Дёрнув щекой, он включил оборудование. Всё! Ну-ка, отключиться от посторонних факторов!.. Пора работать.

Домой он попал опять только после семи.

Странно. Сегодня никакие запахи не наполняли коридор, пока он приближался к двери. Непонятно. Или она не готовила?

Точно. Не пахнет и здесь. В квартире темно. Такое ощущение… Что никого нет!

Тишина буквально навалилась ему на плечи, словно ватная перина. Странно. Да и на столе… Точно — лежат ключи!

Он быстро обежал на всякий случай все комнаты, заглянул в ванну и туалет. Нету его Натальи. Нигде. Чёрт! И записок нет. Остаётся одно: автонавигатор.

— Алло, здравствуйте. Автонавигатор? Да. Примите вызов. — он быстро листал сопроводительные документы, которые ему выдали после подписания Договора. Ага — вот! — Нужны координаты женщины. Личный идентификационный код Эн Аш пять, категория Д-5, номер 549133/93, Наталья Кудинова, 22 года. Да. Нет. Ах, вот так… Понятно. Скиньте мне на телефон. — он продиктовал код и номер.

Пусть с него снимут десять кредитов, но теперь на экране мобильника засветилась точечка её чипа — вон она, в лесополосе за городом. Движется по дороге к Этернотеке.

Хорошая штука этот джипиэс, да и чип, вживляемый в запястье при рождении позволяет легко избегать попадания в категорию «без вести пропавших».

«Затеряться» Система никому не позволит.

Догнал Наталью он всего в паре километров от её «Дома».

Она шла по обочине, медленно, но упорно передвигая явно уставшие после вчерашнего, да и сегодняшнего, ноги. Сумка, висящая через плечо, била по бедру. Впрочем, эта сумка как будто стала даже меньше, чем когда он привёз её домой…

Хромота усилилась, и прямо бросалась в глаза. Ему словно осколком стекла резануло по сердцу. Он только сейчас понял: у неё одна нога короче другой. Однажды встречал парня с таким врождённым дефектом — тот ходил именно так, переваливаясь, и подволакивая…

Молодец. Настойчивая. Просто сильно устала — а так можно лишь поразиться настойчивости и упорству. Пожалуй, такая и в работе чего-нибудь смогла бы…

Поскольку по спидометру между его домом и Этернотекой 53 кэмэ, вышла, значит, почти сразу как встала…

Странно. Он же дал ей запасную кредитку — почему не вызвала такси?

Да и вообще: в чём дело, чёрт его задери?! Что теперь не так?!

Обогнав её, он остановил машину на обочине. Открыл дверцу со стороны салона, и стал ждать. Правда, боялся, что она просто пройдёт мимо.

Он не знал, что стал бы тогда делать. Вероятней всего, просто развернулся, и уехал домой. Не у одной неё есть характер! Не нравится его общество — так бы и сказала! Контракт он всё равно уже оплатил, и претензий бы не предъявлял!

Наталья подошла, уже еле передвигая ноги. Даже в кроссовках пройти пятьдесят километров — подвиг! А если учесть, что у себя «в клетке» и даже на тренажёрах спортзала она явно не могла к такому подготовиться, удивительно, что вообще ещё идёт.

В салон девушка забралась со стоном, рыдая и размазывая слёзы по лицу. Рыдала она, судя по бледному виду и припухшим воспалённым глазам, уже довольно давно. Сумку бросила прямо под ноги.

Михаил молчал и ждал.

Наконец она захлопнула дверцу. Еле слышно сказала:

— Пожалуйста… Ничего не спрашивай. Если не… не передумал, отвези меня домой. — и, после секундной заминки, наверное, побоявшись, что он неправильно её поймёт, прикусив губу, поправилась, — К тебе…

Он кивнул. Развернул машину, двинулся обратно. Час пик прошёл, и на шоссе почти не было машин: все восемь полос свободны. Но он не гнал, а ехал спокойно — не больше восьмидесяти.

Наталья, как и в первый раз, сидела посередине заднего сиденья, и теперь уж вовсю грызла ногти. Взгляд отрешённо направлен в окно, но Михаил мог бы поспорить, что ничего она не видит. Думает. О чём-то своём. О том, что толкнуло на глупый, как казалось ему и сейчас, поступок.

Ну а разве не глупый? Если сдался всего за пару километров до цели?!..

Насколько он помнил себя, сам так не поступал. Раз уж что-то наметил — добивался.

Если не удавалось одним способом, в лоб, искал обходные варианты. Но — не сдавался.

