Удара никто не ждал. Просто вдруг застонала обшивка, закричала автоматика, и корабль вздрогнул, точно напоровшись на невидимый штырь. Кажется, кричал и кто-то из экипажа — Андрей не прислушивался, он пытался справиться с управлением. Катер падал вниз, в углекислую атмосферу Клэр, где не выжить ни одному Робинзону, и всё-таки пилот не сдавался. Он вообще не думал ни о чём, кроме скачущих цифр на экранах, пылающего в иллюминаторах ада и перегрузках, вжимающих его тело в кресло. В ушах гремел барабанный бой, визжал воздух, струясь вдоль крохотных крыльев челнока. А в какой-то момент всё это кончилось, и Андрей, наконец, позволил себе рухнуть в небытие.

Он не знал, сколько пролежал без сознания — для него не прошло и секунды. Только в руках появилась ломота, голова болела, будто он пытался пробить ею стену, и во рту отчётливо ощущался привкус крови. Да, здорово его потрепало. Но и в таких переделках он ещё не бывал.

Пилот глубоко вздохнул, подумав, что дышать осталось недолго. Неважно, хватит ли кислорода на час или сутки — разница только в длине агонии. А как же остальные? Ханна, Рашель? Андрей понадеялся, что они не выжили. Лучше уж умереть мгновенно, чем медленно подыхать от удушья.

А ему это ещё предстоит.

Он покачал головой, тут же сжав зубы от боли — дали о себе знать перегрузки. Пришлось оставить попытки шевелиться и расслабленно замереть, чувствуя, как успокаивается вспыхнувший внутри ураган. Хотя бы несколько минут. Потом станет легче. Должно стать.

Окна кабины изрядно обгорели, едва пропуская внутрь тусклый свет — Андрей даже поразился, как удачно ему всё-таки удалось посадить челнок на пустоши Клэр и не разбить его при этом в лепёшку. Посадку он не помнил. Или это сработала автоматика? Он разлепил губы, собираясь позвать корабельный ИИ, но увидел тёмные безжизненные экраны навигационного пульта и понял, что это бесполезно. Что ж, пускай.

Вряд ли это изменит уже случившееся.

Клэр. Дурацкое имя для небесного тела, но их давно уже перестали называть именами из мифологии — никаких богов и богинь не хватило бы даже для ближайших систем. Планеты ещё успели получить красивые названия, а их спутникам уже пришлось обходиться тем, что осталось. Вот и Клэр получила имя жены астрофизика, открывшего её. Очень романтично.

Кстати о романтике — сколько там осталось воздуха? Визор шлема молчал, такой же мёртвый, как и весь остальной корабль. Хорошо хоть, экран прозрачный и можно что-то увидеть, не прибегая к электронике. Только чтобы встать и осмотреться, нужно немало сил, а их-то и не было. Две недели в невесомости не проходят бесследно, даже если тело адаптировано к такой работе с помощью генной инженерии.

Пилот снова вздохнул. Кислородная маска будто приросла к лицу, а ведь он даже не помнил, как успел надеть её. Что вообще произошло? В памяти отложился удар, свист, грохот. Случилась разгерметизация. Андрей тогда сидел в кабине — полётом управлял компьютер, но указания ему давал человек. Это его и спасло, наверное. Это и ещё привычка соблюдать все нормы безопасности даже в ситуации, когда, казалось бы, никакой угрозы нет. Именно поэтому он оказался пристёгнут и взял управление на себя, когда всё случилось.

Мышцы ныли, впрочем, после таких перегрузок это совсем неудивительно. А осмотреться хотелось. Если уж надежды нет, так стоит хотя бы увидеть перед смертью чужой мир — много ли пилотов побывало на спутниках планет Проциона? Можно даже съёмку сделать, если на корабле осталась хоть одна уцелевшая камера. Только бессмысленно это. За пропавшей экспедицией не всегда высылают поисковый отряд, а если теряется и он, то уж точно никто больше не полетит: слишком опасно, слишком дорого, слишком бесполезно. Андрей как раз и был таким поисковиком, только теперь, пожалуй, его карьера закончилась.

Он отстегнул ремни. Голова закружилась, Андрея замутило, так что пришлось вцепиться в подлокотники пилотного кресла и заставить желудок успокоиться. Наконец полегчало. Теперь надо достать резервный баллон, снять шланг маски и... Андрей посмотрел на крепление и замер, не веря своим глазам.

