- Зачем же вы их притащили сюда?

- Они на улице мерзнут в плохую погоду.

- А как ловят змей?

- Очень просто, палкой с рогаткой на конце придавливают «шею» змеи к земле, потом длинным пинцетом кладут ее в мешочек и завязывают его.

- А она не сможет удрать из мешочка?

- Бывает, что и удирает. Один раз я увидел кобру, а мешка у меня с собой не было. Недалеко работали энтомологи, я к ним: «Дайте, ради бога, мешок!» Мешок они мне дали, но я впопыхах забыл осмотреть его. Поймал кобру, посадил ее в мешок, завязал, повесил на пояс за шнурок и пошел. Потом гляжу - кобры уже нет в мешке. Оказывается, мешок был дырявый, она из него выбралась и уползла в кусты, мимо которых я проходил. Насилу поймал ее опять. Кобры и эфы хотя и опасны, но не так, как гюрза: они начинают шипеть, когда вы к ним приближаетесь, предупреждают, а гюрза действует бесшумно.

- Слушайте, Сафар Алиевич, это ужасная работа. Ведь вы каждую минуту подвергаетесь смертельной опасности!

- Ну что вы, несчастные случаи бывают сравнительно редко,- смущенно улыбаясь сказал Саид-Алиев.- Работать со змеями очень интересно. Да и кто-то должен этим заниматься, ведь из змеиного яда приготовляют замечательное сильнодействующее лекарство.

И я вспомнил про зоолога Пестинского, который когда-то работал в Ташкентском зоосаду. Он погиб, собирая змеиный яд. Его дважды кусала гюрза, в первый раз пришлось отнять палец, а после второго укуса он долго болел и умер.

В то время при зоопарке был кружок юных натуралистов. Одному из юннатов, мальчику лет двенадцати, очень хотелось работать со змеями. Он часто выполнял мелкие поручения Пестинского, но к змеям его не подпускали. Однажды мальчик поехал с родителями под Термез. Там во время прогулки он увидел кобру, другие бы испугались и убежали, а он обрадовался - и к ней! Представьте себе, схватил ее за голову, положил в мешок и притащил домой. Родители в ужасе: «Выкинь, выкинь, эту гадину», а он ни за что. Привез в Ташкент и отдал Пестинскому.

Я помню, тогда в зоопарке все горячо обсуждали, как быть с мальчиком. Одни говорили: «Героический поступок, нужно наградить и предать гласности». Другие возражали: «Если вы это сделаете, то завтра же все ташкентские школьники начнут хватать голыми руками змей, и, конечно, будет масса несчастных случаев».

Наступил вечер. Шелестели высокие травы. Ветер шумел в ветвях туранги, багровый закат предвещал перемену погоды.

На дороге к центральной усадьбе мы встретили научную сотрудницу Гуляеву, которая шла в окружении оленей. Она из соски выкормила их.

Оленей собирались перевезти для акклиматизации в горные леса Сарыхасора. Там растет и грецкий орех, и яблоня, встречаются густые заросли тростников, там олени, наверно, хорошо приживутся. Но не все они остаются милыми и ласковыми. Некоторые из них, как, например, двухлеток Малыш, когда вырастают, становятся большими задирами. Малыш не дает себя фотографировать и норовит поднять на рога всех фотографов. Даже хозяйке недавно здорово от него досталось.

Мы подошли к центральной усадьбе уже в сумерках.

Из кузова машины поднялась голова нашего водителя, Он совсем опух от сна.

- Ну где вы пропали? - спросил он, протирая глаза,- я совсем подыхаю от скуки в этой проклятой балке!

Заснуть я не мог, как ни старался. На метеостанции Каракуль, где мы заночевали, это случалось часто. Человек, едущий из Оша на Памир, находится в пути целый день, все поднимаясь, и на Каракуль попадает только ночью. А ночью здесь уставшему и непривычному путнику плохо: высота около четырех тысяч метров, от озера поднимаются испарения. Человек начинает задыхаться. Это «тютек» - горная болезнь.

Мне надоело вертеться в мешке, слушать, как охает Дудик, как чертыхает его Димка и как храпит Мамат, я вышел на крыльцо.

