— Я работаю в отделе отдельных задач, — несколько загадочно сообщил Нивлт.

— А что это за задачи?

— Задачи по отдельным мерам, — сказал он, — продемонстрировав, что овладел формулировками чешского правительства настолько, что вполне бы мог быть его пресс-секретарем. Я подумал, что он сможет объяснить мне поведение своего начальства, и спросил, почему они не захотели помочь союзникам и отправить в Македонию хотя бы госпиталь.

— Непонятно, почему такая помощь была возможна в Кувейте, когда Чехия еще не была членом Атлантического союза, и невозможна сейчас, когда она туда вступила, — сказал я.

— Кувейт не Македония, — парировал Нивлт, проявив не только знание географии, но и блестящее владение языком чешской дипломатии.

Я ничего не понял, и он взялся рассказать мне, как старому знакомому, кое-что, что должно остаться между нами.

— В Кувейте мы помогли потому, что еще не были в НАТО. В этом заключалась наша тактика.

— До меня никак не доходит, — сказал я.

Нивлт дал мне понять, что моя продолжительная жизнь за границей привела к тому, что я утратил способность рассуждать по-нашенски, по-чешски.

— Нельзя смотреть на ситуацию наивными западными глазами, ты должен воспринимать ее как чех. А еще как славянин.

— Почему как славянин? — удивился я.

Нивлт тяжело вздохнул. И на меня посыпались вопросы. Я что, совсем забыл о своих славянских корнях? Я настолько переродился, что не помню об освобождении братской армией? Или у меня уже стерлись из памяти вдохновенные строки чешских поэтов от Челаковского до большинства членов бывшего Союза писателей? Я уже пал так низко, что мне ни о чем не говорят сказки, которые мы мальчонками с замиранием сердца слушали перед сном в своих кроватках? И я и впрямь забыл героев нашего детства Чурилу Пленковича, Илью Муромца, Душана Сильного? Все эти предания, мифы и легенды, которых, естественно, не понимают западные примитивы, но которыми, по счастью, буквально вскормлены и нынешние ведущие чешские политики?

Я заметил, что с каждым последующим вопросом голос у Нивлта наполнялся тем неподдельным умилением, которое отличает только с виду суровую, а в душе нежную и кроткую славянскую натуру. В какой-то момент я испугался, что Нивлт и вправду расплачется, а после, как доподлинный славянин, будет стыдиться, что не сдержался.

Но я забыл старую истину, что трепетного славянина ни при каких обстоятельствах негоже уязвлять бесчувственными, холодными аргументами, и в неподходящий момент прервал его душевный подъем пустячным замечанием:

— Я не понимаю, почему Чехия вступила в альянс, если не желает никак помогать своим союзникам.

Реакция на мое необдуманное поведение была молниеносной. Нивлт вмиг сменил тон. Куда-то подевалось умиление. Откуда ни возьмись явился неистовый славянский темперамент. Троекратно ударил Нивлт трубкой о стол дубовый, да так, что я отлетел от телефона. И тогда он в гневе праведном и с силой богатырскою как плюнул — да по межгороду. А потом засвистел, как Соловей-разбойник. Да так, что трубка задрожала. Да вскричал так, как умеют только наши добры молодцы, к чьим ногам скучающие капиталистку в западных кабаре падают сразу после первых тактов казачка.

Это был славный крик. Державный. О братстве. О малых, маленьких, малюсеньких, малипусеньких и совершенно беззащитных славянских народах и народцах. О верности нашим братьям, братцам и братишкам. И о властном, полицейском и агрессивном Западе.

Не скрою, что я, старый перерожденец, в эту минуту восхищался его благородным негодованием.

Когда же он немного остыл, то наконец-то поведал мне тайну о состоянии дел. Чехи-де никогда не повернут оружие против своих славянских братьев, с которыми их связывает многолетняя дружба со времен Варшавского договора.

— В Кувейте мы были для того, чтобы нас взяли в альянс, чтобы стать членами НАТО, — добавил он под конец.

— И все-таки я не понимаю, почему же чехи добивались членства, — повторил я.

Нивлт, засмеявшись, сказал, что моя наивность только подтверждает глупость Запада, который тоже проморгал чешскую тактику.

— Только став членами, только изнутри мы сможем наконец развалить эту вражескую организацию.

Всем известно, что искусство, чтобы выйти в массы, нуждается в рекламе. Это поняли и в нашем большом супермаркете и решили посодействовать.