Поставив машину у подъезда, он, так же как в первый раз вышел, и, открыв её дверь, предложил руку. Она постаралась не хромать, хотя он видел, чего это ей стоит: прикушенная почти до крови губа и бледное, искажённое гримасой лицо. Хорошо, почти темно. Да и нет никого на улице в такое время — прайм-тайм! Все, кто не работают, и не гуляют на корпоративах, смотрят ящик.

Дома Наталья первым делом скинула кроссовки. А, вот в чём дело: она одела его носки. Наверное, чтобы не натирало. Грамотно. Для дальнего похода.

Впервые она разлепила запёкшиеся губы:

— Прости, взяла без спросу твои носки. Я… Хотела потом отослать их по почте…

Он вдруг почувствовал себя легко, словно только что совершил что-то важное. Да и сердиться на неё как-то сразу перестал. Улыбнулся:

— Я бы не обиделся, даже если б ты оставила их себе — на память. А вот баклажку с водой ты зря не взяла — наверняка жажда мучает. Там, в холодильнике — соки. Только подогрей в микроволновке.

Наталья вдруг разогнула спину, и бросилась ему на грудь, рыдая, как ещё никогда:

— Прости! Прости-прости-прости! Не знаю, что на меня нашло — у меня бывает… Такое чувство, что никому не нужна! Что — пустая, никчёмная кукла, которая и клиента-то толком не может… Прости! Какая же я дура!

Михаил, ничего такого не ожидавший, решился крепко обнять «куклу», и слегка погладить её по грязным, покрывшимся серой коркой пыли, и растрёпанным после целого дня на ветру волосам:

— Ничего. Дура — не самый страшный порок… Зато — красивая.

За это ему дали сильного тычка в грудь, не спеша, впрочем, вырваться из объятий:

— Неправда! Ты… Ты специально так говоришь, чтобы я… Ты издеваешься! Как я могу быть красива — грязная, бледная, уставшая и… и… Глупая!

— Ну и что? Мы тебя помоем, покормим ужином, и положим отдохнуть. Всё это поправимо. Ну, кроме глупости, конечно… Но, как я уже сказал, это компенсируется красотой. — она вскинула на него красные от ветра и слёз растёртые глаза.

Вряд ли она и правда, видит его чётко сквозь текущие слезы, но он постарался улыбаться просто и открыто — без ироничных заламываний брови, или косой ухмылки.

— Ты… Я тебе… И правда, нравлюсь? Ну хоть чуть-чуть?!

— Да. — он говорил так, как чувствовал. Знал, что несмотря на молодость и отсутствие образования, фальшь и ложь она чует за километр, — Нравишься. И даже грязная. И глупая. Есть в тебе что-то… Детское. — он прикусил губу, помолчал, — Цепляет.

Показалось ли ему, или в глубине всё ещё источавших слёзы глаз, что-то мелькнуло? Но — что?! Затаённое торжество? Радость от его слов? Сожаление о глупом поступке?

Вряд ли ему это когда-нибудь узнать. Ведь он не собирался её ни о чём расспрашивать. А сама она… Впрочем, как знать — а вдруг?..

Она мягко отстранилась. Сказала только:

— Прости. И — спасибо. Что не стал звонить в… Чтобы они подобрали меня сами…

Он просто кивнул. Потом сказал:

— Попила бы чего. Хрипишь жутко. Пыли, небось наглоталась.

— Что есть, то есть… Может, и тебе… Сока?

— Пожалуй, давай. Пить хочется. Но, наверное, не так, как тебе.

— Твоя правда. Я — точно, настоящая дура. (Ну, это ты уже знаешь!) Какой хочешь? — она открыла холодильник, и водила пальцем по коробкам в двери.

— Любой.

Она вытащила апельсиновый, и сунула на пару щелчков в микроволновку.

Разлила по стаканам. Первый глоток сделала жадно, даже пролила немного на майку — похоже, не могла удержаться. Михаил вначале присел. И пил маленькими глотками. Она, посмотрев на него, поступила так же, буркнув:

— Точно. А вовремя я вспомнила, что так жажда утоляется лучше!.. — он хмыкнул.

Докончив литровую коробку, она с сожалением глянула на белый айсберг:

— Хочется ещё. Но я знаю, что нельзя — сейчас всё выйдет с потом! Ладно, позже ещё попью. А сейчас… Можно, я схожу помоюсь?

— Конечно. Ужинать потом будешь? — кивок, — Что разогреть? Шашлык или котлеты?

— Давай котлеты. Шашлык сейчас не ужую — сил нет. — она ушла в ванную.

Он подождал.

Услышав звук полившейся из душа воды, неторопливо направился в прихожую. Взял её кроссовки. Внимательно осмотрел. Нет — всё верно. Корка грязи, влажность стельки, и износ подошвы сказали ему, что действительно в них сегодня отмахали километров пятьдесят.