Хайес говорил немного гневно. На взгляд Ливина, несоразмерно ситуации. Может быть, в нём заговорил эгоизм учёного, которого, по его мнению, оставили в стороне от важных исследований. Больше того, информация об этих исследованиях долгое время была ему недоступна, что тоже не могло его не задеть. Но у всех в системе была своя роль, и политика, проводимая высшим научным руководством, считалась на данном этапе оптимальной.

— Вам ведь давно известно об исследованиях Весса. О том, что у него есть своя колония, но почему-то это не вызывало у вас такой, — Ливин хотел сказать «ненависти», но осёкся, — такого беспокойства.

— Вы правда считаете, что ясли, организованные Вессом из последних сил, хоть как-то могут сравниться с этим ульем, который вы здесь создали?

— Почему вы думаете, что здесь может что-то произойти, а там нет?

— Насколько я знаю, Весс не извлекает из них душу, — ответил Хайес.

— Те, кто прибыл сюда с миуки на борту, тоже вряд ли это делали.

— А вот этого мы не узнаем, — ответил старик.

— Вы предлагаете вообще всё прикрыть?

— Я предлагаю быть скромнее. Вы уже делаете машины, которыми они будут управлять.

— Никто не выпустит их отсюда, пока мы не будем уверены в абсолютной безопасности этого мероприятия. Работники производства контактируют только с синтетической плазмой, а она, если сравнивать её с настоящей, мертва.

— Может быть, они лишь ждут удобного момента, чтобы действовать.

Хайес оправдывал свою кличку полностью. Ливин уже пожалел, что предоставил ему доступ к серьёзной информации. Никакого полезного результата это не принесло, зато увеличилось количество препирательств. Но Хайес был на хорошем счету, и то, что сейчас он сходу ничего не выдал, совсем не означало, что и в дальнейшем от него не будет пользы. Ему просто нужно успокоиться, всё хорошенько обдумать, а уже потом делать логические выводы. Отчасти, это вина объекта — эта база для непосвящённых особенно в первый момент может показаться обиталищем демонов, которые вырвутся при первой возможности, но на деле вероятность этого была невелика. Советник не посвящал никого в подробный план безопасности, но сам вполне был уверен в его надёжности. Если миуки и смогут вырваться наружу, им будет гораздо сложнее это сделать, чем в прошлый раз.

— Вы ведь не предлагаете нам прекратить исследования? — с осторожностью спросил Ливин.

Слово советника было, конечно, весьма значимым и доминировало над словами учёных, даже таких, как Хайес, но ему очень не хотелось потерять то небольшое расположение старика, которое у него было. В конечном счёте, его заключения не были бреднями, и то, что пока они не имеют никаких подтверждений, вообще ничего не значит. Что касалось нервного волокна, то никакие эксперименты над ним не прольют свет на то, что произошло на этой планете много лет назад.

— Конечно, нет, — усмехнулся Хайес, — к конечном итоге, наше дело всегда представляет собой риск. Подумаешь, что здесь он больше, чем это бывало раньше. Но вы-то не просто изучаете.

Он повернулся к Ливину и хитро улыбнулся.

— Я понимаю, это не моё дело, — продолжил он, всё так же легко улыбаясь, — я понимаю, что тут польза не столько для науки, и вы должны учитывать сразу несколько направлений, но самый главный урок, который я извлекаю из всей моей деятельности в области миуки, заключается в том, что они непросты. Очень и очень непросты. Непросты настолько, насколько это вообще возможно. Нельзя воспринимать их как очередную форму жизни, встреченную на просторах галактики. Это оружие, серьёзное оружие, но самое главное — оно мыслит. Да, непонятно. Да, не так, как мыслили бы мы, будь мы сами оружием, но сути это не меняет. А в своих мыслях мы всегда свободны — в какую бы подземную тюрьму нас не сажали, за какими бы замками и композитными стенами не держали. Как бы нас не изолировали, мы можем быть свободны и мыслить так, как нам надо. А потом представьте, что пойдя на небольшие жертвы, мы можем получить в руки оружие и устроить побег.

