Но и это не все. Вызвав пожар зажигательными снарядами, финны тут же переходили на фугасные и осколочные, мешали гасить огонь; а на островах — и того хуже, там любое место простреливали минометы.

Противник тратил в день две, три, четыре тысячи мин и снарядов, а позже дошел и до шести тысяч. Мы не могли позволить себе такой роскоши. У нас с боезапасом было туго, да и наше положение обороняющихся заставляло думать о будущем. На то, чтобы отбить штурм, мы боеприпасов не жалели, а вот отвечать на выстрел выстрелом не могли. Каждую стрельбу старались вести точно, расчетливо. Сотня, две, от силы три сотни снарядов и мин — вот наша суточная норма.

С первых дней войны мы учитывали расход боезапаса, и штаб строго следил за этим важным для нас делом. Если мы что и получали из Таллина, то в основном для зенитных и береговых батарей. Стрелковая бригада и остальные части ничего не получали, очевидно, у флота не было армейского боезапаса. Приходилось экономить.

В ночь на 7 июля противник значительными силами атаковал наш передний край на левом фланге сухопутного фронта, в районе Согарс. И опять помог открытый вовремя заградительный огонь: его вели батареи 343-го артиллерийского полка и минометы 2-го батальона 335-го стрелкового полка бригады. Атаку успешно отбили. Противник потерял не меньше двух рот. Пленных не было, но документы, найденные на трупах, подтвердили, что против нас действует 55-й пехотный полк маннергеймовской армии.

На другой день — 8 июля — противник вновь, после сильной артиллерийской подготовки, атаковал части 8-й бригады, но уже на правом фланге, в районе Лаппвика. Опять добровольцы из финских шведов. И опять они понесли большие потери и не солоно хлебавши вернулись на исходные позиции.

После этих двух атак на КП бригады мы с полковником Симоняком обсуждали: с чем же мы имеем дело? И пришли к выводу: вот уже три раза противник провел силовую разведку на флангах перешейка, успеха не достиг, но зато выявил возможности нашей обороны. Теперь надо ждать или генерального наступления, или затишья.

По последним разведывательным данным, сообщенным нам из штаба флота, в районе Ханко сосредоточена 16-я пехотная дивизия немцев.

Опять немцы. Я спросил командира бригады и начальника штаба, все ли у нас сделано, чтобы успешно отбить наступление целой пехотной дивизии.

Николай Павлович Симоняк уверенно доложил: два кадровых стрелковых полка бригады занимают полосу обороны глубиной до трех километров; переданные бригаде 94-й и 95-й инженерно-строительные батальоны и 219-й саперный батальон сведены в стрелковый полк. Этот полк вместе с погранотрядом и 297-м отдельным танковым батальоном капитана К. А. Зыкова составляют резерв бригады.

Ну что ж, хорошо. Три полка наших против трех немецких, причем, наши полки укомплектованы полностью — в каждом по 3700 человек.

Вернувшись в город на КП, я приказал коменданту сектора береговой обороны генералу Дмитриеву составить совместно с начальником артиллерии бригады таблицу плановых огней береговых батарей, поддерживающих 8-ю бригаду.

Так мы готовились встретить новые атаки.

Но на северо-западном фланге базы возникло тревожное положение. Не только потому, что броненосцы продолжали нас обстреливать и мы не могли им противодействовать.

Тревожный сигнал пришел с Медена: как только зенитная батарея Титова открывала огонь по самолетам, ее обстреливали с Хорсена минометы.

При первом же минометном обстреле вышло из строя одно зенитное орудие, взорвался ящик с патронами, среди зенитчиков были раненые.

Нельзя было уходить с Хорсена. Это щит и для Медена, и для города и порта. Ошибку надо исправить немедленно.

