— В том-то и дело, что я не знаю! — выкрикнула я в воспоминании. — Вы с отцом говорите о том, как жесток мир, и о том, что мы должны что-то защищать, но вы не говорите, что именно и зачем!

Калеб спокойно следил за моей вспышкой злости, которые в то время стали довольно частыми, и только, когда я выдохлась и замолчала, он решительно заговорил.

— Мы происходим из семьи стражей Энохиана. Однажды ты сама поймешь, что это значит, но до этого дня нужно дожить. Мы последние в своем роде, и те, кто хотят убить нас, пойдут на что угодно, лишь бы достичь своей цели, — проговорил Калеб, цитируя слова отца.

— И кто же они? — зло выплюнула я. — Кто охотится на нас? Единороги и сказочные феи? Это они запрещают мне иметь друзей и верить кому-либо, кроме нашей чокнутой семейки?

Уголки губ Калеба слегка подернулись в сдерживаемой улыбке, но он не улыбнулся. Сейчас я понимала, что его забавляли мои вспышки злости, но тогда мне казалось, что они с отцом просто издевались надо мной.

Нагнувшись, он поднял мое оружие и протянул его мне. Я же настоящая снова погрузилась во тьму. Почему я видела именно эти воспоминания? И будет ли им когда-нибудь конец? В моей жизни было слишком мало хороших воспоминаний, чтобы мне хотелось видеть все это снова и снова.

Время перестало существовать для меня. Я не знала, как долго нахожусь во тьме. Это могли быть секунды, а могли быть даже года. Я парила в невесомости, надеясь, что мои воспоминания больше не посетят меня. Но мои надежды никогда не сбывались. Даже после смерти.

Это воспоминание было особенным. Именно в тот день я по-настоящему поняла, почему так важно тренироваться и изучать всевозможные тактики ведения боя, почему отец настаивал на том, чтобы я научилась владеть практически всеми видами оружия и при необходимости могла превратить в оружие даже то, что не являлось таковым.

Мне было десять.

— Что мы тут делаем? — спросила я, ежась от прохладного ветра, который был слишком необычным явлением для Лос-Анжелеса.

Калеб привел меня в самый опасный район города, и я не до конца понимала, зачем. Просто накануне вечером он вручил мне пистолет, несколько ножей и приказал одеться в черное. Я сделала все, как он велел, и когда мы вышли в гостиную, у мамы на глазах были слезы, а отец стоял с непроницаемым лицом. Он кивнул Калебу, будто одобряя все, что тот делал. Как и всегда.

— Что происходит? — спросила я, непонимающе глядя на маму.

С каждой моей тренировкой, с каждым моим успехом она становилась все более напуганной. Я знала, что она переживает за меня, но сейчас все было иначе. Мама прижала ладонь ко рту и покачала головой, а когда ее слезы покатились по щекам, она практически убежала в свою спальню, и я не видела ее больше тем вечером. Тогда я перевела взгляд на отца. Он любил мою мать, но ненавидел, когда люди проявляют слабость. Даже когда эти люди его родная семья. Поэтому он даже не взглянул в сторону мамы, а направился прямо ко мне.

— Сегодня особенная ночь, Мэри, — проговорил отец, глядя мне в глаза.

Я вопросительно на него взглянула. Чем эта ночь была особенная? Они снова задумали для меня какую-то тренировку? Или же решили, что я не подхожу им и пора от меня избавиться? Тогда я бы не удивилась такому исходу, ведь я и вправду верила, что отец не видит во мне ничего, кроме разочарований.

— Сегодня ты узнаешь, от чего мы защищаемся, — сказал отец, отвечая на мой немой вопрос. — Это будет сложным испытанием, но ты помнишь, чему я тебя учил?

Я помню, что тогда все во мне сжалось от страха. До этого момента я понятия не имела, для чего меня обучали, словно я была международным киллером уже в десять лет. Я хотела узнать, что означает быть стражем Энохиана, но в то же самое время я боялась. Боялась не справиться или же умереть. Да и кто не боялся бы?

— Только семье мы можем доверять, — проговорила я, повторяя любимые слова отца.- Только за нее мы должны сражаться.

Отец кивнул, но в его взгляде не было никаких эмоций. Он легко подтолкнул меня к дверям, а затем повернулся к Калебу.

— Отвези ее, — приказал отец. — Ты знаешь, что нужно делать.

