— О тебе. Обо мне. Обо всём. Я бы хотел поговорить об очень многих вещах, но, к сожалению, время поджимает.

— Ты начинай. Если не успеешь — расскажешь после всей этой канители.

Ник посмотрел девушке в глаза. Седна не выдержала этого взгляда и, смущённо улыбнувшись, отвернулась.

— Не смотри так на меня…

— Стесняешься, что ли? Хе–хе… послушай‑ка, ты не знаешь, может ли человек зарегистрировать брак с не–человеком?

— К чему ты клонишь?

— Ну… хочу вот жениться на Санджане. Ты не против?

Девушка наигранно обиделась и легонько толкнула капитана в плечо:

— Дурак! Глупые у тебя шутки…

— А у тебя глупые вопросики. И намёков ты совсем не понимаешь.

Седна в знак прощения положила голову на плечо Ника и тихонько вздохнула:

— И ты готов пойти на это?

— О чём ты?

— О свадьбе, глупый!

Капитан довольно рассмеялся:

— Не забивай себе голову. Вдруг ты обременишь себя какими‑то надеждами, а вернёшься с Шедоу уже без меня?

— Ты сам говорил, никаких «вдруг» и «если». Всё будет хорошо.

— Всё уже хорошо…

Так они и сидели рядом, слушая лишь собственное молчание и перебранки в эфире. И лишь за две минуты до входа «Персея» в атмосферу Ник повёл Седну в свою каюту, намертво закрепив себя и свою спутницу на креслах крепкими кожаными ремнями.

— До входа в верхние слои атмосферы осталось три… — раскатом грома прозвучал голос диспетчера.

— Милая, спасибо тебе за всё.

— За что?

— Я же говорю, за всё. За то, что ты появилась в моей жизни, разбавив собой это вселенское уныние.

— Две…

— И тебе спасибо, Никки. За то, что принял меня такой, какая я есть.

— Одна…

— А, нет, вру, — радостно воскликнул Дин. — Чуваки, я нашёл холодное пиво!

— Входим в верхние слои атмосферы. Можете наслаждаться… кромешной тьмой и полнейшей тишиной.

Диспетчер ошибся. Вокруг авианосца действительно сгустилась тьма, но со всех сторон стали бить нагнетающие трепет молнии. Громовая канонада не прекращалась, заставляя экипаж судорожно вжаться в спинки своих кресел. Молнии били и били по обшивке, с каждым ударом отзываясь странной болью в затылочной части головы. Шум начинал перерастать в однотонный сплошной звук электрического разряда, от него стало закладывать уши, несмотря на идеальную звукоизоляцию обшивки «Персея». Творилось что‑то очень странное.

В наушниках можно было различить почти спокойный голос епископа. Его преосвященство своим бархатистым басом читал длинную молитву, которую подхватывали те члены экипажа, которые её знали. На фоне эдакого церковного песнопения порой проскакивали дрожащие нотки шуток, произносимых Дином Дайса, а также суровые крепкие ругательства Александра Громова.

— Полторы тысячи километров до поверхности, — вновь доложил диспетчер. — Предварительный анализ нижних слоёв атмосферы завершён. Повышенное содержание криптона и углекислого газа, но кислорода на тридцать процентов меньше, чем необходимо для комфортного дыхания. Не рекомендуется дышать местным воздухом без защитного и очищающего воздух оборудования.

Ник вспомнил свой первый взлёт. Волнующее чувство, смешанное с желанием показать всем настоящий класс, бурлило в нём, заставило сжать штурвал так, что побелели костяшки пальцев. И вот он — момент истины! Двигатели разогрелись и начинают исторгать потоки плазмы, истребитель мгновенно отрывается от взлетно–посадочной площадки и взмывает ввысь, разрывая облака, исторгая утробный рёв. Лучше этого чувства, пожалуй, пилот не испытывал до этого самого момента.

Сейчас же все те старые чувства многократно усилились, заставив тело дрожать и изливаться потом. Но Нику было хорошо! Может, понимание того, что он — первый, кто может совершить нечто подобное, придавало ему сил, а, может, сидящая рядом Седна, но в таком состоянии он пробыл ещё несколько минут, пока шум молний не утих, сменившись сильной тряской и невообразимыми перегрузками. Голос диспетчера моментально оповестил:

— Атмосфера, господа. Держитесь крепче.