Легко оставить остров, не так просто его отобрать. Финны, очевидно, расположились на нем основательно, если поставили там минометную батарею для обстрела Медена. Позади и на флангах Хорсена — ряд мелких и покрупнее островов, а за ними полуостров Падваландет, где, по докладу нашей разведки еще в первый день войны, сосредоточен целый полк с десантными средствами. Мы тогда отвергли возможность сосредоточения там полка. Но теперь, когда надо было вернуть во что бы то ни стало Хорсен, невольно вспомнилось то донесение. А что, если там есть полк, какое он окажет нам противодействие?..

Если полк противника там, тем более надо вернуть Хорсен. Захват его и двух примыкающих к нему островов был поручен сектору береговой обороны и назначен на ночь с 9 на 10 июля. Для выполнения этой боевой задачи мы решили создать десантный отряд, в основном из добровольцев, рвущихся в бой, в наступление. А таких добровольцев, таких красноармейцев и краснофлотцев, осаждающих командиров и особенно политработников просьбами послать «на настоящую передовую», становилось тем больше, чем горше были вести, доходившие до нас с других фронтов. Каждому хотелось самому пойти в бой, в рукопашную схватку с врагом.

Взвод стрелков 270-го полка, переведенный с Хорсена на Меден, героически вел себя под минометным обстрелом. Да и вся батарея Титова держалась стойко. Пока самолеты находились в зоне поражения, зенитчики, невзирая на разрыв мин, продолжали вести огонь по воздушным целям, но как только самолеты улетали, зенитная батарея ударяла по Хорсену. Так повторялось не раз.

Взвод стрелков, хорошо знающий топографию Хорсена, включили в состав формируемого десантного отряда вместе с ротой 8-го отдельного батальона железнодорожных войск и 69 добровольцами из береговых баз подводных лодок и торпедных катеров. Осталось назначить командира десанта.

Жизнь показала, что мы сделали самый правильный выбор, назначив командиром десантного отряда Бориса Митрофановича Гранина, того самого Гранина, который командовал в финскую войну лыжным батальоном моряков, зимой, в сорокаградусный мороз, по льду Финского залива проник в глубокий тыл противника и, как было сказано в маннергеймовских газетах, «вызвал переполох в столице». Гранин первый прибыл с пушками на Ханко, ставил первую батарею, дал первый учебный залп и первый боевой залп, когда началась война. Это гранинцы сбили громадную вышку на Моргонланде. Лучшей кандидатуры, чем этот хороший артиллерист и организатор, смелый, решительный командир, хотя не без доли партизанщины, я не видел. Заместителем по политической части стал его же заместитель в дивизионе батальонный комиссар Данилкин, а начальником штаба капитан Федор Георгиевич Пивоваров, скромнейший человек, храбрый и умный, как его потом называли, «мозг отряда». Добавлю к этому, что Гранин носил полученный за финскую войну орден Красного Знамени, не столь уж часто встречавшийся в те времена, что создавало ему в глазах десантников особый ореол.

Этот десант был хорошо продуман и подготовлен штабом сектора береговой обороны, его операторами, командирами.

Весь день 9 июля наши самолеты бомбили Хорсен и соседние с ним острова. Береговые батареи вели огонь по тем островам, на которых нами были обнаружены батареи противника.

Вечером мне дали прогноз погоды на 10-е. Плохой прогноз. Я предупредил генерала Дмитриева, что, если погода будет нелетной, десант отложим — по замыслу наши истребители должны поддержать десантников при высадке, а также ударить по шлюпкам и катерам противника, если он начнет перебрасывать на атакуемые острова пополнение. Это была первая в моей жизни задуманная и осуществляемая десантная вылазка, первый наступательный бой.

Прогнозы синоптиков, к нашей радости, не подтвердились. Погода — летная, в три часа утра 10 июля все пришло в движение. Под прикрытием дымовой завесы, поставленной самолетами МБР-2, катера и буксиры с десантниками с разных направлений подошли к Хорсену. Предварительно артиллерия открыла по местам предполагаемой высадки и по минометной батарее на Хорсене огонь, самолеты МБР-2 сбросили туда же бомбы. Огонь батарей и бомбежку мы прекратили только тогда, когда наши десантные суда, прикрываемые истребительной авиацией, подошли к цели.