-- Ладно, ладно, - ушел от принципиального разговора шеф. - Давайте будем обедать. И помолчим, разговаривать во время еды вредно.

С профессором студенты спорить не стали. А Александр Александрович понял допущенную ошибку, заткнулся и больше не вякал о своей Академии Наук в которой кормят котлетами по-пожарски...

Подавая пример другим, профессор отколупнул от вермишелевой массы небольшой кусочек и отправил его в рот. Немного пожевал и задумался...

-- А вы, Петр Васильевич, случайно не забыли эту штуку, я хотел сказать вермишелевую кашу, посолить? - очень деликатно поинтересовался он.

-- Посолить? И верно, - спохватился Петя. - Совсем забыл! Прошу пардону. Вот соль, каждый может солить себе по вкусу, как в ресторане, кто сколько хочет. Соли у нас много, - успокоил он едоков. - И тушенку каждый может себе положить.

Профессор оказался наиболее смелым. Он отколупнул ложкой ломтик петиной каши, посолил его, посыпал перцем, отправил в рот и стал мрачно жевать.

Галя тоже отколупнула себе кусочек. Должна же она была знать, что сотворил ее подшефный. Попыталась есть петину кашу и Александра Федоровна. Остальные молча ждали, как отреагируют дегустаторы.

Глядя на мрачные и сосредоточенные лица едоков, Петя понял, что каша не пойдет. - Если бы их дня два не кормить, тогда пошла бы, - решил он. - А так не пойдет.

Первой отреагировала Галя.

-- Надо отдать это барану, - решила она.

-- Ни в коем случае, - возразил Лисенко. - За жестокое обращение с животным судить могут. Есть такая статья.

-- А за жестокое обращение с людьми судить не могут? - спросила безжалостная Серафима.

-- Тебя никто не заставляет есть эту вермишель. Действительно, сегодня у меня не получилось то, что нужно, - мрачно признался Петя. - Я сейчас вам всем яиц сварю.

-- С яйцами он что-нибудь учудить не может? - забеспокоилась Серафима. - Может быть ты сама сваришь, - попросила она Галю. - Все-таки есть хочется.

-- Нет, с яйцами он ничего сделать не сумеет, - успокоила Галя подругу и всех остальных.

Галя оказалась права. Хоть Петя и прилагал немалые старания, чтобы сварить яйца как следует, они все равно получились совершенно съедобными.

Закончив с яйцами, взялись за послеобеденный чай.

-- А кашу надо все-таки отдать барану, - предложил профессор, поднимаясь из-за обеденного брезента. - Только посолите ее перед этим, Петр Васильевич. Бараны соленое любят.

В обед он пил, как правило, всего одну кружку и уходил в свою палатку немного отдохнуть.

-- Кстати о баране, - вспомнила Александра Федоровна, тоже допивая чай. - Срочно надо дать ему имя. А то все баран да баран, как-то неудобно даже. Он ведь уже стал членом нашего коллектива.

-- Баран стал членом нашего коллектива? - удивился Лисенко.

-- А как же, вы что, не заметили этого?

-- Действительно, как-то не заметил, - признался Лисенко. - Я вообще-то рассчитывал на совершенно другое, я шашлык люблю, но раз такое дело, давайте дадим ему имя.

-- Борька, - сразу предложила заранее припасенное барану имя Александра Федоровна.

-- Не пойдет, - заявила Галя. - Борьками поросят называют, а у нас баран.

-- Точно, - поддержал ее Лисенко. - Уж если баран стал членом нашего коллектива, то надо ему дать историческое имя, чтобы чувствовалось.

-- Тогда Калигула, - злорадно предложил Петя. - Историческое, и очень ему подходит.

-- Ни в коем случае, - возмутилась Верочка. - Это самая отвратительная личность во все Римской истории. Такое имя обидно даже для барана.

-- Наш баран не знает истории Римской империи, так что ему это безразлично, - стоял на своем Петя.

-- Почему ты думаешь, что он не знает истории Римской империи?! - не могла успокоиться Верочка.

Пока Петя придумывал остроумный ответ, Серафима предложила Париса или Агамемнона, на выбор. Общество отвергло и того и другого. Затем откуда-то выплыл Пифагор. Против Пифагора выступил Лисенко.