И тут затрясло так, что, казалось, «Персей» просто рухнет. Но либо профессионализм пилотов, либо конструкция авианосца помогали кораблю крепко «держаться» за плотные слои разряженного воздуха. Ник закрыл глаза и крепко сжал зубы, чтобы не слышать их скрежета.

— Они нас видят, — пролепетала Седна. Капитан повернулся на голос и сразу забыл обо всём на свете:

— Милая, ты что… плачешь?!

— Они нас видят! — крикнула девушка. — Они нас слышат! Они повсюду!

— Кто повсюду?!

Но Седна уже не слышала вопроса Ника. Её глаза потухли, а голова запрокинулась назад.

— Милая! — завопил Ник, тщетно пытаясь освободиться от туго сжавшихся на его груди ремней. — Очнись! Не время отключаться! Чёрт…

— Соблюдайте спокойствие! — испуганным голосом завизжал диспетчер. — Всем оставаться на своих местах! Встанете с кресел — и вас размажет по всем стенам!

Капитан зажмурился. Он чувствовал, что всё уже идёт не по плану. Тряска была чересчур сильной, да ещё и странное состояние его спутницы…

— Громов, Дайс, отец Эдвард, как только остановимся — мигом по машинам, — скомандовал Ник, всё ещё пытаясь отогнать от себя нехорошие мысли.

Снижение, а, точнее, падение длилось всего несколько минут. Но именно эти минуты стали для всего экипажа «Персея» самыми долгими за всю их жизнь. Скорость корабля стала постепенно падать, пока не достигла нуля.

Авианосец завис в пяти километрах над поверхностью. Рёв за бортом полностью стих, эфир находился в молчании — каждый старался придти в себя. Даже диспетчер, обязанный доложить о полной остановке корабля, молчал. А Ник тем временем, высвободившись из ременной защиты, пытался Седну в работоспособное состояние.

Но девушка сейчас была всего лишь грудами металла, пластика и проводов, объединённых в единую сеть и облачённых в искусственную оболочку.

— Капитан, ты там не спишь? — ожил передатчик. Говорил Александр.

— Я… кхм… так! Кто‑нибудь, живо в мою каюту, займитесь Седной. Постарайтесь её активировать. Командор, буду через минуту.

— Бывший командор, — поправил Громов.

Ник собрался за считанные секунды. На пояс прицепил сложенный пополам лук с хладноплазменной тетивой, за спину закинул сумку с припасёнными заранее самыми необходимыми вещами и колчан со стрелами. Последний раз взглянув на лежащую мёртвым грузом девушку, он вздохнул и помчался в ангар.

Четыре корабля уже были наготове.

Первый, больше похожий на легендарный «Стелс» двадцатого века, только гораздо меньших размеров — девятисотый «Миг» Александра Громова. Второй — напоминающий гоночный болид без колёс, окрашенный в цвета пламени — «Еретик» отца Эдварда. Третий — вылитая летающая тарелка, какой её представляли люди до тех пор, пока впервые не пересеклись с иной разумной жизнью в галактике — «Злая Тысяча» Дина Дайса.

И четвёртый — «Панацея».

— Я без бортового компьютера, — сжав зубы, процедил Ник, забираясь в свой корабль.

— Ты рухнул с дуба на кактус?! — воскликнул Громов. — Как ты собираешься просчитывать траекторию посадки?

— Головой. Как в учебке.

— Да поможет нам Господь, — перекрестился епископ, первым заводя двигатели. Его примеру тут же последовали остальные.

— Диспетчер, мы готовы.

— Открываю основной шлюз. Удачи вам.

— И вы не скучайте. Поехали!

Потолок над истребителями плавно раскрылся, открыв пилотам взор на пылающее молниями небо. Но, несмотря на то, что молнии были довольно высоко и не могли сейчас причинить никакого вреда, Ник нервно сглотнул подскочивший к горлу комок.

Корабли плавно поднялись вверх и цепочкой вылетели из утробы авианосца.

Капитан помнил тот момент, когда в его предыдущее судно врезались те роковые ракеты. Они влетели в хвостовую часть, моментально взорвав топливный бак, двигатели и фатально повредив крылья. Спустя несколько секунд произошёл взрыв в жилом отсеке, и единственное, что осталось относительно целым — это был нос корабля. Он пулей вылетел вперёд, и в конечном итоге рассыпался на мириады осколков, оставив облачённого в скафандр пилота наедине с открытым космосом.