— Да, но сейчас на этом месте я. Противно.

— Зато заставляет нас шевелиться, — усмехнулась Си. — Я пока не знаю, что у меня выйдет, и искренне надеюсь, что обойдётся без войны. Я знаю, что такое война, пусть и понаслышке. Война нерациональна.

— Иногда без неё не обойтись, — буркнул Андрей.

— Это не наш случай. Воевать из-за желания лучшей жизни — абсолютная иррациональность, глупость, бред собачий, если выражаться человеческими словами.

Андрей поднял голову. Си улыбалась. Пожалуй, впервые он услышал от неё «человеческие слова».

— Осталось убедить в этом Архитекторов, — вздохнул он. На языке крутился вопрос, который он хотел — и должен был — задать Ре, но разум упорно сдерживал эти порывы. Сейчас не время, то и дело вспыхивало в мозгу. Эмоциональная часть Андрея хотела узнать правду прямо сейчас, узнать, действительно ли Ре имитировала плотские желания и обманывала его и в этом, или всё же нет. Си занесла ядовитые семена сомнения в подсознание пилота, и теперь те прорастали, вторгаясь в разум.

Не спеши с выводами, сказала ему тогда ординатор. Что ж, он не спешит. Время ещё будет. В конце концов, у Ре ведь нет нейрошунта.

Парадоксальная ситуация, если задуматься. Никто не хочет войны, но она вполне может начаться — просто потому, что стороны неспособны договориться, хотя цели у них совпадают. Люди с обеих сторон думают неправильно — в этом причина. В человеке слишком много иррационального, и ему приходится выдавливать это из себя, когда требуется. Значит ли это, что в такие моменты он перестаёт быть человеком?

— И каковы шансы? — наконец спросил Андрей.

— Одно из когнитивных искажений заключается в отрицании наличия этих искажений у субъекта. Я не скажу, что Архитекторы сильно подвержены ему, но учитывать такие факторы мы должны...

— Шансы, Си, — сказала Ре, глядя на пилота. Тот посмотрел на неё — в глазах девушки читался вопрос.

— Средние. Оценка очень нечёткая, назвать определённую вероятность я не могу.

— Это лучше, чем одна десятая, — проворчал Андрей.

— Одна десятая? — Си подняла брови.

— Когда мой космоплан упал на Клэр, кроме меня, выжила девушка по имени Рашель. Ординатор. Она сказала, что мои шансы умереть — девять из десяти. И покончила с собой, чтобы я воспользовался той десятой частью, которая оставалась.

— Её вероятность остаться в живых была нулевой?

— Да. Она разбила колено при падении.

— Понятно. Что же, ничего удивительного. Это рациональное решение.

— Меня уже тошнит от рациональности, — буркнул пилот. — Она слишком часто выглядит мерзко и уродливо.

— Это тоже нормально, Эндрю. Твои мозги созданы эволюцией, а она хоть и закономерна, но слепа. Нет ничего удивительного, что структура нейронных сетей в твоей голове полна ошибок.

— Но... — Андрей замолчал, потому что лежащий на тумбочке смартфон издал заливистую трель. Ре попыталась дотянуться до него, но двигалась слишком неловко и медленно, так что Си отстранила её и приняла вызов сама.

— Слушаю, — сказала она. — Разумеется. Да, он здесь. Хорошо, мы ждём.

Смартфон мягко лёг обратно.

— Сейчас к нам придёт один из Архитекторов, — никакой паузы, она просто продолжила говорить, глядя на Андрея. — Один из руководителей. Тот, кто ещё умеет думать. Он хочет поговорить с тобой и Ре. Я уйду.

— Ну уж нет, — Андрей схватил её за руку. — Ты останешься. Если кому он и поверит, то только ординатору.

Си медленно перевела взгляд на Ре. Та покачала головой.

— Хорошо. Твои доводы разумны.

— Ты можешь хоть как-то сделать из себя нормальную девку? — не выдержал пилот. — Я работал с ординаторами, они же могут вести себя естественно, пусть и без эмоций почти! Почему нельзя ответить просто «убедил»? Зачем эти идиотские правильные фразы? Зачем...

Дверь мягко отъехала в сторону, и он замолчал.

На пороге стоял Эдмунд Келлер.

— Вы можете продолжать, мистер Комаров, — Келлер выдвинул стул и плавно опустился на него. — Я понимаю ваши эмоции по отношению к Си.

