Разболтанности способствовали и сильные шторма, приходившие с наступлением октября. Появилось больше поводов не выходить на улицу, отложить работы в загонах и на крышах амбаров. В том году уродились яблоки, и давильные прессы для сидра работали вовсю. Слуги шлялись по дому пьяными, нарываясь на недовольство Генри Найветта, а один даже был бит за попытку покуситься на кухонную работницу. Как-то зашёл торговец и купил избыток шерсти, но сомневаюсь, что бабушка позволила бы заключить сделку за такую низкую цену.
Как-то вечером, оказав помощь со шкурами, я зашёл пожелать доброй ночи миссис Киллигрю позже её родных детей; та велела мне сесть и поговорить с ней; затем прочла мне главу из Библии.
Ко мне она не питала злости, в отличие от бабки. Более того, миссис Киллигрю была слишком мягкая и забывчивая, чтобы таить злобу на кого-либо. Она проводила много времени в размышлениях и чтении. У её кровати лежали «Наставления» Латимера и трактат о воскресении мёртвых. И всё же она прекрасно вышивала, знала толк в садоводстве и сохранении фруктов, а когда один из слуг начинал хворать или получал травму, она сама за ним ухаживала. По-моему, самый старший из законных Киллигрю и второй после меня, мой единокровный брат Джон вырастет таким же, как она.
Когда миссис Киллигрю прервалась, чтобы выпить воды, я услышал шорох крыс за деревянной панелью и как хлопают от ветра оконные ставни. Я с любопытством уставился на кольцо от юбки с фижмами, с парой свисающих с него шёлковых чулок, на сиреневую сорочку из тафты, видневшуюся за дверью. И подумал: будь моя мать здесь, довольствовались бы она вторым местом?
— Скажи, Моган, тебе хорошо здесь? — спросила миссис Киллигрю. Когда я испуганно посмотрел на неё, она добавила: — В последнее время ты постоянно попадаешь в неприятности.
— Может быть, это недостаток, присущий всем Киллигрю.
Она подняла голову.
— Ты взрослеешь раньше времени, Моган.
— Вы хотите, чтобы я ушёл?
— Ушёл?
— Покинул Арвнак.
— Нет, — улыбнулась она. — Ты хороший друг для моих детей, они будут очень скучать по тебе. Как и все мы.
— Теперь у нас большая семья.
Мачеха закрыла Библию, хотя ещё не дочитала главу.
— А я тоже из большой семьи, Моган, у меня много сестёр. Наш отец разорился, чтобы обеспечить всех нас приданым, так что нехватка денег для меня не нова. Есть на свете много бед пострашнее.
— Хотел бы я знать, кто моя мать.
— Хотела бы я иметь возможность тебе ответить.
— Отец никогда о ней не говорил?
— Нет, Моган, никогда. Во всяком случае, не со мной. Возможно, нет ничего удивительного в том, что он не говорит о ней со мной.
На кровати, сидя на которой работала миссис Киллигрю, когда я вошел в комнату, что-то лежало — лоскут тонкой пурпурной ткани, украшенный золотыми и серебряными кружевами. А с края стола свисал короткий плетеный шнур из шелка.
— В часто бывали в Лондоне, мэм?
— Только раз. — Она положила кориандровое семечко в рот и медленно прожевала. — В Уайтхолле, когда дядя твоего отца, сэр Генри Киллигрю, представил меня королеве.
— Королева до сих пор благосклонна к моему двоюродному деду? Как вышло, что он постоянно пользуется её расположением, когда другие переживают то взлёты, то падения?
— Полагаю, у королевы есть два вида слуг: те, кого она любит... и те, кому она доверяет. Доверяет она тем, кому отдаёт самые трудоёмкие и ответственные государственные посты. Их жизнь и карьера не подвержены большим изменениям, если они служат хорошо. Твой двоюродный дедушка Генри верно служил королеве тридцать пять лет, а другой твой двоюродный дедушка, Уильям, лет на десять меньше.
Ветер изменился и подул в сторону дома, отчего ставня в соседней комнате захлопнулась.
— К тому же, — добавила она, — дедушка Генри удачно женился. Его новая жена — француженка, её я не знаю, но сестра его первой жены замужем за лордом Бёрли и мать Роберта Сесила, которого, как все предполагали, лорд Бёрли назначит своим преемником на посту главного секретаря. А вторая сестра, леди Бэкон, мать Энтони и Фрэнсиса Бэконов, оба весьма одарённые молодые люди, как мне говорили.
Я встал и собрался уходить.
— Я закрою ставни. Вам что-нибудь нужно?
— Скоро придет твоя тётушка Мэри, так что не надо. Но всё равно благодарю.
Я указал на ткань на кровати.
— Что это, новый полог для колыбели?
Она помедлила, не решаясь ответить.
— Это испанский плащ твоего отца. Я его штопаю.
— Ткань тонкая. Не припомню, чтобы он такой носил.
— Не носил…
Я поднял коралловые бусы, которые уронил один из малышей, и положил на резной сундук у кровати.
— Доброй ночи, мадам. Приятных снов.
Я поцеловал её в щёку, пахнущую какой-то травяной настойкой.
— Моган, — обратилась она ко мне, когда я подошёл к двери. — Ничего не говори про этот плащ. Мистер Киллигрю рассердится.