередили научные разработки ведущих мыслителей австрийской школы (особенно Мизеса и Хайека).

Другим существенным элементом того, что позднее сталоинструментом австрийского экономического анализа, является принцип временнóго предпочтения, согласно которому в настоящем, при прочих равных, все блага оцениваютсявыше, чем в будущем. Эту доктрину заново открыл в 1556 г.Мартин де Аспилькуэта (знаменитый доктор Наварро), позаимствовавший ее у одного из самых ярких учеников святого Фомы Аквинского Эгидия Лессинийского, который ужев 1285 г. сформулировал: «Будущие блага не ценятся стольдорого, как те же самые блага, доступные немедленно, и онине позволяют их владельцам получать от них такую же пользу. По этой причине нужно полагать, что по справедливостиих ценность должна быть ниже» (Dempsey 1943, 214).