В гофрах шланга зияла большая дыра.

А он продолжал дышать.

Андрей осторожно ощупал прореху и для пробы глубоко вдохнул. В лёгкие послушно устремился поток воздуха. Никакого удушья. Пилот сорвал шлем, путаясь в креплениях, снова вдохнул, и на этот раз сомнений не осталось — он дышал воздухом Клэр. И жил.

С трудом Андрей приподнялся и буквально вывалился из кресла — ноги отказывались держать восемьдесят килограмм его тела. Пришлось так и замереть на ребристом полу, слушая, как стучит в ушах ток крови, и за неимением другого дела вспоминая всё, что он знал о Клэр. Впрочем, знал Андрей не так уж много. Будь рядом Рашель, она безо всякого справочника рассказала бы всё, что нужно. Оно и понятно — ординатор, живой компьютер, что с неё взять. Ханна тоже могла бы подсказать, уж о цели путешествия астрофизик должна была знать всё. Целью, правда, была не конкретно Клэр, а вся система, но поисковикам на такие вещи обычно плевать. А вот Андрей знал немного. Можно было, конечно, запустить смартбрасер и влезть в астрономический каталог, но слишком уж не хотелось шевелиться. Оставалось только вспоминать.

Клэр. Система Проциона, класс... Шум в голове не давал вспомнить звёздные классы, но вроде бы это то ли жёлтый, то ли белый субгигант. Ярче Солнца... и всё. А дальше? Ну, они вышли на орбиту вокруг Финна, газового гиганта, это-то он знал хорошо. Так, планетка немаленькая, побольше Юпитера будет, спутники... Клэр. Самый крупный спутник Финна. Размером меньше его родной планеты, а вот тяжесть даже больше, кажется. Очень высокая плотность, нетипично для спутников. Дальше — атмосфера, самое главное. Состав Андрей не помнил, но знал точно, что для дыхания она непригодна. Процион вообще не имел хоть сколько-нибудь подходящих планет, вроде бы не тот тип звезды, или что-то такое. Нет здесь жизни, и быть не может.

Только сейчас Андрей спокойно дышал воздухом одной из этих самых планет, и не спешил умирать.

Не планеты, а спутника, поправил он сам себя и мысленно усмехнулся, пытаясь шевелить ногами. Да какая кому разница, планета или спутник? Откуда здесь взялся кислород — вот что надо выяснить.

Будет смешно, если это просто автоматика сумела закрыть разгерметизированныый отсек. Впрочем, вряд ли. Даже отсюда Андрей мог видеть сквозь полуприкрытую дверь кабины хаос, царивший в центральном коридоре. А он тянулся до самого хвоста, перекрывать там нечего.

Морщась, он встал на четвереньки. Тренированное тело на этот раз не отказалось повиноваться — всё-таки для выхода из строя ему требовалось нечто большее, чем пара нагрузок в десяток g.

— Ух, — сказал Андрей, хватаясь за спинку кресла. Ноги вроде бы держали.

Каждый шаг отдавался болью во всём теле, но пилот всё же заставил себя дойти до двери и выглянуть в центральный коридор. Увиденное поразило его: у самого хвоста в стене зияла дыра, и оставалось только удивляться, как скорлупка катера не разлетелась на части ещё в верхних слоях атмосферы. Андрей чётко видел вывернутые края входного отверстия, топорщащиеся лохмотьями разорванной углеткани, и наверняка такое же имелось ещё дальше, во внешней обшивке — вон, даже виден струящийся из него слабый голубоватый свет. А с другой стороны в двери красовалась огромная неаккуратная прореха, будто снарядом из электромагнитной пушки попали. Что-то пробило космоплан насквозь, чудом не разнеся реактор.

В иных обстоятельствах — на Фрейе, к примеру — Андрей уже открывал бы бутылку. Ну или мечтал бы о ней, потому как на корабле спиртного не было. Ухитриться совершить относительно мягкую посадку с таким повреждением — это надо быть мастером высшего класса или родиться с четырёхлистным клевером в зубах, а скорее всего, и то и другое. Только сейчас он был не на Фрейе и даже не на одной из новых колоний где-нибудь в системе Гельвеции. И помощи здесь ждать неоткуда.