Погода была невообразимая. Снег, туман и ветер. Снег заполнял небо, покрывал землю. Тяжелые волны тумана, насыщенные снегом, неслись от озера. Они были настолько густы, что временами становились невидимыми метеорологические будки, стоявшие в двадцати метрах от крыльца. Луна, сквозь рваные облака изредка бросавшая откуда-то сбоку свой свет, освещала только крутящийся в воздухе снег.

А плотные волны тумана стремительно, одна за другой, все шли от озера, глухо бившегося в отдалении.

И в этом хаосе тумана, крутящегося снега, свиста ветра, шума прибоя внезапно раздался какой-то странный звук. Странный и тягостный, он усиливался, заполняя воздух, заглушая все, даже свист ветра. Казалось, ревет какой-то обезумевший от тоски и ярости гигантский зверь.

Мне приходилось слышать рев тигра. Это неприятно, это страшно, особенно страшно, когда сидишь один у палатки, а рев идет откуда-то из близких камышей. Но этот жуткий рев или рык был и страшней, и как-то тоскливей, и он все рос и рос, пока не кончился тяжелым стоном.

Сколько он продолжался? Полминуты? Минуту? Трудно сказать. Знаю только, что мне было очень неприятно, а пожалуй, просто страшно, понадобилось сделать большое усилие над собой, чтобы не кинуться назад в комнату.

Неожиданно я почувствовал кого-то рядом с собой - это был Дима, он также напряженно всматривался в темноту.

- Ты слышал? - спросил я.

- Что это? - в свою очередь спросил он.

- Не знаю,- сказал я.- Я никогда такого рева не слыхал.

Рядом с Димой появился Мамат.

- Мамат, что это такое?

- Не знаю,- сказал Мамат.- Я такого не слышал.- Когда-то давно, говорят, так кричал большой зверь. Но, наверное, это все так… сказки…

- А он какой?

- Да говорили, большой, хвост маленький и два зуба огромных.

А метель все шумела и шумела, мешая явь с мечтами, предположения с действительностью. Мои уставшие за день глаза готовы были принять покрытого снегом Мамата за медведя, а припорошенный снегом воз сена с торчащими белыми оглоблями за мамонта.

Мы постояли, помолчали. Стало холодно. Вернулись и комнату, которую нам предоставили гостеприимные хозяева, и опять залезли в спальные мешки. В спальных мешках было хорошо.

Только я заснул, как меня разбудили. Приехал пограничник с заставы и попросил меня и других сотрудников зоологической экспедиции осмотреть странные следы на границе.

- Простите, что побеспокоил,- сказал он.- На границе переход, следы странные, а начальник заставы знает, что вы по следам специалист. Он просит вас съездить, посмотреть, если не трудно.

- Может, утром? - предложил я.

- Лучше . все-таки поторопиться. Видите ли, ведь сейчас начало лета, и снег быстро тает, я и лошадей привел.

- Ну что же, нужно так нужно, поехали! - без большого энтузиазма согласился я.

И через несколько минут мы все уже двигались к границе. Поехал весь состав нашей зоологической экспедиции: и я, и мой помощник Дима, и наш старый друг охотник Мамат, и даже художник Дудик. Он сказал, что он бывший конник, любит верховую езду, и отправился с удовольствием.

Несмотря на свою «любовь к верховой езде», Дудик трясся сзади, жалуясь на плохое седло и утверждая, что прежде в его полку были совсем другие, гораздо более удобные седла.

- Разве это седло,- ворчал он.- Это же дрянь! А вот у меня в Москве есть казачье!

Ветер стихал. На земле ровной пеленой лежал снег. Но он был неглубок, и копыта лошадей оставляли черные следы.

Мы быстро поднимались к гребню хребта, широкому и почти голому, по нему-то и шла граница. Чем дальше мы ехали, тем светлее становилось, и когда добрались до гребня, то уже всходило солнце.

У самой границы откуда-то из-за камней появились офицер и два солдата. Они подошли к нам с винтовками наперевес, но потом опустили их. Офицер действительно оказался нашим старым знакомым Николаевым.

- Ну, показывайте, что у вас тут непонятное,- сказал я.

- Да ничего непонятного, обычный переход, только замаскированный. Вот глядите! - сказал Николаев.