Клик.

Медленно, как во сне, вхожу в сад – место, где я провела больше всего времени с Эдвардом. И затем, цунами воспоминаний оглушает меня, как тонна кирпичей. Дыхание сбивается. Мне кажется, что я в фильме, а сцены из прошлого вихрем и сходятся, как огромный монтаж. Вижу, как я лежала на мягкой траве возле клумб, бок обок с Эдвардом, споря о незначительных вещах, таких как форма облаков в небе. Как сижу на качелях под яблоней, а Эдвард толкает меня выше и шутит, что я становлюсь тяжелее. Вспоминаю, когда я нахожу резную каменную скамью, где Эдвард подтаскивает меня к себе на колени, и мы страстно целуемся. Также не могу пропустить фонтан, яркий и блестящий, отправляя в небо струи чистой воды.

Появляется Эдвард. Он выглядит усталым, но его лицо загорается, когда он видит меня.

– Амели хорошо одела тебя, – его взгляд оценивающе скользит по моему телу. Моё платье плотно прилегает во всех правильных местах, скрывая все недостатки. Хотя оно менее откровенно по сравнению с обычной летней одеждой в Портленде, все равно чувствую себя сексуально. Я стала более женственной по сравнению с подростком – учитывая, что Эдвард смог увидеть разницу в моем лице между мной настоящей и мной подростком, я уверена, что он заметил и изменения в моем теле.

– Хотя, я хочу, чтобы этот образ был только для моих глаз.

Я должна отреагировать как-то лучше, чем молчаливо покраснеть.

– Могу вернуться и переодеться, – я улыбаюсь. – Но я не смогу надеть пальто.

Он обхватывает пальцами мое запястье, эффективно предотвращая мой побег.

– Не нужно, – его другая рука скользит по моей спине и остается там, неподвижная, как скала. Не могу двигаться, если упаду вперед, что приведет мое тело к непосредственному контакту с его грудью. – Начнем с базового вальса. Положи свою левую руку мне на плечо и дай свою правую руку.

Поскольку нет музыки, Эдвард продолжает считать своим глубоким баритонным. Чтобы привыкнуть к ритму, мы движемся по схеме танца на счет три – вправо, приставляем левую ногу рядом с правой, а затем наступаем на место правой ногой. Это должно быть просто, даже для кого-то, кто не разбирается в координации тела, но, когда Эдвард пристально смотрит на меня, так трудно сосредоточиться.

– Расслабься, дорогая, – удивляется Эдвард. – Положи руку на мое предплечье вместо того, чтобы хватать за рубашку. Разве ты хочешь её разорвать? Уверяю тебя, я не возражаю против этого.

Качая головой, я очень стараюсь изгнать из головы образ полуобнаженного Эдварда.

– Кроме того, не беспокойся, если твои шаги слишком маленькие. Обязанность джентльмена – соответствовать твоему шагу и ритму.

– Окей... Я имею в виду, конечно, – когда я нервничаю, современные фразы выскальзывают из меня. Слава Богу, мы одни.

Или нет. Уединенность означает, что он может допускать себе вольности, которые не позволяет публично.

Через несколько мгновений чувствую, как его рука на спине оказывает большее давление, притягивая меня к его телу. Не уверена, осознает он это или нет, но мой лоб находится всего лишь в нескольких дюймах от его ключицы. Его чистый, мужественный запах окружает меня, его грудь мягко поднимается и падает. Не то чтобы я, честно говоря, возражаю против близости, но с моими чувствами все еще противоречивыми и туманными, не хочу его поощрять, пока не буду абсолютно уверена, что хочу остаться.

– Вчера я ходила на школьное собрание, – говорю я, пытаясь развеять сексуальную напряженность, которая неизбежно возникла. – Встретила там Лиама.

– Лиам? Как его дела?

– Не думаю, что ему нравится преподавать там,– я все еще помню его, скрестившего руки, с вялым выражением лица, которое ясно показало, что у него не было никакого реального интереса к школе. – Почему вы согласились написать ему рекомендацию?

Эдвард делает паузу.

– Не знаю, помнишь ли ты, но когда вы основали школу, вам было трудно искать учителей.

– Просветите меня, – мой тон настолько похож на его королевский, что мы оба улыбаемся.