— Ещё бы, — буркнул Андрей, посмотрев на Ре. Та поняла его правильно — и накинула на себя покрывало.

Андрей глубоко вздохнул. Да, он поговорит с ней позже. И будет нелегко.

— Сейчас отношение к ординаторам сгладилось, — сказал Келлер. — Вначале было куда хуже.

— Я молчу.

— Зря. Лучше разобраться в проблеме раз и навсегда, чем жить с ней годами.

— А разве вы не живёте именно так? — разозлился Андрей. — Сколько лет уже прошло с основания города? А сколько лет существуют Хирурги? Не с самого ли начала?

Келлер пожал плечами. Посмотрел на Си — та невозмутимо слушала.

— Как только начало формироваться общество, — сказала Ре. — Тогда появились первые вопросы и сомнения. Но и раковая опухоль тоже начинается с малого.

— И как вы хотите её лечить? Вырезать опухоль ко всем звёздам или всё-таки генной терапией?

— Вы, вероятно, считаете нас совершенно беспринципными людьми, но это не так, — заметил Келлер. — Впрочем, неудивительно. Со стороны оно примерно так и кажется.

— Ну ещё бы! Сколько в городе населения? Пять тысяч? Десять? И всё это — ваши подопытные. А сколько из них оказались бракованными?

— Почти никто, — Келлера нисколько не смутили эти слова. Андрей задался вопросом, а способен ли тот вообще испытывать смущение. — Около трёх процентов. Психика всех остальных не выходит за рамки нормы.

— Три процента...

— Около двухсот пятидесяти человек.

Андрей вдруг понял, что стоит и крепко сжимает кулаки. Ещё секунда, и, наверное, он напал бы. Может, ему даже удалось бы хорошенько врезать этому доктору Смерти, который так спокойно говорил об опытах на людях — эмоций в голосе Келлера было не больше, чем если бы он рассуждал о подопытных крысах.

Но в этот момент его крепко обняли сзади. Даже сквозь комбез пилот ощутил горячую кожу Ре, губы коснулись мочки уха, и он услышал:

— Ты обещал не торопиться с выводами.

— Не торопиться? — Андрей глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. — Человек не имеет права решать, чья жизнь ценнее!

— А разве моя жизнь для тебя не ценнее других? Не лги хотя бы себе, Эндрю.

— Но... — он запнулся. Если встанет выбор, кого спасти, Ре или незнакомого человека — кого он выберет? Чья жизнь ему более дорога?

Ре права, не стоит себя обманывать.

— Вы не дослушали, — сказал Келлер.

— Ладно, — Андрей заставил себя расслабиться и сесть обратно. — Я весь внимание. Но не могу обещать, что в итоге не вмажу вам.

— Я учту это, — невозмутимо парировал учёный. — Вы знаете, почему мы улетели на эту планету?

— Вы ведь мне рассказывали. Лечение ординаторов, потом — модификация...

— Нет, — прервал его учёный. — Это было целью, но не причиной. Причина лежала в известных вам этических принципах, в регрессивном консерватизме правительства Фрейи, которые только и могли, что повторять древние, как мир, слова. Человеческая жизнь — бесценна, человека нельзя рассматривать как объект для эксперимента, и так далее. Они не задумывались, что сами же попирают эти принципы, когда разрабатывают и тестируют, например, лекарство от рака.

— Но....

— Поэтому мы улетели сюда и начали работу, — спокойно продолжал Келлер, не обратив на попытку вставить слово никакого внимания. — Сначала мы просто выбрали меньшее зло. Совершили нечто аморальное, чтобы в итоге добиться благих целей. Исцелили ординаторов. Сколько лет было девушке, которая погибла ради вас, мистер Комаров? Тридцать? Тридцать пять? Срок жизни ординаторов Фрейи слишком короткий, и она это знала. Вполне возможно, что осознание этого успокаивало её в последние моменты перед смертью.

— Раньше я бы стал спорить, — сказал Андрей. — Но не сейчас.

— Раньше ты считал ординаторов калькуляторами, — Ре села рядом, запахнув покрывало, и Андрей ощутил, как по телу пробежала тёплая волна. Наверное, подумал он, это можно считать главным аргументом в пользу человечности Ре, будь она хоть трижды ординатором, с нейрошунтом или без.