Я обернулась, чтобы посмотреть на брата. Он совершенно не выглядел, как пятнадцатилетний подросток. Его фигура уже была мускулистой и изящной, а его черты лица не оставляли равнодушными девушек. Но его постоянная задумчивость в глазах утомляла. Будто он всегда был на автопилоте и не слышал ничего, что его окружало. Хотя, сейчас я не увидела обычной задумчивости или покорности перед отцом. Впервые я увидела, что мой брат, который всегда делал все, что приказывал ему отец, без каких-либо возражений, был полон сомнений. Это был очень плохой знак.

— Я не уверен, что она готова, — проговорил Калеб, когда отец уже повернулся к нему спиной, чтобы уйти.

Поначалу папа замер, а затем медленно повернулся к моему брату. Вид у него был такой, будто он не был уверен, что понял значение слов Калеба.

— Повтори?

— Я не думаю, что она готова, — отчеканивая каждое слово и сжимая кулаки, проговорил Калеб.

Взгляд моего отца полыхнул опасным огнем, и мне захотелось как-то защитить Калеба от этого, но я стояла, словно к месту примороженная. Кажется, тогда я даже забыла, как дышать. Если Калеб решился выступить против решения отца, значит, дело было по-настоящему серьезным.

— Ты прошел испытание в более раннем возрасте Калеб, — тоном, не терпящим возражений, проговорил отец. Он сделал шаг вперед, но Калеб не отступил. Уже в свои пятнадцать он был почти под два метра ростом и выглядел весьма внушительно. Сжимая и разжимая кулаки, он смотрел на отца твердым взглядом.

— Я не хочу, чтобы она погибла, даже не понимая, за что, — сухо произнес мой брат.

Мой отец лишь мельком взглянул на меня. Я всегда чувствовала себя лишней в этой семье, но тогда мне показалось, что он испытывает ко мне отвращение. Будто это я попросила Калеба заступиться за себя, будто это я подняла бунт и не оправдала его надежд. Это было несправедливо. Я всегда делала то, что мне говорили, и не заслужила такого отношения. А еще я никогда не нуждалась в защите. Никогда.

— Калеб, — сказала я, стараясь выглядеть не испуганной девочкой, а взрослой и сильной девушкой, которая готова к любой опасности. — Не нужно. Я справлюсь.

Брат тоже посмотрел на меня, и в его взгляде я увидела сожаление и печаль.

— Нет, Мэри, нужно. Ты моя сестра, и я не дам тебе умереть просто так, — сказал он мягко, но его взгляд снова становился жестким, когда он смотрел на отца.

— Только так она сможет понять, — резко осадил его отец. — Только так ей откроются тайны Энохиана. Ты тоже прошел через это.

Губы Калеба сжались в тонкую линию.

— В этом-то все дело! — резко сказал брат. — Я помню, через что ты заставил меня пройти! Я не хочу, чтобы Мэри…

— Я сделаю это, — неожиданно даже для самой себя сказала я. — Это ведь то, к чему вы меня готовили, верно?

Отец молча кивнул, а взгляд Калеба стал усталым.

— Ты не понимаешь…

— Я знаю, что меня полжизни готовили к этой ночи. И я хочу понять, зачем.

Теперь, когда Калеб вел меня по сырым и пустынным улицам Лос-Анжелеса, я не чувствовала себя такой уж уверенной. По крайней мере, так я помню свои ощущения в ту ночь. Мы шли вдоль каменных стен, по переулкам, в которых не было фонарей или даже окон. Это были какие-то склады и промышленные помещения, которые слишком часто пустовали. Калеб крался вдоль стен бесшумно, словно кот. В его руках был пистолет, заряженный серебряными пулями. Именно такой он вручил и мне, когда мы уходили из дома. Легкий моросящий дождь быстро намочил мои волосы, и теперь они липли к лицу.

— Будь осторожна, — прошептал Калеб, остановившись у какого-то склада со стальной дверью. Его взгляд был мрачным. — Не верь ничему, что тебе попытаются внушить. И помни, что я не смогу тебе помочь, как только ты войдешь туда.

Я сглотнула ком в горле, не спуская взгляда с двери. Она казалась очень тяжелой и непробиваемой. Калеб вставил ключ в замочную скважину, а затем немного приоткрыл стальные двери. Я поняла, что внутри склада тускло мерцает свет, но в таком свете было сложно что-то увидеть.