Рядом с отделом, где продают пылесосы, стиральные машины и холодильники, установили небольшую сцену. На край сцены поставили стол с книгами, а посередине — два стула, на которые усадили двоих писателей.

Ведущий, вещавший в микрофон, был опытным продавцом, он каждую неделю рекламирует товары со скидкой. Две недели назад он демонстрировал завороженной толпе покупателей овощерезку, а на столе вместо книг лежала морковь с петрушкой. На прошлой неделе он посыпал ковер пеплом и скомканными бумажками, а вслед за тем чистил его пылесосом «Панасоник».

На этот раз задача у него была несколько непривычной. Тем не менее он бойко дефилировал в своем белом халате между двумя писателями. Они сидели каждый за своей стопкой книг, уставившись в пол, как бы стыдясь, что перевели столько бумаги, которую можно было пустить на ценники во время распродаж.

— Дамы и господа! — воззвал ведущий в микрофон. — Представляю вам писателя, который пришел к нам, потому что опять написал книгу. — Ведущий произнес это тоном, каким обычно говорят о людях, которые снова начали играть в карты или пить, хотя, казалось, уже побороли этот порок. — Это путевые заметки под названием «Встречи с Сарой…»

— С Сахарой, — прошептал писатель.

— Да, «Встречи с Сахарой», — поправился ведущий. — Автор проехал всю Азию…

— Африку, — сказал тихонько автор и покраснел.

— Африку и зафиксировал свои впечатления от этого континента, где очень жарко и где, если вы соберетесь туда в отпуск, вам понадобится дорожный вентилятор, например превосходное изделие фирмы «Мулинекс» с двумя скоростями и моющимся корпусом, всего за триста сорок франков. — Ведущий воспользовался возникшим интересом покупателей и включил большой вентилятор, повернув его на писателя-путешественника. Это оказалось весьма кстати, поскольку писатель вдруг взмок, как будто все еще был в пустыне. — Теперь о книге, — энергично продолжил ведущий, — это изде… то есть качественное произведение, действительно весомый труд. В книге представлены сорок две фотографии, из них пятнадцать цветных, остальные — черно-белые.

Одна покупательница взяла книгу, взвесила ее в руках и сказала что-то мужчине, стоявшему рядом.

Писатель начал поглаживать пальцы.

— Пользуясь случаем, хочу обратить ваше внимание на новую цену фотоаппарата «Блендакс» с зумом, телеобъективом, автоматической настройкой диафрагмы, расстояния и выдержки. Всю эту неделю действует специальное предложение тысяча семьсот восемьдесят франков при обычной цене тысяча девятьсот шестьдесят. В подарок вы получите две цветные фотопленки «Агфа». По двадцать четыре кадра. Второе изде… то есть книга стоит девяносто семь франков, коленкоровый переплет, она не очень тяжелая, захватываете первой страницы и не отпускает читателя до конца, то есть до страницы сто семьдесят первой. Присутствующий здесь автор может сразу же подписать вам книгу, — сказал ведущий и улыбнулся писателю, поглаживающему уже брюки.

Один мужчина взял в руки фотоаппарат и нацелил видоискатель сначала на жену, потом на писателя.

Ведущий показал ему, как обращаться со вспышкой, и мужчина сфотографировал ряды стиральных машин, стоящих поодаль.

— А теперь разрешите представить вам нашего второго известного писателя, который написал роман «Послеполуденный сон». Это история молодой девушки, влюбленной в юношу…

— Наоборот, — сказал второй автор в очках и закашлялся.

— …история юноши, влюбленного в девушку и путешествующего с ней по Скандинавии. Вам, думаю, известно, что в тех краях очень холодно. Поэтому предлагаю вашему вниманию обогреватель на колесиках марки «Миеле». Это передвижной обогреватель с автоматическим реостатом, благодаря чему он поддерживает установленную вами температуру и экономит электричество. В книге о взрослении триста пятьдесят страниц, и вместе с автографом она стоит всего сто десять франков, обогреватель на двести двадцать вольт. В книге двенадцать иллюстраций. Книжки-раскраски для детей, которые вы здесь видите, стоят всего шестнадцать франков, акварельные краски с двумя кисточками — двадцать семь франков. Приобретая обе книги, вы получаете пятнадцатипроцентную скидку на обоих писателей, включая два автографа, раскраски есть и большего размера, к ним прилагается бесплатно коробка с шестью карандашами.