— У него нет мыслей в том смысле, в котором мы это понимаем. Это деятельный разум.

— Я это подозревал, — Хайес сделал останавливающий жест рукой, — я об этом вам и говорю. Они мыслят кардинально иначе. Поэтому нужно брать в расчёт то, что если бы вы смогли заточить под землёй человека, это ещё не значит, что у вас получится удерживать это существо. Эту субстанцию.

Он повернулся к светящейся сфере, заложив руки за спину. Она вызывала у него множество мыслей. Слишком много, чтобы они разом выстроились в единую концепцию, но эта экскурсия, организованная советником, была очень и очень полезна для дальнейшей работы. Вот только Хайес опасался, что его опасения по поводу того, что эту субстанцию здесь хотят сделать частью оружия, верны. Он не знал о большинстве событий, происходящих на сотой базе, о нескольких закрытых полигонах, на которых это оружие уже испытывается.

— Уверяю, наша система безопасности пока неприступна для него в том виде, в котором оно находится сейчас. Она многоуровневая, и один раз видоизменившись, её преодолеть невозможно. Поверьте, мы учли всё, что могло быть учтено.

— Я верю вам, — примирительно сказал Хайес, поворачиваясь к выходу, — и надеюсь, что сама операция по приобщению миуки к нашему технологическому богатству увенчается успехом.

Глава четырнадцатая Испытания на износ

Элз Чарпер был серьёзной силой. Он незримо нависал над всеми проектами, разрабатывавшимися на объекте А100. Незримость он предпочитал по причине того, что не очень любил контактировать с подчинёнными. К тому же, каждый должен быть на своём месте. Рабочей группой управлял координатор. Нескольких координаторов контролировал старший координатор, а уже Чарпер мог управлять работой координаторов. При этом, он был очень рад тому, что ему совершенно необязательно было видеть их лично. На первых этапах это было ещё и неинтересно — наработок у проектов пока не было, они ещё не приспособились к новым принципам работы, и возьмись он всем и каждому объяснять, как и что нужно, у него не хватило бы сил и терпения.

К примеру, он который уже день следил за полевыми испытаниями машины первого проекта, которые проходили из рук вон плохо. Эйфория от того, что им удалось выделить нервное волокно, прошла. Началась кропотливая работа, которая вначале шла очень удачно, но прогресс быстро сошёл на нет, стоило вывести робота на полигон. Все участники команды уже потеряли терпение, но Чарпер по-прежнему сохранял спокойствие. Отблёскивая своей лысиной, он стоял один в небольшой смотровой кабинке и следил за ходом испытаний, разговаривая по голосовой связи, и то лишь при возникновении необходимости.

Конечности робота казались тонкими даже на фоне не слишком массивного туловища. Его голова обозначалась лишь полусферой возвышавшейся над плечами, на которых находились две мощных рамы, в которые должны были быть установлены оружейные системы. Сейчас они, само собой, отсутствовали. Среда, где находилось функциональное волокно, располагалась в груди машины. Сразу под ним, чуть выше поясницы, находился генератор, через который люди сообщали управляющей среде свою волю. Несмотря на то, что среда была обученной, и прошла первичные испытания, сейчас машина действовала не настолько хорошо, как хотелось бы. Этот результат был лучше, чем вчера, но хуже, чем тогда, когда эта машина впервые вышла на полигон.

Результат не ухудшался и не улучшался — он просто был нестабилен. Но самым плохим эффектом явилось то, что механическое тело обладало слишком маленькой выносливостью для таких режимов работы. В первую очередь выходили из строя коленные суставы, следом за ними начинали сбоить плечевые. Если бы этот робот находился на стадии проектирования, во всём можно было бы обвинить избыточную массу, но машина уже не первый год находилась в эксплуатации, и этот и ему подобные недостатки уже были устранены.

— Он слишком быстро двигается, — заключил Хонкок, один из инженеров, — и слишком агрессивно. Датчики регулярно показывают жёлтую зону.