-- Этот человек испортил жизнь многим поколениям школьников, - заявил он. - Забыли, сколько мук принял каждый из нас, когда мы изучали его теоремы?! Нельзя нашего барана называть таким нехорошим именем. А если кто-нибудь со мной не согласен, пусть прямо сейчас докажет теорему Пифагора, о том что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов.

-- Пифагоровы штаны, - припомнила Верочка.

-- Совершенно верно, - поддержал ее Петя.- Я это тоже помню: "Пифагоровы штаны во все стороны равны".

-- Про штаны это каждый знает, - отсудил его пыл Лисенко. - Тут большого ума не надо. А вот эту самую теорему ты сейчас доказать сможешь?

-- Теорему доказать не смогу, - признался Петя.

Теорему доказать не смог никто, даже Верочка, которая закончила школу с золотой медалью. Так что Пифагора дружно отвергли за издевательства над школьниками всех стран и народов.

Потом предлагали Тутанхамона, Цезаря, Брута. Но ни один из них не прошел. Александр Александрович также принял участие в поиске имени для барана и предложил Спартака. Спартака, как и остальных, отвергли. Отвергали по разным причинам: одних по этическим соображениям, других по политическим, третьих из-за того, что их имена трудно выговаривались. Ну не назовешь же барана Апипурахиддин, Порнефдинейт, Тигратпаласар первый или Нангишзида. А назовешь, так потом сам не рад будешь.

Потом кто-то предложил Геродота. И все сразу дружно согласились, потому что это был близкий им человек: свой брат - историк, с незапятнанной репутацией. Так что единогласно было решено присвоить барану имя Геродот, ласково - Гера. И сообщить об этом решении профессору.

12

Прошло три дня, наступил четвертый (отсчет времени в экспедиции теперь пошел не от рождения Христова, а со дня приобретения барана). По лагерю дежурила Александра Федоровна, Геродот вел себя примерно, и никаких претензий друг к другу они не имели. Приготовив обед, археологиня спокойно подремывала, а баран так же спокойно пощипывал травку. Произошедший в дальнейшем некорректный поступок барана трудно объяснить. То ли его душа все-таки взалкала свободы. Прекрасной свободы, когда неторопливо ходишь в своей отаре бок о бок с другими баранами и чувствуешь себя полностью независимым: каждый баран может думать что хочет и даже блеять, что хочет и когда хочет, и никто его за это не упрекнет, не осудит, не укусит.

А возможно у барана и в мыслях не было ничего об этой пресловутой свободе. Возможно, он вообще по своим убеждениям не был республиканцем, считал свободу вредным излишеством и предпочитал диктатуру с человеческим лицом, которую успешно осуществлял в его родной отаре черный волкодав. Не исключено также, что он просто увидел невдалеке большой аппетитный клок травы и потянулся к нему - ведь вполне естественно, что барану захотелось съесть клок, который лучше других. Он был чистокровным потомственным бараном, и ничто баранье не было ему чуждо.

Впоследствии в экспедиции немало спорили, но так и не пришли к единому мнению: к свободе рвался баран, или к вкусной еде. И что для барана важней? Сам же баран по поводу своего поведения никаких пояснений не дал, что, в конечном итоге, послужило основанием для многочисленных рассуждений о загадочном бараньем менталитете.

13

Время близилось к обеду когда профессор, наблюдавший на кургане за работой студентов, вдруг, неожиданно для всех, закричал:

-- Ой-ой-ой! Ой-ой-ой-ой!

Может быть, кому-нибудь и приходилось когда-то слышать кричащего изо всех сил профессора, доктора исторических наук и декана, но этим студентам подобного и в кошмарном сне не могло присниться. Они твердо знали, что их профессор такого себе позволить не может.

А профессор кричал самым невообразимым образом и крик этот совершенно не подходил ни к его внешнему виду, ни к внутреннему содержанию. Так что все впали в некоторую оторопь. Оторопеешь тут: стоит на вершине полураскопаного кургана пожилой человек с хорошо заметным брюшком и солидной ученой степенью, машет руками и хорошо поставленным профессорским баритоном вопит что-то совершенно непонятное. Причем никакого гениального открытия он перед этим не совершил. А если бы и совершил, то должен был, как Архимед кричать: "Эврика!" "Эврика!" - уж это-то все хорошо знали.