– Немногие женщины-преподаватели могут преподавать что-то кроме языков и этикета, а учителя-мужчины обычно считают, что это женоподобно, обучать пятилетних девочек. Для некоторых это эквивалент няни.

Некоторое время назад Генри преподавал в Принцесс-колледж, прежде чем он стал слишком занят. Было ли это искренним желанием помочь, или это было под влиянием Эллы.

– Тогда почему Лиам подал заявку?

– Он планирует поселиться в столице, когда закончит учебу, а жилье в приличных районах может быть дорогостоящим. Школа не является его первым выбором, но там хорошо платят, и он, несомненно, квалифицирован.

Вальс подходит к концу. Он кланяется, и я делаю реверанс, тяжело дыша, когда я опускаюсь и подгибаю колени. Танец – отнюдь не напряженное занятие, но в сочетании с разговором мне нужно чаще дышать.

– Хочешь передохнуть? Или станцуем еще раз?

Я вытираю струйку пота со лба.

– Как на счет, ты показываешь ходы, а я отдыхаю, пока наблюдаю за тобой?

Он подчиняется и показывает мне основные движения кадрили. Еще одно воспоминание появляется в моем сознании – когда я все еще жила с Брэдшоу, учитель танцев часто жаловался леди Брэдшоу, какой неуклюжей я была в кадриле, а моя «мама» сказала мне, что запинаясь за ноги невозможно выйти замуж.

Интересно, что подумала леди Брэдшоу, когда я вышла замуж за Эдварда.

Когда он заканчивает демонстрировать танец, Эдвард протягивает руку.

– Вы почтите меня своей руки на эту кадриль, миледи?

Я кладу свою руку в его и тепло течет через нас.

– Есть еще кое-что, что я узнала в школе, – говоря короткими словами, я рассказываю ему о леди Уиллоуби.

Он хмурится.

– Я что-то слышал об этом от моей матери. Похоже, что эти благородные семьи ожидали, что их дочери будут учиться, чтобы получить преимущество на брачном рынке, но обнаружив, что уроки схожи с тем, что преподают в мальчишеской школе-интернате, они решили уйти. Кроме того, я подозреваю, что отъезд Генри как-то связан с этим.

Слова Лиама звучат в моем сознании. «Они здесь ради Генри».

– Может быть, поможет, если ты начнешь что-нибудь преподавать в школе для девочек, – говорю я легкомысленно.– Это обязательно вернет этих девушек.

Конечно, я шучу, но он, похоже, воспринимает это всерьез.

– Я буду учить столько классов, сколько ты захочешь.

Эдвард сжимает меня. – Если ты обещаешь остаться.

Я отступаю, забывая, что это не соответствует его шагу, и в его глазах отражается тревога.

– Кэт, за тобой...

Моя задница встречает что-то холодное, тяжелое и влажное. В следующую секунду брызги воды окатывают мою голову, полностью намочив волосы. Я вошла в фонтан. Вода струится по моему лбу, бежит по щекам и скользит по моей шее, намокая прекрасное платье, которое выбрала Амели.

Эдвард фыркнул в носовой платок.

– У тебя синяк?

– Да, я вся один синяк. У меня все болит.

– Позвольте мне вызвать нашего семейного врача.

– Подожди, – я хватаю его за руку. – Я имела в виду мою гордость.

Мы смотрим, друг на друга, пока вода продолжает бежать по моему лицу. Затем ничего не могу поделать – я смеюсь.

– Это так несправедливо. Я никогда не смогу сохранить свое достоинство перед тобой. Протираю лицо и шею платком.

– К счастью для меня, сегодня солнечно. Тем не менее, я думаю, мне лучше вернуться и переодеться.

Я слежу, поскольку Эдвард больше не слушает меня. Он смотрит на меня так, как будто хочет сожрать. Бросила взгляд на себя. Вода не только пропитала мои волосы, но она пробежала по моей груди, увлажняя белый материал моего платья (о чем думала Амелия: в саду так легко испачкаться) и раскрывать мой корсет. С прямой, красноармейской точки зрения мужчины, я полагаю, мой взгляд заманчив. И учитывая то, что Эдвард чувствует ко мне, и что мы занимаемся танцами, обнимая меня.

– Хорошо, – я нервничаю. – Может быть, нам стоит заняться танцами после обеда. Твой сад слишком компактный.